Почему-то глаза Милли наполняются слезами, когда она слышит, как он произносит последние слова.
— Что?..
— Я влюбился в тебя. — Финн смотрит ей прямо в глаза. — Я люблю тебя. — Его голос дрожит, когда он говорит ей это, и девушка думает, что готова умереть в этот самый момент, потому что никто — никто! — кроме членов её семьи — да и то редко — не говорил ей таких слов. — И я очень испугался, когда понял, что натворил. Я пытался убедить себя, что ты для меня ничего не значишь, поэтому я и вёл себя, как последний идиот. Типичный я, — продолжает Вулфард. — А оказалось, что я только причиняю боль себе и тебе.
— Финн, я не могу. — Отрицательно качает головой Браун. — Я не знаю, как с этим бороться. Никто никогда не заставлял меня так себя чувствовать. Я не смогу справляться с тем, как ты поступаешь со мной. Я не смогу…
Она также рассказывает ему о том, что прошедшие выходные были для неё адом настолько, что она просто перестала есть, потому что больше не знала способа, как справиться со всем этим.
Внезапно он обхватывает её руками за щёки и говорит с отчаянием в голосе:
— Милли, я знаю, и мне очень плохо от того, что тебе пришлось пройти через это, но я должен был рассказать тебе о том, что чувствую. Я не могу удержать это в своей груди. Я хочу, чтобы ты знала, что моё сердце принадлежит тебе, а ни кому-либо ещё. — Его длинные пальцы ласкали её кожу. — Прости, я очень сожалею, что впутал тебя в эту историю, но, Миллстер, я клянусь, что ты не найдёшь ни одного другого сердца, которое бы любило тебя так, как моё. — Финн соединяет их лбы и прикрывает глаза, и Милли делает тоже самое.
Сила притяжения, которую излучает Вулфард, чувствуется сейчас сильнее, чем когда-либо. И, хотя она шла сюда, чтобы всё закончить, Браун понимает, что это стало невозможным в тот момент, когда он сказал ей, что любит её, потому что ещё никто никогда не отдавал ей своего сердца. Нет, она не может просто так отбросить его, потому что это было бы тоже самое, что и избавиться от самого драгоценного подарка, дарованного свыше.
— Всё в порядке, — шепчет Милли некоторое время спустя и открывает глаза, чтобы встретиться взглядом с тёмными глазами Финна, сиявшими ярче, чем когда-либо. — Но я не смогу успокоиться, если не узнаю, обозначают ли те слова, что ты сказал, ещё и кое-что другое… — Вулфард удивлённо отстраняется, чтобы посмотреть на её смущённое лицо. — Мы встречаемся или нет?
— Это предложение? — с озорством спрашивает он.
— Это вопрос.
Финн не отвечает и просто наклоняется ближе, чтобы поцеловать её в губы, и на этот раз гораздо дольше, чем было до этого. На этот раз это было нечто особенное. Они будто заключали договор.
Когда они отстраняются друг от друга, Вулфард смотрит на неё с широкой счастливой улыбкой, которую она идентифицирует как принадлежащую персонально ей одной.
— Мы встречаемся, и я должен сказать, что ты, Милли Браун, моя девушка, а я твой парень. — Он присаживается на скамью и привлекает её к себе, приобнимая и усаживая к себе на колени. — Я люблю тебя. Очень сильно люблю. — Она прячет лицо у него в шее, улыбаясь.
Милли не признаётся ему в ответ, потому что чувствует, что пока ещё не готова к такому шагу. Из-за родителей и их отношения к ней любовь всегда казалась ей чем-то далёким, но теперь это чувство было здесь, между ними, и она всё-таки решается впустить его к себе в сердце, чтобы заботиться о нём и растить.
Милли смотрит на браслет Финна у себя на запястье.
Это было рождественское утро, но его не было рядом с ней, когда она проснулась, и она не винит его в этом. Между ними всё ещё есть эта проблема и обида, и девушка не знает, смогут ли они решить её.
На мгновение она думает о том… А спасла бы она всё, что было между ними, если бы в тот день вместо того, чтобы уйти, не позволив ему ничего объяснить, она бы просто осталась и послушала?..
Ну, теперь она никогда этого не узнает.
========== Часть 16 ==========
На улице шёл снег, а Милли почему-то думала о лете. Если бы она была в своей нормальной жизни, то она валялась бы в купальнике на шезлонге в саду, читая какую-нибудь книгу и загорая. Может быть, ходила бы с матерью за покупками, помогла бы на выходных в церкви, по средам посещала бы репетиции в городском театре, а по вечерам смотрела бы никому не известные фильмы, набираясь опыта. Она много бы гуляла по улицам просто так, потому что в хорошую погоду просто грех сидеть дома. Но, видимо, в этот раз летние планы придётся поменять, потому что она в психиатрической клинике, и нельзя точно сказать, как скоро её отсюда выпишут.
На самом деле, девушка хочет, чтобы снег пошёл ещё сильнее и обильнее, но она сомневается, что погода будет её слушать, поэтому она фыркает, закрывает окно и возвращается к прерванному ранее занятию, а именно сбору вещей.
Сегодня утром после осмотра доктор Хитон сказал ей, что она уже может покинуть больничное крыло, потому что Браун просто в отличном состоянии, хотя с репетициями и нагрузками ей пока всё-таки стоит повременить. Так что какая-то её часть была очень огорчена этой новостью, ведь ей нравится это время, проведённое в зеркальной комнате.
Да и другая её часть, к слову, тоже была не особо в восторге, потому что сегодня на самом деле плохой день. Милли не хочет возвращаться, не хочет покидать свой пузырь против реальности и снова сталкиваться со всеми проблемами, что у неё есть или уже появились. Так что у неё нет никакого повода для веселья. Кроме того, за те две недели, что она провела здесь, в её жизни появился кое-кто очень милый, и теперь ей придётся расстаться и с ним тоже.
Кто-то появляется в дверях палаты с огромным букетом разноцветных гиацинтов и каким-то листом бумаги.
— Он у меня, — говорит Уайатт неохотно, и девушка задаётся вопросом, а рад ли он тому, что она уходит? — Доктор Хитон уже подписал его.
— Я ухожу… — И это звучит как приговор.
Браун несколькими движениями застёгивает свою сумку с немногочисленными вещами, которые перекочевали к ней из её комнаты, пока она была здесь. Единственный плюс сегодняшнего дня — это то, что ей наконец-то разрешили переодеться в нормальную одежду, поэтому она попросила принести ей её старый и с растянутой горловиной, но всё равно любимый оранжевый свитер, чёрные штаны и конверсы. Ничего особенного, но она чувствовала себя в этом гораздо лучше.
— Серьёзно, Олефф, мне это не нравится. Я не хочу уходить. — Это звучит как-то по-детски, от чего она смущается.
Парень грустно ей улыбается, подходит ближе и, оставив цветы на кровати, крепко её обнимает, прижимая к груди. А Милли просто отпускает себя, давая волю чувствам, которые скопились в ней за всё это время, и она плачет. Плачет, потому что Уайатт заботился о ней и оберегал её, а теперь ей нужно выйти в реальность, где что-то происходит между Финном и Сэди, где у Калеба разбито сердце, где она больна анорексией и пытается бороться с этим, где её родители ненавидят её, а ещё её никто не любит. А вот Уайатт любит.
— С тобой всё будет хорошо. — Он целует её в макушку и гладит по спине, чтобы успокоить. — Я всегда здесь, в больничном крыле, и мы будем видеться раз в неделю, когда ты будешь приходить на осмотр к доктору. Ну или я просто могу прийти и забрать тебя, это не запрещено.
Девушка немного отстраняется и смущённо смотрит ему в глаза.
— Разве это не запрещено? — повторяет она, но уже как вопрос.
И в этом вопросе что-то такое, о чём они оба боятся сказать.