© Любецкий П., 2018

© Оформление. ОДО «Издательство “Четыре четверти”», 2018

5 февраля 2014 года. Сочи. Россия

Специальный рейс из Москвы приземлился в Международном аэропорту Сочи несколько часов назад. На борту самолёта находился всего один пассажир, доставленный, благодаря специализированному медицинскому оборудованию в онкологический центр города. Его поместили с предоставлением всевозможных услуг в палату повышенной комфортности. Рядом с «важным» пациентом дежурила бригада врачей, не отходившая от него ни на шаг. Все люди, оказавшиеся рядом, были чужаками за исключением одного единственного сопровождающего, привыкшего быть рядом, словно родная мать, пекущаяся о собственном сыне.

Наталья Борисовна приехала в Сочи отдельно, с опозданием на два дня. Решавшееся дело, заняло больше времени, чем планировалось, поэтому она не стала просить задерживать вылет. К тому же, оно так и не увенчалось успехом, ведь женщина приехала одна, не привезя с собой того, кто должен быть в больнице в первую очередь. Она не хотела думать о неудаче и тем более, говорить об этом Саше, ухудшая его и без того пагубное положение, поэтому, солгала о причине позднего приезда, сославшись на неудовлетворительное состояние здоровья. Поглядев на юношу через маленькое стеклянное окошко двери его новой палаты, и увидев его не лучшее состояние, Наталья Борисовна с трудом поверила о приближении конца, о котором всё же никто не подозревал в самом начале борьбы за жизнь. Огромные деньги, вложенные в лечение: операции, многочисленные лекарства, лучшие доктора и их методики, спасшие сотням людей жизни, оказались бесполезными против заразы, поразившей молодой организм. До сих пор некоторые зарубежные врачи давали положительные прогнозы. Они считали, в скором времени начнётся новая ремиссия благодаря их послеоперационным препаратам, разработанным для тяжелейших, как этот, случаев, а после, проснётся надежда на то, что юноша справится с болезнью и взглянет на мир прежними глазами. Но, как бы красиво не звучали их слова, Наталья Борисовна уже не верила. За месяцы, проведённые рядом с Сашей, она увидела, как его испытывали на прочность, применяя на нём всевозможные методы лечения. После некоторых из них, юноша не мог самостоятельно дышать, не говоря уже о других, более привычных для человека вещах. Каждый раз, когда он восстанавливался, люди в белых халатах, начинали заново и так снова и снова, пока Саша не выдержал и не прекратил мучить себя. Он перестал бояться предстоявшего, просто наслаждался каждым прожитым днём, как, впрочем, делал это всегда. От того, не слушая никого вокруг себя, в особенности маму, отговаривавшую сына, юноша приехал в Сочи к скорому началу той самой Олимпиады, ожидавшуюся почти шесть лет. В полном одиночестве, ведь Ольга Ивановна, не желая видеть, как сын гробит себя благодаря отказу от лечения, утомительному и опасному для ослабшего организма перелёту в Сочи из-за собственной прихоти, отказалась наблюдать за страшным угасанием родной крови, даже не смотря на уговоры Натальи Борисовны. Собственно, из-за этого психотерапевт и опоздала. Она надеялась отыскать в женщине здравый смысл, но боль затмила его напрочь, что и оставило Ольгу Ивановну там, где она сейчас – во Франции.

Саша не мог пропустить Олимпиаду и сделал для этого всё, что было в его силах. Он хотел увидеть, как его друзья станут чемпионами и хотя бы ради этого стоило держаться. Всё, что осталось, так это прожить один месяц, успев при этом не только увидеть, как они встанут на пьедестал, освещённые вспышками фотоаппаратов и взорами влюблённых фанатов, но и насладятся той новой жизнью, ради которой усердно работали с мгновения, когда решили связать судьбу с биатлоном.

Дверь онкологического отделения распахнулась. Дима, держа в руке розовый конверт, со свирепым и в то же время, подавленным видом, вбежал на этаж, поднявшись на него по лестнице. Увидев у палаты мать, он тут же бросился к ней.

– Где он? – недружелюбно задал вопрос спортсмен, желая немедленно получить ответ.

Женщина изумилась, не ожидая увидеть сына здесь.

– Откуда ты узнал? – спросила она, но, увидев в его руке знакомого цвета конверт, всё поняла, так как слышала об этом уже не раз.

– Ты должна была рассказать. Несколько месяцев назад ты могла сказать, что с ним, но почему-то молчала. Я не видел его всё это время, а сейчас…

– Что изменилось бы, если бы я сказала? – попыталась успокоить она, заметив, как сильно новость затронуло сына. – Напоминал бы ему о том, что это конец?

– Конец? – опешил Дима, не зная, что всё настолько плохо.

– Да, – выдохнула Наталья Борисовна, опасаясь подобной реакции. – Шансов почти нет.

Дима не смог сказать ни слова, молча поглядев на мать и так несколько минут подряд.

– Почему ты не сказала? – всё же захотел узнать он, осуждая её из-за принятого решения всё скрыть.

– Саша запретил.

– Запретил?

– Да.

– Но почему? – опустился на корточки Дима, почувствовав свою вину.

Он должен был, хотя бы на время, оторваться от бесконечных выматывавших тренировок и найти время навестить друга. Все последние месяцы молодой человек считал, что Саша в психиатрической клинике. Об этом говорил и сам юноша, когда им не часто удавалось поговорить по телефону. О том, что у него рак последней стадии, Дима узнал лишь недавно, в письме и, как только прочёл, тут же примчался, узнав о «важном» пациенте, прибывшим в город. Он и представить не мог, что за бодрым и весёлым голосом скрывалась боль, таившаяся внутри. Тяжкий груз ложился на плечи всех, кроме тех, кому он был по – настоящему не безразличен, и это тяготило так сильно из-за чего невозможно мыслить здраво.

– Ты знаешь ответ, – уверяла Наталья Борисовна. – Он не хотел, чтобы ты или кто-нибудь из его близких, оказался в подобном состоянии. В таком, где ты сейчас. Это помешало бы осуществлению мечты, к которой все стремятся.

– При чём тут мечта? – негромко говорил Малышкин, глядя в стену, напротив себя. В ней, похоже, он видел что-то, куда более интересное, нежели мать, стоявшую рядом в поисках необходимых объяснений, признанных заставить себя простить. – Променять лучшего друга на медаль? Это эгоистично.

– Вовсе нет, – настаивала она. – Даже, если бы ты знал о болезни с самого начала, сидел бы рядом с ним, как это делала я, и понимал, что не можешь оставить, потом бы всё изменилось… после того, как он… Вскоре ты начнёшь винить Сашу за упущенный шанс, за обязательства перед другом, которыми не мог пренебречь. Разве такая память нужна о человеке, спасшем когда-то тебя?

Дима задумался, всё ещё не веря в прочтённое письмо у себя в руках.

– Я должен был быть рядом, – не смог отделаться от мысли он. – Это моя обязанность, – твердил Дима, встав на ноги.

– Что бы ты ни говорил, уже ничего не изменить.

– Верно, – прошептал Дима. – Ты согласилась никому об этом не говорить лишь для того, чтобы я получил золото. А на Сашу наплевать. Вот, что я точно понял.

Дима хотел войти внутрь, но Наталья Борисовна не позволила, схватив того за предплечье, прежде чем он успел коснуться дверной ручки.

– Наплевать? – выпучила глаза она, заметно разозлившись и покраснев. – Я была рядом все эти месяцы, помогала совладать с кошмарами, мучительными и непрекращающимися болями, чудовищными воспоминаниями, которые он с ужасом проживал заново, пытаясь найти в памяти человека, причинявшего тебе боль. Я заботилась о нём не из-за каких-нибудь денег или иных подарков в ответ на предоставленные услуги. Однажды, Саша спас твою жизнь, сделал то, на что пойдёт любая мать ради своего ребёнка. К сожалению, меня не было рядом в тот момент, и совершенно чужой человек оказался ближе кого бы то ни было, – Наталья Борисовна сделала не большую паузу в попытках успокоиться. Её пульс от волнения подскочил почти вдвое, – теперь я делаю то же, что шесть лет назад сделал этот юноша, – продолжила она. – Помогаю чужому человеку, отдаю долг. Но при этом, ничто не должно мешать твоей жизни. Ты говоришь он твой друг? – спросила она, поглядев на застывший вопрос на лице Димы. – Может быть, ты так считаешь, но это не так. Между вами было всё, что угодно, но только не дружба.