Я прервала ласки и посмотрела Маугли в лицо. Прикрытые веки, полураскрытые губы, вихрь красок… Лицо моей личной тайны, моего вселенского секрета, моей собственной несвободы…
- Сагите?.. – пока я изучала его, лягушонок что-то почувствовал, встревожился и теперь тоже всматривался в меня огромными зелёными глазищами. – Что-то не так?..
- Нет, всё в порядке.
Словно противореча моим словам, печаль и разочарование, которые я по-прежнему ощущала, вырвались наружу всё равно:
- Мне бы хотелось, чтобы ты… чтобы ты просто любил меня…
- Я люблю вас, сагите, – тут же ответил Маугли, вызвав у меня в груди новый приступ боли. – Я очень люблю вас…
Но что вкладывал вчерашний раб в эти слова?! Одно ли и то же мы подразумевали с ним, говоря «люблю»?.. Судя по той лёгкости и готовности, с которой он отозвался, – вряд ли. Скорее, это было затверженной, заученной реакцией на любое пожелание хозяина. Любить – да, люблю; хотеть – да, хочу; жить без вас не могу, умру без вас…
В груди заныло ещё сильнее. И кто придумал, что свобода – это хорошо?! Насколько проще и беззаботнее живётся рабу, лишённому ответственности за свою жизнь, свои поступки, свой выбор… Маугли, не раздумывая, подчинялся мне, и в его душе не было и тени сомнения в том, что он поступает правильно, – не то, что у меня. Во мне, кажется, бунтовала каждая клеточка, разрывая меня на части. Убежать немедленно прочь, оттолкнуть, запретить говорить бездумно такие слова, обнять, стиснуть в объятиях так, чтобы он задохнулся, впиться поцелуем в губы, ласкать, ласкать, ласкать, пока мы оба не потеряем рассудок, – и это всё одновременно!
В результате, я не сделала из этого ничего. Я просто легла рядом с объектом своего сумасшествия и попросила:
- Поцелуй меня сам, если хочешь…
Зелёные глазищи вспыхнули, и узкий рот изогнулся в предвкушающей улыбке.
- Я хочу, сагите, – шепнул он, прижимаясь ко мне всем телом. – Я очень хочу целовать вас… здесь… здесь… и здесь…
Уже через несколько минут стараний этого инопланетного соблазнителя мои печали смыло волной наслаждения и вожделения, я забыла, почему должна была страдать, и только доносящиеся откуда-то слова, произносимые хрипловатым мальчишеским голосом, царапали сердце:
- Я люблю вас, сагите… Я – ваш… Я люблю вас очень-очень сильно, больше всего на свете… Я хочу всегда быть с вами… потому что люблю…
Всю следующую неделю дела не давали ни мне встретиться с Эдором, ни ему приехать к нам. Единственный, кого мы увидели, был Вигор, и то, только потому, что у нас была назначена очередная процедура. Я поделилась с эскулапом своими наблюдениями и выводами, что лягушонок, наконец-то, начал меняться физически. Викинг, бросив на заморыша оценивающий взгляд, со мной согласился и посоветовал уделять ему побольше внимания, поскольку перестройка организма должна была влиять на настроение и расположение духа кикиморыша. Я пообещала, хотя понятия не имела, откуда брать на это время, – занятия в Университете отнимали по восемь-девять часов каждый день, я уж молчала о том, что пришлось отказаться от работы в Домах оставленных детей. Но наличие прямо дома «брошенного ребёнка» выбора не оставляло. На доходах это сказалось тоже не самым лучшим образом, поскольку я, как честный человек, деньги, выданные мне Линной, тратила только на кикиморыша. И все медицинские процедуры, производимые Вигором, продолжала аккуратно оплачивать, во избежание ненужных эксцессов.
Извещённый о проблемах по вифону, стратег номер один подумал несколько секунд и предложил взять на себя моё содержание. Тут уже я возмутилась: в перспективе он, вообще-то, собирался меня бросить, и куда я тогда должна была податься?
В качестве альтернативы Эдор посоветовал давать консультации студентам-первокурсникам. Я обещала подумать, на этом вопрос и закрылся. Времени на первокурсников тоже не было, а раздваиваться я ещё не научилась. Мелькала у меня мысль предложить кому-нибудь из ГИО-изменённых пожить у нас в домике, заменяя меня, хотя бы частично, но, по здравому размышлению, мысль была отброшена. И так красавцев вокруг меня было чересчур много. Следовало бы не множить, а наоборот, сокращать их количество…
Впрочем, Эдор, как обычно, решил проблему самостоятельно, быстро и просто: открыл на моё имя отдельный счёт, куда шли доходы от рейсов одного из его почтовых дисколётов, «самого захудалого», как уверял меня стратег. Ну, захудалый или нет, но денег кораблик приносил вполне достаточно, чтобы я вздохнула с облегчением, пока не обнаружила, что, вообще-то, Эдор попросту переписал на меня этот почтовик, а теперь ещё и платил мне за его аренду.
Скандал, который я хотела устроить мачо, затух в самом начале, потому что мерзавец, явно догадываясь, чем ему это грозит, на звонки не отвечал аж два дня, пока я не оттаяла. Да к тому же Вигор, призванный к ответу вместо самоуправца, отреагировал совершенно спокойно, заметив:
- Тэш, я тебя не понимаю. Проблема была? Была. Теперь её нет? Нет. Ну, и чем ты недовольна?
Я наступила себе на горло и тему закрыла, понимая, что некоторые вещи ГИО-людям никогда не объяснить. Они привыкли жить не просто большой, а огромной семьёй, и проблемы решать, не слишком заморачиваясь моральными или законными составляющими. А я вот прожила свои двадцать три года вполне законопослушной гражданкой, и теперь чувствовала явный дискомфорт. Впрочем, разве это кого-то остановило бы?..
Эдор появился только через восемь дней после знаменательной встречи с мирассцем, да ещё и не один, а вместе со стратегом номер два. Эктор сильно изменился с тех пор, – чуть-чуть поправился, нашёл собственный стиль во внешности и одежде, и стал вести себя более адекватно, что ли, – без излишнего пиетета и услужливости. Явно чувствовалась школа его более опытного двойника.
Видимо, чтобы максимально отличаться от первого, второй стратег предпочёл короткую стрижку и весьма сдержанные цвета. Так что теперь их перепутать было просто невозможно: яркий, как экзотическая птица, Эдор, в тёмно-голубом костюме, расстёгнутом на груди, с гривой мелко-мелко вьющихся кудрей, перехваченных блестящей синей повязкой, и облачённый в серые брюки и чёрную куртку Эктор, с гладко зачёсанными назад чёрными волосами, и бледно-голубой рубашкой, в качестве единственного светлого пятна. Впрочем, улыбались оба по-прежнему совершенно одинаково, вызывая неконтролируемое желание кокетничать и флиртовать. Ужас!
Выразив обоюдную радость от встречи, мы поделились на пары и разбрелись в разные стороны: Маугли потащил Эктора показывать свою гордость: ходячий фикус, ну и прочие растения, доведённые до полного совершенства моим Вайятху-садовником, а Эдор, традиционно выпросив кофе, вдруг решил прогуляться за пределами нашего двора и повёл меня по тропинке, ведущей от домика в лес. В принципе, мне было всё равно, куда идти, и я согласилась.
Мы дошли аж до той самой полянки, на которой лягушонок беседовал с цветочками, когда стратег номер один нарушил благостное молчание:
- Жужелица, я скоро, видимо, полечу на Мирассу.
От неожиданности я остановилась.
- Правда? Когда? Как это получилось? Кто пригласил тебя?..
- Ух ты, сколько вопросов! – жмурясь, как сытый кот, засмеялся мачо. – Давай по порядку, сейчас всё расскажу…
Я знала его достаточно хорошо, чтобы заметить маленькую слабость: бывший контрабандист очень любил рассказывать о своих успехах, причём постфактум, когда они уже были достигнуты. Судя по его физиономии, все эти дни он вкалывал, как крестьянин во время жатвы, и теперь наслаждался заслуженной победой. Глядя на него, и я начала предвкушать нечто приятное и удивительное.
- Значит, так… Решал я тут головоломку, как бы нам влезть в строительство отелей ещё на стадии проектирования, а не тогда, когда туда технику повезут. И придумал подружиться с Альдором.
- По… подружиться? – растерялась я. – Как? Зачем?!.
Честно говоря, от стратега можно было ожидать чего угодно, но дружба с мужем Линн – последнее, что пришло бы мне в голову!
