Одно я знаю точно. Проходя мимо могил моих друзей, люди говорят: какая трагедия, они ведь еще совсем дети.
На кладбище меня привозит отец. Мы молча сидим в машине уже несколько минут.
- Их всех похоронили рядом, - тихо говорит папа.
- Зачем? - спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
- Так решили остальные.
Остальные. Те, к кому мы не имеем отношения. Потому что наша семья никого не потеряла. Вот только я лишилась сразу пятерых близких людей. Но мне не позволяют считать себя частью этого горя только потому, что я осталась жива.
Я открываю дверь и собираюсь выходить.
- Мне пойти с тобой? - спрашивает папа.
Из-за того, как неуверенно звучит его голос, я понимаю, что идти он совсем не хочет.
- Я справлюсь. Посиди здесь, - отвечаю я и ухожу.
Когда ищешь на огромном кладбище могилу одного человека, это может оказаться сложной задачей.
Найти целый ряд свежих могил, заваленных венками, не составляет труда.
У всех одинаковые гранитные надгробия. Разница только в черно-белых фотографиях на них.
Зернистые изображения начинают плыть перед глазами. Я чувствую, как близка к тому, чтобы потерять сознание.
- Пришла позлорадствовать? - раздается позади меня знакомый голос, быстро приводящий меня в чувство.
Я оборачиваюсь и вижу отца Марка. У него настолько брезгливый взгляд, будто перед ним самое отвратительное существо на планете. Теперь, я точно знаю, как смотрят на прокаженных, и что они чувствуют.
Если бы люди могли убивать глазами, я бы уже была мертва.
Но я не позволю ему снова вернуть меня в состояние абсолютной ненависти к себе. Не допущу, чтобы меня в очередной раз сделали виноватой во всем, что произошло.
Хотя, кого я обманываю. Кто, если не я, убийца его сына, виноват в том, что сейчас он лежит в земле?
Я отворачиваюсь от него и смотрю на могилу Марка. Разве, это справедливо, что он так со мной поступил? Я бы хотела его простить, но не могу. Он ведь думал, что все будет иначе. Но мне были не нужны подобные жертвы. Лучше бы мы тогда умерли вдвоем. Вместе. Тогда бы мне не пришлось стоять здесь и чувствовать прожигающий спину взгляд.
Было время, когда его родители считали меня частью семьи. А сейчас его отец кажется незнакомым мужчиной. Просто прохожим, которому я сломала жизнь.
Я собираюсь уйти, но он преграждает мне путь.
- Даже ничего не скажешь? - спрашивает он озлобленным голосом.
Мне становится не по себе. Кажется, что он готов голыми руками вырыть могилу и, не задумываясь, кинуть меня в нее. Ему бы, наверное, доставило удовольствие слышать, как я задыхаюсь под слоем земли.
- Скажи же хоть что-то! - он срывается на крик, а после падает передо мной на колени и начинает рыдать, - Хоть что-нибудь...
Он опускает голову на землю. Теперь я вижу, что сделала, и как выглядят вдребезги разбитые мной люди.
Я тоже опускаюсь на холодную землю. Хочется дотронуться до него, но мне страшно касаться его трясущегося от истерики тела. С каждой минутой его всхлипы становятся все тише и примерно через двадцать минут, наконец, стихают.
Он поднимает голову и смотрит на меня красными от слез глазами. Его лицо перепачкано кладбищенской землей. Я достаю из сумочки влажную салфетку и протягиваю ему. Его презрительный взгляд становится равнодушным. Он, словно вообще забыл, что я здесь нахожусь.
- Спасибо.
Он берет салфетку и принимается наскоро обтирать ей лицо. После чего поднимается на ноги и, в последний раз бросив взгляд на могилу Марка, уходит.
Пора возвращаться. Встречи с кем-то еще я не переживу.
Вернувшись к машине, я вижу обеспокоенного отца.
- Я уже собирался идти за тобой, - говорит он, залезая в авто.
- Зачем? - спрашиваю я, пристегивая ремень безопасности.
- Отец Марка выходил с кладбища. Испугался, что вы пересеклись.
- Мы и пересеклись, - тихо говорю я.
- И как прошло?
- А как ты думаешь?
- В смысле?
- А что бы ты сделал, встреться с моим убийцей? - спрашиваю я, внимательно смотря на отца.
- Убил бы, - выпаливает он, поздно осознав, какую глупость сморозил.
Папа смотрит на меня извиняющимся взглядом.
- Ничего, я понимаю, - говорю я убитым голосом и отворачиваюсь к окну.
40 глава
Спустя год, два месяца и восемь день.
Я поражаюсь выдержке и спокойствию Макса. Толком не отдохнув после дороги, он снова оказывается за рулем.
- Извини, что заставила тебя посреди ночи тащиться куда-то.
- Я только за, если это хоть как-то тебе поможет, – отвечает сосед уставшим, но уверенным голосом.
Кивнув, я отворачиваюсь к окну. Ночная трасса – одна из самых красивых вещей. Не понимаю, почему ее до сих пор не причислили к одному из чудес света. Зачарованная огнями фонарей и проезжающих мимо автомобилей, я не замечаю, как пролетает время.
Навигатор сообщает, что мы добрались до пункта назначения.
- Теперь направо и прямо. Нам нужен восьмой дом, – говорю я Максу.
Через пару минут мы оказываемся на моей даче. Макс включает фонарик на телефоне. Найдя нужный ключ в связке, я открываю железную калитку с облупившейся краской. Как же давно сюда никто не приезжал. Родители совершенно забросили огород. Сейчас он полностью зарос бурьяном.
-За домом должны быть бревна. Сможешь развести костер? – спрашиваю я.
Макс озадаченно смотрит на меня.
- Могу попробовать. Главное не устроить пожар.
Через бурьян он пробирается в сторону леса, откуда возвращается с горкой мелких сухих веточек.
Макс выдергивает сорняки, обкладывает место для костра кирпичами, найденными около дома, укладывает на землю растопку и поджигает ее принесенными из машины спичками.
Маленький, еле заметный огонек, разгорается в пылающий костер. Макс подкладывает все более крупные ветки, пока я стою рядом и наслаждаюсь полыхающими языками пламени в сопровождении с трескающимися звуками.
Я достаю из кармана письма.
- Не возражаешь, если я прочту вслух?
Освещенное светом костра лицо Макса выглядит таким сочувствующим. Он и без слов догадался, что я собираюсь сделать, и что именно сейчас услышит.
Я не издала еще не единого звука, а слезы уже проступают на глазах. Может быть, когда-то я стану сильнее и научусь сдерживаться, но пока это физически невозможно.
Первое письмо, лежащее сверху, написано для Анны.
- Помнишь, когда мы вдвоем ходили на мемориал, ты сказала: «Хотела бы я сделать в жизни что-то настолько значимое, чтобы и в честь меня зажгли вечный огонь». Я тогда согласилась, но сейчас осмелюсь поспорить с тобой. Какие бы атрибуты не напоминали нам о потерях, без памяти, запечатанной в сердце, никто не вечен. А я буду помнить и никогда тебя не забуду, Анна.
Лист бумаги отправляется в костер. Дождавшись, когда он полностью сгорит, я приступаю к следующему – для Натали.
- Недавно я заходила на страницу к твоей сестре. У нее там полно фотографий твоего персидского кота. Могу тебя заверить, что он в порядке. И, наверняка, скучает так же сильно, как я. Помнишь, как ты опоздала на учебу, потому что не смогла найти одежду, не покрытую толстым слоем рыжей шерсти? Когда я открываю шкаф, то мысленно возвращаюсь к нашим походам в магазин. И сейчас моя проблема в том, что я не могу найти одежду, не покрытую воспоминаниями о тебе. Ты смирилась с шерстью, сказала, что так Рыжик всегда рядом. Обещаю, что буду носить ту одежду, чтобы ты всегда оставалась со мной.
Огонь с жадностью пожирает листок и трещит в ожидании следующего – для Анжелики.
- Я постоянно думаю о том, почему из всех игроков, именно ты умерла такой смертью. Справедливо ли, что лучшие люди страдают сильнее всех? От мамы я слышала новости о твоем брате. Уверена, ты знаешь, но я все равно скажу, что он в порядке. Хотя без тебя ни он, ни я уже никогда не будем в норме. Слишком сильно мы от тебя зависели и любили, чтобы хоть на один день смириться. Помнишь, как мы с Марком были на грани расставания? Конечно же, помнишь и знаешь, что именно ты нас тогда помирила. Не знаю, откуда в тебе, двадцатилетней девушке, было столько мудрости, но я никогда не забуду тебя и твоих советов.