Кира выключила телевизор. Последнее время её всё раздражало. Все её начинания упирались в невидимую стену. Было чувство, что любые журналистские расследования, которые она вела, кто-то тайно саботировал. В пору поверить в теорию заговора. Может быть, кто-то и курировал её, кто знает? Она же дочь богатого предпринимателя, хотя считающаяся себя самостоятельной… Трёхкомнатную квартиру, по которой в одних трусиках и майке она сейчас нервно расхаживала, конечно, купил папа. Как и фиат, который стоял на платной стоянки… Но разве это в счет? Нет. Папа способен тайно вмешиваться в её дела, он такой, любит всех оберегать. Выяснить бы это, но пока возможности не предвидится: она уже пять лет не общалась с ним. Однажды был скандал из-за исканий веры, папа её сильно оскорбил. Извинений Кира никогда и ни от кого не принимала.

Обломы сыпались и сыпались. На конференции ей не дали и рта открыть. К Путину она не прорвалась. С сатанистами молчок… Кстати:

– Алло, Гарик, – приложила она к уху смартфон. -Ты когда мне организуешь встречу с пастырем?… Что?… Что означает, сейчас нельзя? Ты обещал… Угу… Да… Нет, я могу больше ждать… Слушай, Гарик, я знаю, куда ты клонишь. Ты чего хочешь от меня? Хочешь сделку?.. Да… Нет, не шучу… Чего?… Какой любви? Говори, напрямую, секса… Слушай, Гарик, я не хочу терять девственность сейчас и с тобой. Тебя устроит альтернативные дырки? Как какие? Включайся! Рот или попа… Что когда? А, нет не сегодня. Сначала ты меня сведешь с пастырем, затем я участвую в черной мессе, только потом у нас будут танцы… Как какие? Гарик, ты там что абдолбанный?… Ух-ты, пух-ты, «истинный сатанист не травит себя спиртным и наркотиками». Ну-ну… Ну, так договорились? Лады… Что-что? Какая разница в чем я сейчас? Ну, в розовых трусиках… Нет, без лифчика… Гарик, слушай, времени говорить сейчас нет. Я тебе завтра позвоню…

Чёртов онанист, зло швырнула смартфон в сумочку и стала одеваться. Сейчас одиннадцать вечера, самое время погонять по ночной Москве на фиате.

В подъезде стояла жуткая вонь. Кира стояла на лестничной клетки возле двери своей квартиры и искала ключи, чтобы запереть. Вышла соседка. Кажется, тётя Фаина, толстая, необъятная бабка.

– Опять насрали. Погляди, сучка, – ткнула она в спину Киры. – Погляди-погляди, какую кучу навалили.

– А я тут причем? Не я же насрала…

– А кто тебя знает, одета как шлюха. Не ты, так твои дружки…

– Послушайте, тётя Фаина или как вас там, – обернулась Кира. – Если я вас кое о чём попрошу, сделаете?

– О чём это? – насторожилась бабка

– Я вас попрошу пойти на хуй, да так быстро, как из пизды на лыжах с ветерком…

– У сучка! – закричала тётя Фаина и замахала кулаком. – Я на тебя управу-то найду… Поглядим, кто с ветерком-то…

И стала спускаться по лестнице. Кира смотрела на ее несуразную, мясистую спину, и ей так захотелось, чтобы сейчас та споткнулась… Та действительно – на превеликое удивление девушки – споткнулась и кубарем полетела по ступенькам. Громкий крик сковал эхом весь подъезд. Кира поглядела вниз. Как странно – руки бабки были согнуты в локтях в противоположную сторону. Бабка орала от боли, распластавшись на площадке между лестницами. Кира провернула ключ в замки, сунула его обратно в сумку и побежала вниз.

– Дочка, помоги, вызови скорую… – взмолилась тётя Фаина, когда девушка пробегала мимо. – У тебя есть хоть капелька сострадания? – крикнула она вдогонку, когда поняла, девушка не остановиться.

– Сострадание штука адресная! – кинула не останавливаясь Кира.

Кира села в автомобиль и задумалась о этой несчастной бабуле, которая сейчас лежит с переломанными локтями… Опять это чувство… Вот уже третий раз. Девушка ощутила, как сводит мышцы бёдер. Теперь она четко различила, что оно такое. Это возбуждение. К чёрту! – выругалась она. Не хватало мне этого, меня возбуждает боль других. Дьявол! Нет, она не станет мастурбировать. Не дождетесь, сказала она кому-то невидимому через лобовое стекло, разглядывая, как у ночного фонаря бьются мотыльки. Кира достала из бардачка пачку сигарет. Закурила. Вроде отпустило…

Надо же, уже расслаблено глядела она на тлеющий пепел, как получилось так, что она грохнулась именно тогда, когда я этого сильно хотела?..

У входа в храм… вернее в соседнюю залу… (Белое братство, адептом которого являлся Гарик, устроило свой храм в центре Москвы, купили несколько квартир в одном из высотных домов в Люблино, объединили их, снесли несколько стен. Центральную большую залу, сделали чем-то наподобие кувуклии, святая святых)… у входа по сторонам дверей стояли на кубических гипсовых постаментах две серебряные чаши. К левой подходили мужчины, к правой женщины. В левой была какая-то белесая жидкость, в правой темная. Кира с самого начала была удивлена. Она не так представляла черную мессу. Как только они с Гариком пришли, их молча развели какие-то люди в масках. В комнате, куда привели Киру, были только женщины. Они раздевались до нога и облачали белые балахоны с капюшонами; затем покрыв голову возвращались к храмовым вратам. Мужчины, также облаченные в белое, подходили к чаше, накрывали ее подолом и какое-то время стояли так, судорожно вздрагивая и тяжело дыша. Они становились спиной к женщинам, и приходилось только догадываться, что они делают над чашей под балахонам. Кира отошла в сторонку, чтобы понаблюдать за действом. Вот подошел Гарик к сосуду. Повернулся ко всем спиной. Задрал подол и накрыл серебряную ёмкость вместе с кубом. Пыхтел, кряхтел…. Отошел. Кира заметила, по стенке фиала стекает белая струйка. Стало понятно, чем наполняют мужчины… После оргазма Гарика пропустили в храм… Потом Гарик рассказывал смысл этого ритуала – врата храма символ вагины, они имеют две створки, как половые губы. То что мужчина эякулирует до врат – символизирует прерванный половой акт, истоками восходящий к святому Онану, первому сатанинскому праведнику, возжелавшему противится воли бога. И еще, после оргазма мужчина входит в храм как бы освобождаясь от оков страсти, он входит очищенным. Чашу, как потом видела Кира храмовники относят пастырю для ритуальных действий.

Женщины же подходили к другому сосуду, возле него лежал нож. Они надрезали кожу кто-где: либо на запястьях, либо резали пальцы… Одна женщина порезала грудь. Гарик потом объяснил, она так показала свою глубокую преданность сатане. Кровь капала в чашу. Женская кровь, как символ менструации, которую христиане считают грязью, а сатанисты святым знамением жизни, комментировал Гарик. Собранную кровь храмовники также отнести к пастырю.

Внутри кувуклии Киру ждало еще одно удивление. Овальное помещение было похоже на православный храм. Стены были увешены иконами. Это шло в разрез со всем тем, что она читала о этой религии. Но приглядевшись, она поняла на иконах сами адепты, в том числе и она сама, Кира. Каждый был изображен с нимбом вокруг чела. В сатанизме самый великий святой это ты сам, здесь почитают себя как бога, и свой день рождения считают самым великим праздником.

В центре кувуклии на полу была расчерчен знак Бафомеда, по концам пентаграммы горели свечи. Свечи горели и у икон, и у стен. Две огромной свечи стояли позади пастыря: белая и черная. Света было много, как и копоти. У дальней стены стояли девушки и пели гимны (Гарик сказал, эти гимны написал, или перевел с древней аравийского сам ЛаВей). Пение, если не в вслушиваться в содержание очень напоминало православное. В гимнах восхваляли сатану, египетскую шлюху, Ирода…

Кира, которая читала о сатанизме очень много, ожидала, черная месса начнется тем, что на полу в позе звезды будет лежать нагая женщина, у которой месячные; в руках будет держать две черных свечи; что священник будет мастурбировать ей распятием; а когда она кончит, её убьют ритуальным кинжалом. Ничего подобного не происходило. Всё было похоже на встречу группы психологов, практикующих либо гештальт-подход, либо психодраму. Храмовники принесли всем пуфики, и братство уселось прямо на полу в круг. Лица у всех скрывали капюшоны. Среди сатанистов много известных людей, актеров, политиков… Кире сначала показалось нелогичных, что на стенах их «иконы», а сами они прячут лица. Но потом поняла, эти люди боялись скрытой фото– или видеосъемки, а картинки на стенах ничего не доказывают.