- Антон Месснер? Что ты здесь делаешь?
- А? - вздрогнул парень и развернулся. Да, он. Глаза круглые, карие, как орешки. Встревожен. Бороду и усы запустил. Он видел: ректор, постаревший, в ночной рубашке и безымянном одеянии вроде халата, но с кочергой. Поклонился и выпрямился, крепко держа свечу:
- Здравствуйте, господин ректор!
- Антон, зачем ты здесь? Ты уронил стул?
Этот парень - купеческий сын, будущий юрист, но и единственный ребенок из Гаммельна, который не ушел за Крысоловом. Семь лет назад, в самом начале учебы, Бенедикт спас этого юношу от инквизиции - предупредил, вернул плату за обучение и приказал бежать. Не годится преследовать мальчишку только за то, что он родился не там, где надо. Тогда ему было шестнадцать, совсем ребенок. А теперь это мужчина. И что, он так пришел поблагодарить?
Замер, остолбенел. Чтобы оборвать его, Бенедикт приказал:
- Раз уж ты не вор, садись! - указал на стул, что рядом с длинным столом, у самого входа. Ближе только кресло, а в нем лежит круглая меховая шапка, вроде бы из бобра. Теплая осень и меховая шапка? Единственная ценность? Антон послушно сел, куда ему указали - как марионетка, зависимая от движения не своей руки.
Бенедикт с нарочитым шумом поднял и поставил напротив Антона упавший или специально уроненный стул. Поставил свой канделябр слева, и Антон тоже прилепил свою свечу к столу. Убедившись, что парень уселся, Бенедикт снова взял свой канделябр, и пламя одой из свечей чуть не погасло.
- Погоди-погоди, - бормотал Бенедикт, как обычно разговаривают с животными, - сейчас!
Он отошел, полез в шкафчик и разыскал два больших стакана из бычьего рога. Заметил, что кочерга мешает, и прислонил ее у камина. Принес и поставил стаканы.
- Подожди!
И впервые за много-много лет (так ему казалось) он снял засов, открыл громко скрипящую дверь между кабинетом и спальней. Антон глядел, как успокоительно суетится ректор. Сначала просто смотрел, а потом вдохнул и шумно выдохнул.
Бенедикт обернулся и не столько увидел, сколько почуял, как уходит тревога из тела и взгляда молодого юриста. Но тревога могла ничего не значить - все студенты, которые попадали к нему, были в той или иной мере встревожены... Бенедикт успокоился сам и принес свой почти полный бочонок. Водрузив его на стол, он чуть задумался. Тогда, уже свободнее, услужливо привстал Антон:
- Давайте, я разолью, у Вас руки дрожат.
- И то верно.
Юноша осторожно наполнил стаканы, и теперь они в дрожащем и прыгающем свете были прозрачны и ярки, как опаловые оправы янтарных камней. Пены почти не было - спальня Бенедикта очага не предусматривала. Хватив сразу по стакану холодного, оба расслабились.
- И все же, - повторил Бенедикт, - Что ты здесь делаешь? Почему меня не разбудил?
- Разбудил же! - слабо улыбнулся Антон.
- А ночью зачем пришел? Как сюда пролез?
- Через стену. А ночью - чтобы никто не видел. Если Вы меня выгоните, я приду и уйду незаметно.
- Ну ладно...
Бенедикт ничего не понял пока. И не знал, о чем спрашивать, что делать.
- Так. Тебе нужно место преподавателя?
- Да.
- Что ж...
Тут мелкая злость наконец взяла верх, и Бенедикт разразился, захлопал ладонью по столу:
- Так. Ты приходишь, как вор, ночью. Пробираешься в кабинет, хотя мог подойти днем! Потом стоишь столбом и молчишь. Мне ждать до утра, пока ты отелишься, или позвать стражу?!
Антон слабо замахал руками:
- Не надо, не надо! Подождите, я расскажу! Дайте собраться.
- Я вижу, ты чего-то боишься. И меня ошарашил. Давай-ка еще пива.
Антон послушно разлил еще. "Ну ты и Голем", - подумал Бенедикт, - "И без записки во рту".
- Понимаете, - тихо, почти шепотом произнес Антон и свел руки так, растопырив пальцы, как будто подымал снизу что-то большое, круглое и тяжелое, - Я больше не ради места... Я должен Вам рассказать...
"Почему мне?" - тупо подумал Бенедикт...
- Я должен Вам рассказать, а то никто мне не поверит... я, я был в другом мире! Сначала.
- А! - обрадовался ректор, подался к нему, - Это там, где здание из серого кирпича и сетчатая ограда с дырами?
- Да! А вы откуда знаете? - насторожился Антон.
- Я там бывал, и не раз.
- У-ух, ладно! Та женщина в синих штанах и с короткими волосами...
- Ее бы у нас сожгли. - проворчал Бенедикт. Женщина эта была врачевательницей душ то ли из будущего (но сам Господь никогда не играл со временем!), то ли... Лет семь назад она...
- Еще бы! Она мне очень помогла. Она вызвала Крысолова. Ну, или помогла ему появиться. Он - мальчик в шапочке с козырьком и крыльями сойки. Все говорят...
... а Бенедикт с Игнатием навещали ее еще некоторое время.
- Ага, что это молодой парень.
- В общем, из-под виселицы (Вы знаете, где это?)
- Само собой.
- Оттуда я попал туда, и Крысолов тоже, через дыру в заборе. Я погнался за ним в тумане, но не смог догнать. И потом...
Свечи горели - в подсвечнике ровным огнем, потому что их сделали из воска; толстая сальная свеча Антона коптила и потрескивала. Все свечи были относительно новыми, пива в бочонке еще предостаточно. Карие глаза Антона смотрели на что-то чуть вверху, отражения огней подпрыгивали в них, и этот взгляд затягивал в себя. Некоторое время спустя Антон слабо заулыбался, вспоминая.
- Давай потушим твою свечку - останется пятно, да и коптит.
- Ладно. - Так вот, - осмелел наконец Антон и выдохнул. - Это был и тот мир, и наш. Сразу оба. Фу, совершенно дикая история!
- Ты не представляешь, что сочиняют мне студенты, чтобы увильнуть от наказания!
- Ну вот...
***
Крысолов - это мальчишка в шапочке с козырьком и крыльями сойки по бокам. Он ворвался в туман и побежал так, как будто нет никакого будущего, ни камней под ногами, ни деревьев, ни неожиданный обрывов. А Антон, переполненный яростным (и мелочным) желанием удушить подлеца, бежал все-таки осторожней, стараясь проверить, что попадется под ногу в следующий момент, и быстро отстал. Крысолов растворился в сером тумане, больше похожем на дым, но его топот раздавался со всех сторон, и Антон бежал так, чтобы звук не исчез. Пока что гаденыш вел его вниз по оврагу, туда, где начиналось небольшое ущельице. До камней было еще далеко; Антон знал, что у самого склона будут ели с наполовину висящими в воздухе корнями. Они и защитят его от падения.
Потом Антон отвлекся - о широко раскиданные корни этих елей (а туман меняет расстояния, и когда они появятся, Бог весть) легко было запнуться и сломать лодыжку - а топот маленьких ног исчез. Остались только пыхтение и треск, причиной которых был сам Антон. Он выругался и постепенно замедлил шаги. Теперь он шел, отирая лоб рукавом. Но если бы пот и не попал в глаза, он совершенно ничего не увидел бы, кроме теней этих елок. Казалось, что они машут лапами для взлета: вот еще немного, и корни вырвутся из земли, ухватят его, как змеи или когти. Кроме как к ущелью, идти тут было некуда - еще неизвестно, в свой город или в чужой мир попадешь. И где же теперь Крысолов? Какой мир предпочитает он? Непонятно. Задурить головы людям того мира тоже можно, они везде одинаковы. Не будь Месснеры купцами и гаммельнцами, Антон думал бы о людях чуть более щепетильно.
Сейчас будет, если он помнил верно, небольшое возвышение. На влажных камнях пришлось потрудиться, и на верху, где туман был белее и прозрачнее, Антон уже дрожал. Одежда его пропиталась потом и туманной влагой, а тело тряслось от этого хитрого холода и старалось хоть как-то сбросить напряжение. Тут он остановился и попытался оглядеться. Все равно не видно было ничего, кроме самой последней елки.
Но где-то уже появилось солнце и создало радугу в тумане. Если пройти под радугой, найдешь клад. Но она недоступна, как и горизонт.
