- Конечно, уже сто раз думала. Именно поэтому я стараюсь дать ему как можно больше других смыслов в жизни, чтобы он не почувствовал себя потом брошенным и обманутым.
- Не знаю, Тэш, что тебе сказать… Ситуация у вас сложилась – врагу не пожелаешь. А это точно, что, как только ты разорвёшь вашу привязку, он развернётся и уйдёт?
- Нет. Но согласись, если чувство искусственное, оно тут же пройдёт. Что ему тогда делать со мной?
Златовласка покачала головой:
- Остаться в одночасье одному, без поддержки любимой женщины, на незнакомой, по сути, планете… Тэш, я не пытаюсь повлиять на тебя, но на твоём месте я не стала бы рвать эту связь. Ведь сейчас вы оба счастливы, или могли быть счастливы, если бы ты перестала мучить себя сомнениями. Знаешь старую пословицу: лучшее враг хорошего? Ну, так мне кажется, это именно тот случай: пытаясь сделать как можно лучше, ты теряешь то, что уже есть… Подумай, взвесь все «за» и «против». Нужен ли на самом деле вам обоим этот разрыв?
Я ответила не сразу.
Ах, как сладко звучали слова, настолько созвучные моим собственным желаниям! Свобода, свалившаяся внезапно, как снег на голову, вряд ли сделала бы лягушонка счастливым. Конечно, Лавиния преувеличивала, когда говорила о том, что Маугли останется без меня один-одинёшенек, – полосатый бугай и его соплеменники наверняка были бы счастливы приютить у себя Вайятху. Меня останавливало другое: абсолютно бесстрастное, лишённое любых чувств лицо заморыша, когда я меняла ему психоустановки. Я могла бы запрограммировать его на ненависть к себе, – и он бы послушно испытывал её. Мне было удобнее вложить любовь… Но об истинных чувствах лягушонка никто ничего не знал. Да и были ли они у него вообще, эти чувства?
- Я не буду торопиться с принятием решения, – сказала я, наконец. – Пожалуй, это единственное, что мне сейчас ясно. А там, как получится… На всё воля Всевидящего.
Лавиния серьёзно кивнула, и на этом вечер нелёгких откровений закончился, думаю, к нашему обоюдному облегчению.
На следующий день северная дева с самого утра вдруг заявила, что ей совершенно необходимо съездить к себе домой, взять какие-то вещи, или наоборот, положить… В-общем, сразу после завтрака златокудрая красавица распрощалась с нами и упорхнула на вызванном из столицы флайере. И тут меня накрыло острейшее нежелание лететь куда-то! Поборовшись с ним некоторое время, я сдалась, и решила устроить себе день отдыха. Позвонила Лону, предупредила его о том, что меня не будет, и с наслаждением погрузилась в домашние дела вместе с совершенно ошалевшим от счастья кикиморышем, решившим, что наконец-то взошла его звезда: сагите осталась дома! С ним!
Мы вместе покопались в джунглях, выросших вокруг бассейна, пообщались с захандрившей системой полива участка, пообедали тем, что послала холодильная установка, и сыграли в прятки, причём Деона самым нахальным образом подыгрывала заморышу, выдавая места, где я пряталась. Короче говоря, это был замечательный день, проведённый в самой что ни на есть домашней обстановке, чего мне так не хватало в последнее время.
Закончился он и вовсе прекрасно – совместным купанием в моей ванне, наполненным запахами лесных цветов, плеском горячей воды и множеством мыльных радужных пузырьков, сдуваемых с ладоней. А ещё шалостями, незаметно переходящими в ласки, сначала почти невинные, а потом всё более откровенные и страстные… Горячими пальцами на прохладной коже, быстрыми и жаркими прикосновениями губ, неровным дыханием… Тихими просьбами, стонами и вскриками, сомкнутыми ресницами, гасящими лихорадочный блеск глаз… И фейерверком цветов, превращающим каждое занятие любовью в акт искусства. Этюд страсти в сиренево-золотых тонах… Больше всего я любила это сочетание, и лягушонку тоже нравились именно те ласки, что порождали на его теле эти цвета. Впрочем, если ему вообще что-то не нравилось, то мне до сих пор не удалось этого выяснить… И засыпали мы потом, сплетясь руками и ногами, как два дерева, выросших из одного корня.
Переполненный чувствами заморыш прижимал меня к себе так сильно, что на следующий день я обнаружила на боку синяки от его пальцев. Но зелёному вредителю, который ростом был уже выше меня сантиметров на пять, ничего не сказала, как не упомянула и о том, что знаю о его манипуляциях с медицинскими процедурами. В конце концов, поразмыслив, я решила поддержать его, и не только потому, что чем быстрее он изменился бы, тем больше шансов у него было вернуться на Мирассу вполне легально и спокойно жить там, не опасаясь никого, в том числе и своих бывших хозяев.
Важно, что это было первое самостоятельное решение лягушонка, принятое им без оглядки на меня или Лавинию! И это дорогого стоило. Я больше навредила бы, если б тут же вмешалась и всё переиначила, даже если считала, что он поступил неправильно. И потом, раз Вигор согласился, и сам лягушонок был в состоянии терпеть побочные эффекты от излучения, значит, дело и не требовало исправления.
Раньше мы планировали использовать пилюли-«невидимки» эскулапа или ещё какие-нибудь ГИО-штучки, чтобы провезти заморыша на Мирассу. Но теперь у нас появлялся реальный шанс обойтись без таких подручных средств. Благодаря сеансам у Вигора, лягушонок уже сейчас разительно отличался от того зелёного недоразумения, которое я нашла в своём грузовом отсеке, но узнать в нём раба семейства Кальтари всё-таки ещё было можно. Требовалось, как минимум, полгода усиленного роста и тренировок по контролю за изменениями цвета кожи.
Лавиния придумала для него игру: кикиморыш должен был окраситься в названный ею цвет и сохранять его, пока она не называла следующий. В то время, как лягушонок пытался сохранить требуемый оттенок, златовласка, наоборот, старалась заставить его цвет поменять: щекотала, смешила, отвлекала внимание. Пока рекордом для Маугли было сохранение естественного для него зелёного цвета в течение десяти минут. Причём, почему-то холодные оттенки давались ему легче, чем тёплые. Например, оставаться ярко-жёлтого цвета он мог не более трёх-четырёх минут, а потом «линял». Но мы надеялись, что через несколько месяцев заморыш научится поддерживать какой-то один цвет (ну, хотя бы тот же зелёный) в течение нескольких часов, несмотря на внешние раздражители.
На следующий день появилась Лавиния, я вновь ударилась в учёбу, и всё покатилось своим обычным порядком. Такая идиллия длилась аж несколько недель. Наш бизнесмен был ужасно занят, – настолько, что даже ради конспирации не появлялся в лесном домике. Новости, которые нам передавали по очереди то Вигор, то Эктор, то ещё кто-нибудь, были сплошь хорошими: строительные механизмы начали отправлять на Мирассу, площадка под курорт готова, все комиссии удовлетворены, лицензии есть, противоречий ни с кем нет, – ура, первая фаза внедрения на Мирассу прошла, как по маслу!
Эдор мотался туда-обратно, как заведённый, успевая проконтролировать одновременно процессы строительства, подготовки материалов, рекламу и освещение стройки в средствах массовой информации. Теперь мы и все прочие жители нашей системы могли довольно часто лицезреть на баннерах и экранах улыбающихся девушек, которые смаковали сок специфического ярко-зелёного мирасского фрукта из пузатых стеклянных бокалов. На дальнем плане плескалось море, сверкал бело-голубой песок, и загорелые красотки всячески демонстрировали полное счастье от пребывания на таком сказочном пляже, соблазняя потенциальных туристов на нетерпеливое ожидание окончания строительства.
Кстати, снимали рекламу вовсе не на Мирассе, поскольку императору эта идея почему-то категорически не понравилась, а на одной из малопосещаемых планет системы Бета-Заго, куда туристы не рвались по причине резко меняющейся погоды. Именно там нашли похожий пляж, но условия и вправду оказались экстремальными: то было жарко, как в пустыне, то вдруг собиралась гроза, то шёл снег, то поднимался, откуда ни возьмись, туман… Поэтому пятнадцатисекундный ролик команда первоклассных рекламистов снимала аж две недели, доведя стратега, лично курировавшего съёмки, почти до нервного срыва.
