Предки Анжелы по разным линиям совершили немало достойнейших подвигов. Один великий праведник, имя которого не сохранилось, носил тяжелые, трехпудовые вериги на каждой ноге. Одна из Анжелиных пра-пра-пра-бабок прожила всю жизнь в колодце с водой, куда монахини Ийского монастыря с благоговением носили ей еду - жесткий, черный и полностью заплесневевший хлеб. Героическая схимница размачивала его в воде и ела. Другой предок спал в каменном гробу, абсолютно голым, на постели из живых ежей, которыми он и укрывался, и ни за что не соглашался заменить их на мертвых. Шевелящиеся ежи смиряли его непокорную плоть. Чтоб не уползали, животным надели специальные ошейники, которые пристегивались к железным кольцам, вцементированным в каменный гроб изнутри. Праведник кормил ежей лучшими кусками той еды, которую ему приносили коленопреклоненные иноки. Это были высушенные на солнце и изъеденные ветрами свиные кости. Ежи часто умирали, и иноками приходилось отлавливать новых. Рассказывают, что когда в окрестных лесах перевелись все ежи, великий схимник умер, не найдя иного способа обуздать свою неукротимую плоть.
Отец Анжелы, иеромонах-схимник Троицкой лавры встретился с ее будущей матерью, игуменьей Комсомольского-на-Амуре женского монастыря во время крестного хода. Он шел с иконой, а девушка несла хоругвь, и ее хрупкая, но чрезвычайно стойкая фигура покорила суровое сердце иеромонаха. Таким образом монашество было уготовано Анжеле, можно сказать, уже в чреве ее матери. Девушка и не представляла для себя иной карьеры, хотя в школе прилежно занималась чистописанием, была отличницей по биологии, алгебре и началам анализа, имела пятерку по физкультуре и даже ходила в балетный кружок. Окончив школу с золотой медалью, Анжела поступила в монастырь. Вначале она стала послушницей, а затем - монахиней, для чего ее немного подстригли и дали новое имя - Мария. Но волосы быстро отросли. Они были у Марии мягкие, длинные, до колен, черные и очень густые, - одним словом, роскошные.
Мария очень любила Новодевичий монастырь, который был ей как дом родной. Девушке нравилось бродить по его сумеречным коридорам, мимо фресок, выполненных лучшими живописцами разных эпох. Мария рассматривала разных мужчин, изображенных на этих фресках. Все они были либо святыми, либо мучениками. Несомненно, частое рассматривание произведений искусства привило Марии хороший вкус. Как известно, Новодевичий монастырь строили лучшие итальянские зодчие. Последний из них, архитектор Растрелли, до того, как его, с приходом революции, расстреляли, успел настроить на стенах монастыря прелестные фигурные башенки с танцующими белокаменными курочками и петушками, а также фонтан, замечательно освещающий жития преподобной Марии Египетской до и после раскаяния.
После этого небольшого вступления перейду к описанию внутреннего мира Марии, рассматриваемого, как принято говорить среди ученых, через призму психологии. Лично мне кажется, что вместо призмы лучше сразу использовать микроскоп. Но перед этиммне понадобится еще одно небольшое вступление номер два, потому что боюсь, не все читатели и читательницы достаточно подкованы по психологической части. Хотя я уверен, что даже самые несведущие из них слышали о теории Фрейда. Да и как не слышать, если и сейчас, спустя почти сто лет, она у всех на слуху.
К сожалению, эта столь сильно пошатнувшая весь религиозный мир теория до сих пор не нашла подтверждения у ученых-неврологов. Они исследуют мозг с помощью ультразвукового, инфракрасного, радиоактивного, рентгеновского и магнитно-резонансного сканирования, а также используют электронный микроскоп. Миллиметр за миллиметром сканируют неврологи мозги женщин, мужчин и даже обезьян, пытаясь найти связь между предметами различной формы, являющимися нам в сновидениях, и так называемым либидо. Эти поиски пока что не увенчались успехом, но ни у кого не вызывает сомнения верность утверждения, что форма предметов, видимых нами во сне, напрямую связана с нашими сокровенными желаниями.
- Ты веришь в плотскую любовь? - спрашивала Мария у своей подруги, долговязой, рыжеволосый сестры Фотиды, все лицо и тело которой было сплошь усыпано веснушками, как шляпка мухомора - крапинками.
- Что ты? - крестилась в страхе Фотида, озираясь по сторонам.
- Откуда тогда дети берутся? - громко спрашивала Мария, демонстративно игнорируя страх Фотиды, что ту застанут за подобной беседой.
- Да тише ты! - шипела Фотида. - Ясно, откуда они берутся! Но монастырь - не место для таких вещей. Мы должны любитьГоспода, - тут Фотида опасливо взглянула на висевшую в углу икону. - Идругойлюбовью!
- А я думаю, - возражала Мария, - что если Бог сотворилплотскуюлюбовь, значит, он нам ее обязательно пошлет.
И она пристально смотрела на Фотиду. Фотида, в свою очередь, вытаращивала глаза на Марию.
- Ты что, сестра? - опасливо поводила она плечом. - Заболела?
Многие, кто хорошо разбирается в психоанализе, считают, что все монашки страдают неврозом. Подавляя в себе сексуальные желания, они загоняют их в подсознание, откуда те проявляются в виде диких, необъяснимых порывов, именуемых в народе бесами. Эти порывы надо изгонять, но, будучи незнакомы с теорией Фрейда, священники и прочие религиозные люди берутся за дело не с того конца. Из-за этого часто выходит, что вместо изгнания беса, они только загоняют его глубже в подсознание монахини, где он, устроившись поудобнее и показав изгонятелям кукиш, продолжает строить козни с новой силою и заставляет невыразимо страдать тело и душу бедной пациентки.
Фрейд - первый, кто, наконец, понял, что изгонять беса нужно не снаружи, а изнутри. Я тут фигурально выразился, употребив слово "бес", но речь, конечно же, идет о либидо, угнездившемся в подсознании. Мало кто знает, что начинал Фрейд свою практику будучи никому не известным приходским психологом, пытавшимся облегчить страдания сошедших с ума монахинь захолустного монастыря в Австро-Венгрии.
То был монастырь строгого режима. Его монахини работали в поле. Они сажали картошку и выполняли другие полевые работы, включая уход за скотом, унавоживание полей и прочее такое. Монастырь раскинулся на холме, спускавшемся вниз, к реке. На склонах этого холма монахини выращивали плоды своего земледелия, а также пасли разный скот - в основном, коз и мелкую птицу. Но река и прилежащая к ней небольшая часть холма не принадлежала монастырю и была отгорожена от монастырских угодий двумя рядами колючей проволоки.
Это была очень живописная речушка, как и многие речушки в австрийских предгорьях Альп. Над водою низко склонили свои головы плакучие ивы, и монахини, в перерывах от работы, любовались прекрасными изгибами их ветвей. Молодые парни-пастухи, пасущие коз по другую сторону водного потока, гонялись за своими козами по холмам, и, устав от этого занятия, разгоряченные, сбрасывали одежду. Затем они прыгали в речку, чтобы освежиться. Парни-пастухи плавали в прохладной воде, ныряли, гонялись друг за другом. У крестьян этой деревни были простые нравы, к тому же, они неуважительно относились к монашкам, не считая их за женщин, поэтому совершенно не стеснялись.
В довершение этой картины, скажу, что как раз в самые жаркие дни монастырскому скоту требовалось больше всего воды, и монахиням весь день приходилось бегать на реку и, закинув меж витков колючей проволоки привязанное к веревке ведро, набирать воду. Монахини чувствовали, что они не должны смотреть на этих пастухов, и отводили глаза, делая вид, что не замечают их мокрых, блестящих на солнце, мускулистых, загорелых обнаженных тел. Некоторые монахини, наоборот, считали, что отводя глаза, они как бы стараются избегать вида этих тел, в то время как монахине не пристало даже замечать их. Такие монахини смотрели как бы сквозь купающихся пастухов, обращая на них внимания не более, чем если бы это были выпрыгивающие из воды форели. Если бы Зигмунд Фрейд - тогда студент последнего курса медицинского факультета - был послан на практику в другую деревню, он, скорее всего, не создал бы своей теории.
