Закончив с холодильником, Людвиговна возвращается в комнату, отовсюду смахивает невидимую пыль полотенцем, поправляет засунутую меж стёкол фотографию (любительская, незадолго до беды Игорь ребят на школьном дворе снимал). Николка – новоиспечённый второклассник; смешной, белобрысый, улыбчивый, в круглых очочках с залепленным лейкопластырем левым глазом: косил немного, исправляли, упражнения делали. Станислава Людвиговна следила строго, чтоб не забывал.
А какой был умненький мальчик! Учился на одни пятёрки и в музыкальной школе успехи делал… Только с физкультурой не очень ладил. Так и вышло: ребята стайкой дорогу перед машиной перебежали, а Николка за ними, да поотстал. И – под колёса. В одночасье всё рухнуло.
Игорь с той поры гитару в руки и не брал. Фортепьяно, для Николки купленное, продали сразу. Деньги, нужны были деньги на лекарства, на капельницы, на то, на другое. И Станиславе Людвиговне с работы пришлось уйти: сиделок в больницах нет, кому у мальчика дежурить. Хорошо, хоть время уже к пенсии подходило, без куска не осталась.
Теперь Николай взрослый совсем. Даже на работу его недавно устраивали, в кафе, мойщиком посуды. Общество инвалидов посодействовало. Николка в целом молодец, хорошо наловчился посуду мыть. Теперь Людвиговна горя не знает: он и дома на кухне тарелки моет. Да только надолго Николай на той работе не задержался: задумывается он иногда. Задумался, забыл про всё, ушёл с рабочего места, бросив порученное, да и прогулял до вечера неизвестно где. Первый раз простили, а на второй – уволили. Кому такой работник нужен?
…Так, надо ещё тесто поставить: положено пирогами гостей встречать. Игорь пироги ох любит! Дома-то у него не особо пекут. Молодые – занятые, всё-то им некогда. А Станислава Людвиговна печёт и Николушку балует. С рыбой да с картошкой нынче будут. Сосед рыбачил, спасибо – поделился. «Хариузы» – так здесь хариусов называют. Жаренные, они ещё вкуснее, но жареное Николке вредно. Главное, не забыть: как пироги подоспеют, и соседа оделить – Николку к нему с гостинцем послать.
– Пух, а Пух! Пойдём, старичок мой, на кухню, Людвиговна и тебе рыбки даст. Хм, хариузы…
Глава вторая
Восточный экспресс
Простуженные гудки электровозов. Пар изо рта. Вот оно, уральское лето, – плюс четыре. Это в июле месяце! В воздухе – мутная липкая морось, хоть руками разгребай. Невольно стукнув зубами, Герка передёрнулся, задрал воротник сырой куртки.
Из гулкого подземного перехода они поднялись на железнодорожный перрон: Герман – с рюкзаком за спиной, мелкий – с большой бутылкой минералки, прижатой к животу, родители – с пакетами, в которые мама натолкала для старшего сына разной снеди как минимум на неделю.
Он поедет поездом. Далеко-далеко. Плацкартный вагон, восточный экспресс, сорок часов на колёсах, две ночи и длинный-длинный день.
«Знай себе спи да книжку читай, – говорит папа и мечтательно улыбается. – Слушай стук колёс, смотри, как мелькает за окном летучая земля, грызи яблоки и в ус не дуй!»
Папа бы и не дул, а вот Герка… Он ёрзает под лямками рюкзака, чувствуя, как наваливается необъяснимая тоска – как всегда перед дальней дорогой. К тому же в этот раз он едет совсем один. Верно, оттого так щемит в груди и противно дрожит подбородок. Нет, подбородок – это от холода. Конечно, от холода! Вон и мелкий озяб – губы синие.
На вечерней, тускло освещённой платформе пустынно. У опущенных лесенок-подножек зябнут проводники. Постукивают по бёдрам рукоятками сигнальных флажков, кутаются в накинутые на плечи серые форменки.
– Моросит и моросит… – вздыхает папа, свободной рукой накидывая на торопливо шагающего рядом мелкого капюшон. – А на Алтае теплынь. Гер, хоть ты погреешься.
– Миссия – согреться… – тускло шутит Герман в ответ.
Перед глазами встаёт карта средних температур Евразии (последние две недели он тоскливо пялился на неё в интернете ежедневно). «От тайги до британских морей» она сплошь окрашена красным, обозначающим несусветную, небывалую жару. Камчатка плавится, в Иркутске стабильно больше плюс тридцати пяти, в Москве по случаю аномально жаркой погоды устроены для населения пункты раздачи бесплатной питьевой воды. И только вокруг Екатеринбурга зияет синяя дыра! Круглая, похожая на озябшую задницу, размером с лесной орех…
Мировой полюс холода переместился из якутского Оймякона на Урал. Насчёт причин этой внезапной климатической аномалии у Герки есть собственная версия: «Зоны высокого и низкого давления, движение атмосферных фронтов и прочая метеорологическая мутотень ни при чём. Просто кое-кто уехал из здешних мест. Упс-с!..»
Кроме шуток, невозможная, запредельная холодрыга обрушилась на город сразу после того, как Геркины друзья разъехались. Шмель – до самого конца летних каникул, а Лиза… Лиза насовсем.
Теперь вот и Герман отправляется куда подальше из этого слякотного, загазованного, по-стимпанковски пасмурного мегаполиса, которую неделю накрытого смогом.
Длинный сырой перрон почти безлюден, только у первого с конца вагона столпотворение. В расплывающемся пятне фонаря гудит, колышется взбудораженная толпа старшеклассников. Шум, гам, взвинченный хохот, лай ошалевшей от суматохи лохматой псины, чмоканье в обе щеки́, разноголосые рингтоны мобильников.
Подростки переминаются с ноги на ногу, тянут шеи, размахивают свидетельствами о рождении, паспортами и свёрнутыми в рулон туристскими ковриками. Выкрикиваются фамилии, передаются через головы рюкзаки, кто-то протискивается вперёд, у кого-то, кажется, нет нужных документов. Пока взмыленные взрослые громко спорят и требуют начальника поезда, народ обнимается, приплясывает, трещит по телефону. Кто-то уже фотографирует всю эту кутерьму, выставив перед собой планшет…
– Вот тебе и попутчики, – радуется папа, не замечая, как притих и помрачнел Герка: лихорадка чужих проводов заставляет его острее чувствовать свою отдельность. – Поди, всю ночь песни петь будут. Мы в поездах всегда под гитару песни до утра горланили…
– Какие песни? – иронически фыркает мама. – Дорогой, ты отстал от жизни! У них и гитары-то нет, наверное. Каждый себе наушники в уши вставит – вот и все песни.
Герка, нащупав в кармане штанов спутанные в ком проводки микронаушников, иронически ухмыляется.
– Да? А жаль… – растерянно бормочет папа. – Кстати, Игорь наш в студенческие времена отлично на гитаре играл. У них даже своя вокально-инструментальная группа была, на вечеринках да на свадьбах играли. Неплохо подрабатывали, между прочим!
Дядя Игорь, папин дальний родственник, ждёт Герку там, на Алтае. Это он согласился принять троюродного племянника у себя на даче, в дальней деревне, после того как… Короче, после той дурацкой истории с эко-лагерем, из которого Герка сбежал в конце июня.
– Он звонил, Игорь-то? – озабоченно уточняет мама.
– Звонил, – кивает отец. – У поезда встретит, на место доставит. Так что автобусную станцию, как сначала думали, парню искать не придётся. С ветерком, Герка, на машине прокатишься.
– С одной стороны, слава богу. А с другой – как-то неудобно, в этакую даль…
– Всё равно периодически туда к матери наведывается, заодно и Германа отвезёт, – успокаивает папа маму, всё громче шмыгающую носом и комкающую в руках носовой платок. – Сама же волновалась, что в эту глухомань автобус раз в сутки ходит. Не дай бог, опоздает поезд – впрямь придётся парню до следующего утра на вокзале торчать. А так всё улажено. Ну что, Гер, пора?
Герка вздрагивает: из-под железнодорожного состава резко, с оглушительным шипением выходит воздух.
Глава третья
Дом с видом на счастье
Обняв своих на прощание, Герка протиснулся внутрь. В вагоне было темно и душно. Народ, едущий издалека, давно сопел в обёрнутые казёнными наволочками комковатые плоские подушки.
