Когда текст инструкции был составлен, то, по словам Павла Поповича, разгорелся спор об ее объеме. Королев, Келдыш, Бушуев, Воскресенский настаивали на резком сокращении объема, мотивируя это тем, что в полете читать большие тексты некогда. Каманин, Яздовский, Галлай утверждали, что главное назначение инструкции – изучение ее на земле, в космосе она нужна лишь для того, чтобы проверить себя, ощутить уверенность в своих возможностях… [5].

Судя по всему, этот документ просматривался многими и подвергался правке неоднократно. Один из окончательных вариантов фрагмента текста, приведенный выше, был описан в дневниках Каманина.

В итоге был найден компромисс: на борту «под рукой» всегда находились короткие карточки-шпаргалки с выписками из текста инструкции. Так был использован опыт работы авиаторов.

19 марта разбирали с космонавтами возможность посадки на территории СССР на различных витках полета. Пришли к общему заключению, что самые лучшие условия посадки на первом, втором и шестнадцатом витках полета, можно садиться на 4-, 5-, 6- и 7-м витках. На всех наиболее благоприятных витках посадки наметили районы приземления и точки включения ТДУ (тормозной двигательной установки). Все это было нанесено на карту, которую космонавты тщательно изучили. Карта будет находиться на борту корабля. В проведенных работах большую помощь оказал К. П. Феоктистов [11].

Интересное дополнение появилось совсем недавно, во втором издании мемуаров Рефата Фазыловича Аппазова, в то время отвечавшего за баллистическое обеспечение космических полетов [13].

«…Я в очередной раз был вызван к Королеву. Такие вызовы происходили довольно регулярно, так как Сергей Павлович любил не только лично контролировать состояние дел и выполнение своих поручений, но и старался вникать в тонкости специальных вопросов. Встречи обычно проходили в его кабинете или в условиях полигона в его домике, где он мог заводить беседы по очень многим интересующим его вопросам, причем не всегда по проблемам, касающимся ракетно-космической техники. На этот раз разговор был коротким и предельно ясным. Королев сказал, чтобы я подготовился к встрече с будущими космонавтами для беседы о баллистических особенностях предстоящего полета. «Собери самое важное и нужное для них и ответь на все их вопросы, – сказал он и добавил: – Но ты не должен ничего спрашивать о них – ни фамилии, ни должности. И никто не должен знать о вашей встрече, даже твои руководители и ближайшие помощники. Запомни это хорошо!» Зачем нужна была такая секретность, я не понял тогда и, откровенно говоря, не понимаю и сейчас. Видимо, сохранение тайны приписывалось какими-то строгими инструкциями вездесущего КГБ, без чего его сотрудники могли остаться без работы. (Книга написана Р. Ф. Аппазовым уже в те времена, когда он откровенно мог говорить о своем неприязненном отношении к КГБ. – В. К. При моем глубоком уважении к автору мне кажется, он неправильно интерпретировал этот «заговорщицкий» тон С. П. Королева, с помощью которого тот достигал особой доверительности подобных встреч, создавая атмосферу некой приобщенности к тайне, не известной никому, кроме участников этого события.)

…И вот обещанная встреча состоялась. Передо мной оказались два очень симпатичных молодых человека, один из которых назвался Юрием, а другой – Германом. Юрий был очень улыбчив, с первых же слов располагал к себе, чуть смущался, когда что-то спрашивал. Герман с виду больше походил на молодого ученого, чем на летчика-истребителя. Вдумчивый и сосредоточенный, он производил впечатление интеллигентного, хорошо образованного молодого человека. Имея большой опыт общения со студентами, я с первых же фраз понял, что эти молодые люди хорошо подкованы и понимают меня буквально с полуслова.

Вспоминаю, что в нашей беседе, которая длилась часа полтора или два, особое внимание было обращено на средства спасения при аварии на активном участке траектории, т. е. при выведении на орбиту, а таких средств, можно сказать, не было. Детально рассмотрели вопрос об ориентации корабля на орбите при выдаче тормозного импульса и контроля его величины. Дело в том, что в те годы единственно надежным способом ориентации на орбите была ориентация на Солнце. Время старта выбиралось с тем условием, чтобы при ориентации корабля на Солнце место и время выдачи тормозного импульса как можно ближе соответствовали бы условиям оптимальности дальнейшей траектории, приводящей корабль к намеченному району посадки.

Гагарина и Титова интересовали также точностные характеристики выведения на орбиту и последствия, которые могут быть вызваны ошибками выведения. Говорили мы и о районах приземления, которые при несовершенстве систем управления, применявшихся при спуске, оказывались довольно обширными. Касались мы и перегрузок, ожидаемых на участке спуска при прохождении плотных слоев атмосферы.

Во время нашей встречи и Гагарин, и Титов вели себя очень скромно и оставили впечатление вдумчивых, серьезных ребят, технически хорошо подготовленных и весьма целеустремленных. Я был горд и польщен доверием Королева, но, как и обещал, никому об этой встрече с будущими космонавтами не рассказывал даже после их полета. Чуть позже, когда Герман Титов совершил свой суточный полет и написал об этом книгу, он сам лично вручил ее мне с дарственной надписью и напомнил о нашей беседе».

Из контекста воспоминаний ясно, что эта беседа состоялась еще до отлета на космодром для подготовки к полету. Вот почему, в частности, у Феоктистова сложилось впечатление, что «Гагарин все знает отлично, все помнит» и понимает, что инструктаж в таких ответственных обстоятельствах необходим.

Во второй половине дня 19 марта с шестеркой космонавтов провели занятие по плану переговоров с Землей. Здесь тоже были свои особенности. С момента посадки в корабль до выхода на орбиту (710-я секунда полета) связь будет вестись в УКВ-диапазоне (в основном – в КВ-, на УКВ-диапазонах – только при пролете над территорией СССР). В случае отсутствия приема космонавт и Земля не прекращают работу на передачу и ведут ее в течение всего полета. Все шестеро единогласно высказались за то, чтобы в случае отказа УКВ-связи перед стартом и отличной работы всей другой аппаратуры полет не откладывать [11].

В тот же день Н. П. Каманин просматривал план съемок космонавтов, подготовленный М. Л. Галлаем. Каманин убрал из этого плана все, что не имело прямого отношения к самим космонавтам, сократив до минимума съемки их окружения.

Всех всегда интересовало, кто из журналистов первым оказался на космодроме перед реальным пуском. В этот раз, 19 марта, под вечер, на полигоне с Н. П. Каманиным столкнулась журналистка Т. Кутузова из «Комсомольской правды», потом она публиковала свои репортажи и под фамилией Ольга Апенченко. В своих дневниках Каманин написал, что она именно в этот день приехала на полигон. Но, как оказалось, она прилетела туда еще 15 марта самолетом, на котором были доставлены два антропометрических манекена, один из которых должен был отправиться в полет в ближайшем пуске [14]. Кутузовой все-таки не удалось задержаться до старта корабля с собачкой, которую мы все знаем под именем Звездочка. Хотя поначалу благодаря содействию лично министра культуры Екатерины Фурцевой Кутузова на космодром попала. Но Н. П. Каманин сделал все, чтобы ее отправили с полигона еще до начала этого события. В своих дневниках он пишет, что выдворение ее произошло не без влияния представителя КГБ подполковника М. С. Титова. Случилось это по официально переданному указанию из Москвы, подписанному К. С. Москаленко (командующий РВСН) и Е. Фурцевой (министра культуры СССР). О получении такого указания Каманина уведомил генерал-лейтенант Николай Николаевич Юрышев вечером 22 марта. Сам Юрышев представлял Главное управление ракетного вооружения. Но совершенно понятно, что генерал Юрышев уведомил Каманина об этом не случайно, а, как говорят, умышленно [11].

Это был первый визит космонавтов на полигон, событие знаковое в их подготовке к полету. Здесь они впервые увидели, как готовят ракету к старту, как взаимодействуют различные службы сложного хозяйства, обеспечивающего полет «изделия» при доставке полезного груза к цели. Здесь же с ними были проведены ознакомительные занятия, которые вели главные конструкторы систем.