– Прощай, папа, – сказал он, пытаясь подняться. – Прощай, мне нужно идти.

Но один вопрос вспыхнул в его мозгу и не позволил ему встать. И Кирилл снова открыл глаза, силясь разглядеть лицо отца в клубах тумана. И оно тут же появилось перед ним.

– Что случилось, отец? Ты покончил с собой или этот мост забрал тебя и перевел в другое пространство?

Он ожидал чего угодно, кроме удивленной улыбки. Отец улыбался, как давным-давно, когда Кирилл спрашивал о чем-то само собой разумеющемся, о чем и сам мог догадаться. Ему даже показалось, что он услышал голос:

– Подумай.

И он подумал: если человек исчез, никто не вправе думать, что он покончил с собой.

И в этот момент он услышал Федин крик:

– Кирилл!

В тумане трудно было понять, откуда он раздается, но Кирилл не стал рассуждать. Он просто побежал на помощь, боясь лишь того, что впечатлительная Федя может не справиться с мороком. Боясь того, что она уже давно плутает в этом синем тумане, давно зовет его, а он не слышит, давно не верит…

Но Федя с самого начала, с первого шага, ничего не видела вокруг себя. Она даже не заметила, что оказалась на мосту. Не испугалась темно-синего, как грозовая туча, тумана, который бережно нес ее, слегка искрясь и потрескивая. Глаза ее заволокли слезы, и ей снова хотелось идти только вперед. Однако что-то заставило ее остановиться посередине моста, и тут она подумала, что, возможно, зашла слишком далеко и в прямом и в переносном смысле. Но возвращаться домой пока не хотелось.

Она подошла к ограде и посмотрела вниз. Сначала ничего не было видно, но потом облако прямо под ней рассеялось, и Федя увидела воду. Нева сонно тащилась своей дорогой. Однако какое-то синеватое свечение под мостом привлекло Федино внимание, будто там, на дне, горел уличный фонарь. Федя вспомнила, что где-то в этом месте следовало загадывать желание и бросать вниз монетку. Наверное, этот свет был сигналом, что пора объявить о своей мечте, а у Феди она была. Она порылась в карманах, но денег не нашла, а кошелька при ней не было. Федя вздохнула разочарованно – проворонила свое счастье. Она взглянула на небо. Там бледнело пятно луны, словно размытая акварель. Это вовсе не фонарь, а луна так причудливо отражалась в Неве и не сулила никакого исполнения желаний. Федя горестно усмехнулась и пошла дальше по мосту, как она думала, к улице Академика Лебедева.

Туман все еще висел над миром, и видно было плохо. Однако она слышала какие-то голоса – то веселые, то тревожные. Ей было все равно. Люди живут своей жизнью, какое ей до них дело. Вдруг туман резко рассеялся, Федя, как и ожидала, оказалась по ту сторону Невы.

Группа подвыпивших подростков в спортивных штанах и куртках с капюшонами, нахлобученными по самые брови, шумно веселились прямо на проезжей части, не давая кому-то перейти дорогу.

– Гопники, – машинально пробурчала Федя.

Они ей не нравились. И хотя бабушка говорила, что каждый имеет право быть таким, каким хочет, и хиппи, и гопником, и готом, Федя испытывала к ним что-то вроде брезгливости. Однако она старалась этого не показывать. Да и мало ли как люди развлекаются, если им делать нечего.

Но вдруг в бессвязных выкриках она различила до боли знакомые слова и резко остановилась, глядя на компанию во все глаза.

Кто-то вдруг развернул над головой плакат, на котором были накорябаны красным маркером слова: «Это мой город». И эту же фразу сейчас кричали его товарищи. Они скандировали, как обычно орут болельщики на стадионе, что-то вроде «Зенит – чемпион!» или «Оле́-оле́!».

– Это мой город! Это наш раёк! – орали они пьяными голосами и плотнее окружали кого-то.

Федя остановилась. У нее засосало под ложечкой и стало мутить. Фраза, которую она бережно носила внутри себя, сейчас показалась ей вульгарной, вычурной, неискренней. Федя, замерев, смотрела на орущих подростков. Вдруг она заметила, что внутри толпы что-то происходит, какая-то возня.

– Помогите! – послышалось сквозь пьяные вопли.

Голос был женский, с легким восточным акцентом, как у Динары – продавщицы небольшого магазинчика на Радищева, где Федя покупала шоколадки по дороге из гимназии домой.

Один из парней размахнулся ногой, но потерял равновесие и, оттолкнув приятеля, чуть не свалился на асфальт. И тогда Федя увидела человеческую фигуру в чем-то темном и длинном, склонившуюся над другой, лежащей посреди перекрестка.

– Что вы делаете?! – неожиданно для себя заорала Федя.

Подростки посмотрели в ее сторону.

– Еман, чикса, – нагло улыбаясь, гнусаво произнес один из них. – Канай сюда, чикса.

– Немедленно прекратите! – проговорила она по инерции, но менее уверенно.

– Чикса-а… – протянул другой. – А чо?

Федя нерешительно сделала шаг назад.

– Вы чо, олени! – гаркнул третий. – Она ж врубается за того шканца.

– Ёпт! – ухмыльнулся первый. – Щемить соску!

Вся компания теперь уставилась на нее. В их лицах Федя не увидела ни бешенства, ни одержимости, только тупая скука и пустота, как у шакалов, нервно бегающих по грязной тесной клетке в Ленинградском зоопарке. И это было по-настоящему страшно. Федя обернулась в сторону моста, но его не было видно. Его плотно укрывал туман.

– Ща, в натуре, тобой поляну накрою, слышь, телка! – раздалось за Фединой спиной.

Она снова повернулась к парням; они медленно приближались. Федя отступила на шаг и бросилась бежать в туман. Туда, где предполагался мост. За спиной она услышала топот.

– Кирилл! – неожиданно для себя крикнула Федя, но звук утонул в тумане.

Она бежала, а со всех сторон ее окружали голоса гопников:

– Стапэ́, пацанчики! Вона телка!

– Та не.

– Столб, блин!

Через некоторое время Федя почувствовала, что ей трудно дышать. Бежать больше она не могла. Звать на помощь боялась. Она остановилась в нерешительности. Сердце колотилось, и ей казалось, что его оглушительный стук может привлечь гопников. Сжав руки в замо́к, как для молитвы, она стояла не шевелясь. Туман плотно окружил ее. Голоса удалялись и постепенно стихли.

Выждав некоторое время, Федя осторожно пошла вперед по мосту. «Только бы на Литейный!» – молила она. Она все шла и шла в тумане, и ей казалось, что мост давно уже должен был бы закончиться, в каком бы направлении она ни двигалась. Иногда она замирала на мгновение, прислушивалась, но вокруг была глухая тишина. И синий туман. Мир исчез, растворился, выбросив Федю неизвестно куда – за ненадобностью. Ее колотил озноб, и она боялась, да и не могла, ни о чем думать, кроме того, как ей вернуться теперь домой. Она уже была готова рассказать все бабушке. Особенно про гопников с плакатом. Может быть, ее даже как-нибудь накажут за обман. Будут сердиться, ругать. И пусть. Только бы сейчас оказаться дома.

Пройдя еще минут десять, как ей казалось, она резко остановилась, дрожащей рукой с трудом нашла в кармане куртки мобильный телефон и хотела набрать номер Кирилла, но обнаружила, что мобильник разрядился. Она пыталась его включить – это было бесполезно: аккумулятор сел и признаков жизни не подавал.

– Нет! За что? – прошептала Федя и повторила чуть громче: – Нет!

Ей показалось, что она крикнула, – так прозвучало это короткое слово. И Федя, не понимая, что происходит, сначала заметалась на месте, а потом бросилась бежать со всех ног.

Почти мгновенно туман рассеялся, и Федя снова оказалась на улице Академика Лебедева. Гопников нигде не было. Но прямо на проезжей части, посередине пешеходного перехода, лежал парень, а над ним склонилась женщина.

Федя нерешительно подошла.

– Это они его? – спросила она тихонько. – Гопники?

Женщина кивнула. И Федя присела на корточки рядом.

– Надо «Скорую» вызвать. Чёрт! У меня телефон сел.

– Не волнуйся, девочка. – Женщина наконец взглянула на Федю.

Говорила она с акцентом, и лицо ее было восточным или кавказским. Федя не очень разбиралась в этих национальных тонкостях.

– Я уже позвонила. Сейчас приедут, сказали.