Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Смешно, но раньше мои собственные планы оканчивались точно так же: лягушонок благополучно вырастет, он и ГИО-изменённые устроятся жить на Мирассе, справедливость восторжествует, и я спокойно займусь, наконец, собственными делами. Однако сейчас выходило, что за прошедшие месяцы мои собственные дела куда-то исчезли за ненадобностью или перестали казаться интересными и важными. Да что там! Теперь вся моя жизнь крутилась только вокруг Маугли, как вокруг некой оси: выдерни её, и всё рассыплется…

Пытаясь переключиться с дел личных на общественные, я принялась вспоминать рассказы аборигена о теперешних обитателях Мирассы, потомках первых переселенцев, прилетевших вместе с арх-генералом, и сравнивать свои впечатления с тем, что услышала от полосатого туземца. Конечно, я видела мирассцев не так много, но мне они показались людьми довольно милыми и простыми, без излишних амбиций и чрезмерного эгоизма. Линн, к примеру, производила впечатление куда худшее. Хотя… Смотря, с кем сравнивать. Если взять, например, её мужа, то Альдор, конечно, вряд ли смог бы поучаствовать в уничтожении населения целой планеты, как его предки (а первыми аристократами на Мирассе стали только ближайшие сподвижники Грасса, истребившие чуть не три четверти аборигенов), но в рабстве он явно ничего страшного или неестественного не видел. Так что, если пра-пра-пра…внуки переселенцев и менялись в лучшую сторону, то как-то медленно.

Подобные рассуждения привели к тому, что я прилетела домой с нешуточной головной болью и в омерзительном настроении. Всё мешало, раздражало и казалось неправильным. Испуганный Маугли был отправлен в ванную, а потом спать, а сама я, прихватив большую порцию отвара успокаивающих трав и плед, устроилась в шезлонге у бассейна. Отрегулировала защитное поле, чтобы не чувствовать холода, и предалась грустным размышлениям.

В который раз можно было сказать спасибо моей специальности: благодаря ей я не свалилась просто в депрессивное состояние, а принялась искать причину придавившей меня вселенской печали. Несколько глотков отвара и пара минут дыхательных упражнений помогли мне вернуть ясность мыслей, и ответ не замедлил обрисоваться: опять ревность, как бы странно это ни звучало!

Ревновать к сопернице, или чужому успеху, или удачной судьбе казалось вполне обычным делом. Но у меня в соперницах был не кто-нибудь, а целая планета! Необыкновенно красивая, невероятно притягательная, околдовывающая, волшебная, сказочная… Пропади она пропадом. То, с чем соревноваться просто невозможно, потому что мы изначально были в неравных условиях! Как сказал полосатый миролюбец, все дети Мирассы стремились вернуться к ней под крылышко, – так уж она изменила их, что они не могли жить в других мирах.

Да я сама ещё недавно была совершенно очарована ею. И кто бы не был?! Спроси меня кто-нибудь тогда, на Мирассе, хочу ли я остаться, – согласилась бы с радостью! Сила притяжения этой планеты была такова, что даже те, кто ещё ни разу не видел её «живьём», уже готовы были рисковать и подвергаться дополнительным опасностям, только бы поселиться на ней… Неизвестно, повлиял ли как-то лягушонок своими эмоциями на решимость Эдора жить именно на Мирассе и нигде больше, но будь это правдой, я ничуть не удивилась бы. Честное слово, можно было поверить в какой-то гипноз, которому эта проклятая планетка подвергала мозги, причём, на расстоянии!

Но теперь я чувствовала себя заранее проигравшей. Мои страхи, сомнения, злость или возмущение никоим образом не касались ни генно-изменённых, ни Маугли. Ну, в самом деле, какое было им дело до ограничения рождаемости, наложенного чокнутым небесным телом на своих обитателей? Уж кого-кого, но искусственно созданных людей, как и Вайятху, оно вообще не касалось, потому что все они были бесплодны. Даже если бы Мирасса разрешила всем рожать по десять детей, им от этого не было бы ни холодно, ни жарко.

Собственно говоря, и в требованиях «способствовать счастью» данного конкретного космического тела тоже не было ничего из ряда вон выходящего. Если подумать, – ну, кому нужны квартиранты, постоянно приносящие убытки, да ещё и испытывающие к хозяину дома ненависть? Это всё было понятно и, наверное, логично. Более того, здраво рассуждая, если отбросить в сторону неизбежные проблемы с Императором, сама по себе Мирасса прекрасно подходила всем. Кроме меня.

Лично меня не устраивали ни запреты, ни обязательства, ни последствия переселения на эту, закрытую для остального общества, планету. Тем, кто здесь, в Содружестве, стоял вне закона, выверты законодательства на Мирассе были только на руку, как и весь уклад, – старомодный, если не сказать патриархальный. Но, опять же, не мне. Я не испытывала нужды в слугах, не слишком любила воссоздание исторических анахронизмов, не считала монархический строй вершиной политического развития общества, и не собиралась ни о чём договариваться с планетой, диктовавшей своему населению, как им жить.

Но всё это были цветочки, преодолимые и решаемые. Самым же худшим оставалось осознание того, что там я не буду больше нужна лягушонку. Вот так всё просто и печально, – не буду нужна. Он и сейчас был прекрасно адаптирован к жизни именно там, куда его и других Вайядхау поселила Храисса: в непроходимых лесах. На это работало его сложение, способности, склонности и предпочтения. Именно там, в чащобах, он был бы на своём месте. И в то же время, трудно было бы найти другое место, в которое настолько не вписывалась я… Вообще-то, я любила природу, цветы, деревья, но жить в отрыве от цивилизации никогда не хотела. Мне казалось, что проще подвинуть в эту сторону Маугли… Но с исправлением генных изменений, внесённых людьми, он всё больше возвращался к своему, заложенному изначально, предназначению. И, значит, рано или поздно, тяга к дикой жизни победила бы в нём искусственно привитые привычки. Одной из которых была я…

Как-то незаметно бацилла под названием «Вайятху» проникла в мою кровь и плоть, создала связь между нами, куда более странную и непонятную, чем простая человеческая влюблённость. Маугли не давал мне ничего из того, что я сама считала необходимым: ни опоры, ни поддержки, ни даже равного партнёрства. Ничего подобного! Он висел у меня на шее маленьким, но увесистым камнем, поглощавшим, как чёрная дыра, всё моё внимание, силы, заботу, жалость и профессиональные знания… И, всё-таки, он был мне нужен, причём настолько, что я предпочла его идеалу всех женщин! Парадокс, однако.

Но осознание проблемы уже есть путь к её решению, так нас учили, и в этом я была твёрдо уверена. Если понятно, что причина моих проблем – банальная ревность, мне легче будет бороться с нею, чем с её последствиями. Во всяком случае, ломать Маугли жизнь в угоду своим желаниям я не собиралась, это точно. Обещала сделать его свободным, – значит, сделаю. И если это обещание подразумевает свободу и от меня тоже, – что ж… Значит, так тому и быть.

Допив оставшийся глоток отвара, я медленно, как старушка, выползла из шезлонга и пошла в дом. Надо было ложиться спать, иначе завтра я рисковала попросту уснуть, прямо за столом. Возможно, даже сидя.

Когда я добралась до кровати, лягушонок давно спал, как обычно, в обнимку с моей подушкой. Полюбовавшись на безмятежную зеленоватую мордочку, я осторожно прилегла, обняв его. Хотела только поправить сползшее одеяло, но не удержалась от соблазна и пробежалась короткими лёгкими поцелуями по плечу, потом по шее, к уху, задержалась на впадинке, сразу за мочкой… Кикиморыш смешно дёрнулся во сне. Тогда я приникла к нему куда более долгим, чувственным поцелуем. Маугли вздохнул и открыл глаза. Вообще-то, я вовсе не собиралась будить его, но, раз уж так вышло…

Мои губы заскользили по его подбородку, груди, животу, который сонный кикиморыш почти бессознательно подставлял моим ласкам. Его сердце билось всё быстрее, я не только ощущала это пальцами, но и видела, – длинные сиреневато-голубые выплески на его теле сменялись всё более короткими и отрывистыми всполохами малиново-чернильного. Да, заморыш всегда заводился от одного прикосновения… Как там сказал бугай? Полное подчинение инстинктам?..

127
{"b":"611128","o":1}