- Возвращайся к себе, – раздается голос Софии позади меня.
Снова этот едкий нарочитый тон. А может мне убить и ее?
Но, пока я поднимаюсь, рядом с ней появляется охранник, заслоняющий ее своим телом.
Вернувшись в кабину, я снова усаживаюсь на пол. Все становится таким цикличным. Настоящий замкнутый круг. Ощущаю себя хомяком, бегающим в адском колесе.
Снова этот визг. Кажется, что с каждым разом панель издает все более громкие, режущие слух, звуки.
Я не понимаю, как действуют остальные. Не знаю, кому из мафиози пришла идея убить Карину. Или почему сейчас на экране я снова вижу знакомое имя.
Анжелика играет за мафиози. Ночью были убиты: Римма – гражданин, Мария – доктор.
Смотреть на живую подругу даже тяжелее, чем на очередного зарезанного мной человека.
Пока Анжелика неподвижно стоит у панели, София почти на носочках подбегает к электрическому стулу и начинает хлопать в ладоши. Улыбка при этом у нее самая счастливая из всех, что я видела.
Может быть, в своем сумасшествии она нашла счастье?
- У вас есть пять минут, чтобы проголосовать. Анжелина была плохим человеком. Она убивала людей! Так давайте ее накажем! – София расставляет руки в стороны, словно прося аплодисментов за свою речь.
Это невыносимо. Смотреть на подругу, содрогаясь от мыслей о ее судьбе.
Мне всегда казалось, что двадцать - это много, но, смотря на Анжелику, начинаю понимать, насколько же это ничтожно мало. Двадцать лет – пустой звук, особенно, для того, кто живет полной жизнью. Я никогда не радовалась жизни так, как это делала она. Не такой человек, как Анжелика должен умереть. Это просто неправильно. Но разве здесь это хоть кого-то интересует?
Все голосуют против нее, словно она прокаженная, даже не задумываясь, что она на самом деле за человек.
Охранник хватает Лику за руку, но она вырывается.
- Я могу идти сама, – заявляет подруга, уверенными шагами направляясь к Софии.
Последняя потирает ладони и, не прекращая, улыбается. Как у нее еще не свело скулы?
Когда, после приглашающего жеста Софии, Анжелика усаживается на электрический стул, я замечаю на ее лице не только страх. В ее глазах заметно облегчение. Наверное, у меня бы и самой оно было, окажись я сейчас там.
А, может быть, мне повезет, и я буду следующей?
18 глава
Спустя год, месяц и три недели после игры
Делая фотографии со своими друзьями, я не думала, что когда-то буду заливать их слезами.
Что может быть глупее перебирания открыток, фотографий и тетрадей, оставшихся после учебы. Мало того, что я не решилась их выкинуть, так еще и притащила с собой в другой город.
Эти вещи должны были хранить мои самые светлые воспоминания, а вместо этого стали напоминанием о самом темном дне жизни.
Я верю, что есть люди, которые меня понимают. Наверняка, кто-то, подобно мне, прямо сейчас сидит на полу в своей комнате, обложенный памятными вещами, и безутешно над ними рыдает.
В дверь стучат в тот момент, когда я рассматриваю фотографию с Анжеликой: мы на учебе в белых халатах прижимаемся друг к другу так, словно хотим слиться воедино.
К своему стыду, я смотрю на дверь с надеждой, что сосед уйдет. Мне не стоило узнавать его интересы, и уж точно не следовало его обнимать.
Стук повторяется.
Моя одичалость дает трещину, когда я слышу его удаляющиеся от двери шаги. Спотыкаясь, я налетаю на дверь и стукаюсь об нее лбом.
- Чтоб тебя! – ругаюсь я вслух.
Держась за надувающуюся от удара шишку, я открываю дверь и вижу соседа. Он стоит с испуганными глазами прямо передо мной.
- Ты упала? – спрашивает он беспокойным голосом.
Я отрицательно мотаю головой. Терпеть не могу такие неловкие ситуации.
- Я тут разбираю кое-какие вещи… Можешь присоединиться, если хочешь.
И с чего я решила, что ему есть дело до моего хлама. Конечно, нет.
- Конечно. Я… Я с удовольствием! – отвечает он, быстрыми шагами заходя в комнату.
Смотря на Макса, усаживающегося у ног моей кровати, во мне начинают бороться два желания: прогнать его и оставить до конца дня с собой.
Я сажусь рядом с ним и некоторое время мы сидим в тишине. Ненавижу тишину.
- Никогда не думала, что все это вызовет во мне столько эмоций, – начинаю я, беря в руки одну из тетрадей.
Макс, не отрываясь, наблюдает, как я ищу нужную страницу. Господи! Какой же он терпеливый!
- Видимо, она нарисовала его, когда я отвернулась, – я провожу пальцем по сердечку на полях, в центре которого красуется подпись: Твоя Ната.
- Сколько же друзей ты там потеряла? – спрашивает сосед.
- Всех, что у меня были, – отвечаю я, бесшумно закрывая тетрадь.
Может показаться, что мне нравится себя добивать. Но правда в том, что мое измученное сердце не желает отпускать ни одну из этих вещей.
Макс берет в руки учебник по фармакологии.
- Похоже, это важная книга.
- Я ее несколько раз прочла.
Он открывает учебник на первой попавшейся странице. Видимо, хочет проверить мои знания.
- Не стоит этого делать, - отрезаю я.
Сосед хмурится, но захлопывает книгу и откладывает ее в сторону.
Теперь, он тянет руки к одной из открыток. Я даже не знаю от кого она, но вижу, что подарена в мой восемнадцатый день рождения. Его я праздновала с размахом. Тогда собрались все друзья и родственники. Родители арендовали два помещения в ресторане. Если закрыть глаза и сосредоточиться на этом воспоминании, в ушах начинает играть громкая музыка и раздаваться голоса близких, произносящие в мою честь тосты.
- Здесь написано, что это в день твоего восемнадцатого дня рождения от Карины.
Я представляю ее аккуратный почерк. Наверняка, подпись сделана разноцветными ручками. Возможно, каждая буква разным цветом. Я беру у Макса открытку и убеждаюсь в своих догадках. Карина уже никогда не изменится. Она будет жить исключительно в моей памяти и там навсегда останется такой.
- Зачем ты возишься в этом? Разве, это не тяжело? - спрашивает несмело сосед.
Я пожимаю плечами.
- Нравится делать себе больно? – этот вопрос Макс задает с большим напором.
Я вижу, что он не одобряет происходящего. Он не желает в этом копаться, и не хочет, чтобы это делала я. Мне кажется, что сосед посоветовал бы мне все это сжечь и навсегда забыть. Но я так не могу.
- Это все, что осталось от них, - отвечаю я единственное, что приходит в голову.
- Твои воспоминания о них - это то, что у тебя действительно осталось. А вот это все... – он небрежно берет горсть открыток и подносит их к моему лицу - Это всего лишь напоминания о том, что произошло. Все это для того, чтобы ты не забывала, ценой чьих жизней ты сейчас живешь.
Я начинаю часто моргать, чтобы не заплакать. Запрокидываю голову назад, укладывая ее на край кровати.
- Прости за то, что тогда ушла, ничего не сказав. Не знала, как тебя благодарить за то, что ты в очередной раз вывел меня из дома.
- Перестань. – Макс тоже запрокидывает голову. Теперь, мы оба смотрим на потолок.
- Я раздражаю тебя? – спрашиваю я, поворачиваясь к нему лицом.
Он поступает аналогично. Мне ничего не остается, как рассмотреть его лицо: светлые глаза, цвет которых, похоже, зеленый, но с крапинками светло-голубого оттенка. Ресницы такие длинные, что тень от них падает на щеки. И пусть, у него не самые правильные черты, он все равно красив.
- Ты вовсе меня не раздражаешь. Я… можно сказать, переживаю о тебе.
Когда это у него началось? С какого момента он решил, что забота обо мне ложится на его плечи. С чего он вдруг решил, что я позволю ему это делать?
Но ведь я действительно позволяю, иначе бы он здесь не сидел.
- Давай уберем все это? – спрашивает Макс с таким сочувствующим выражением лица, что я не могу не кивнуть.
Он берет коробку и начинает аккуратно складывать туда мои вещи. Вещи, в которых боли больше, чем во мне самой.
Но я, в отличие, от них, как губка, впитываю новые эмоции и создаю новые воспоминания, которые и дают мне сил жить дальше.