Сейчас она была куда более здравомыслящей, и всё произошедшее было странным для её сознания, хотя воспоминания и были достаточно расплывчатыми. Часть её до сих пор не могла поверить в то, что она совершила такую глупость. Она не была мазохисткой или кем-то в этом роде, просто есть вещи, которые она не может контролировать. Ну, теперь у неё хотя бы есть отличная тема для разговора с Наталией, потому что после столь ужасного опыта Милли поняла, что та всё-таки отлично справляется со своей работой. Да, девушка была готова поговорить с ней по душам.

И никогда больше не делать что-то настолько глупое.

В этот момент дверь в палату открылась, являя её взору высокого человека в синей униформе. Браун нахмурилась, узнав его, и ей стало очень стыдно перед ним за то, в каком состоянии он её видит. Человек молча прошёл в одно из кресел, аккуратно усаживаясь на мягкое сидение, а потом обернулся к её кровати, замечая, что она лежит с открытыми глазами.

— Ты очнулась, — произносит он, по-доброму улыбаясь. — Как себя чувствуешь? — интересуется он, подсаживаясь ближе.

— Уставшей, — хрипло отвечает Милли и тут же пытается прочистить горло, и парень моментально подносит ей стакан воды. — Спасибо, Уайатт. — Она медленно привстаёт на локтях, чтобы попить, и только сейчас чувствует между ног что-то очень странное.

Она удивлённо приподнимает покрывало и видит самую унизительную на свете вещь.

— Они поставили тебе зонд, — неловко говорит Олефф. — А ещё сделали клизму.

Девушка складывает руки на животе, понимая, что ощущает себя очень странно.

— Это так унизительно! Во мне вообще ничего не осталось! — драматично восклицает Браун, а Уайатт смеётся.

— Это временно, — объясняет он, не прекращая улыбаться, а потом подходит к капельнице и проверяет её, а девушка чувствует боль в той руке, куда вставлена игла. — Я поставил тебе её. Что думаешь?

Ей и хочется ему улыбнуться, но она понимает, что каждое движение вызывает у неё дискомфорт.

— И много тебе приходилось возиться со мной?

— Не особо, ведь ты была без сознания. — Олефф пожимает плечами и подходит к противоположному краю больничной койки, туда, где висит планшет с её данными и показателями. — Я буду твоим личным… медбратом, пока ты здесь. Доктор Хитон будет курировать тебя в профессиональном плане, так что я больше похож на… няньку. — Он смотрит на неё, подмигивая. — Ты можешь обо всём меня просить и спрашивать.

— Спасибо. — Милли немного смущается. — Видимо, они повысили тебя, раз ты теперь не только образцы крови собираешь.

— Это после моей просьбы. — Вернув планшет нам место, Уайатт скрещивает руки на груди, наблюдая за ней. — Мой раздражающий голос явно сыграл не последнюю роль. — И опять же ей хочется рассмеяться, но она знает, что из-за глупого смеха внутри всё будет болезненно резонировать. — Так что теперь я могу заботиться о людях.

— И тебе это больше нравится?

— Гораздо, — отвечает Олефф перед тем, как в палату заходит доктор Хитон с какими-то бумагами.

Он приближается к кровати и присаживается на стул. Уайатт же, наоборот, выходит, оставляя их наедине.

— Я рад, что ты очнулась, Милли, — говорит Чарли с улыбкой. — Должен признаться, что ты очень напугала нас всех, но ведь такого больше не повторится, правда? — Она уверенно кивает ему в ответ. — Всё правильно, ты должна бороться с этим.

— Теперь я тоже так думаю, — произносит Браун, а её голос по-прежнему немного хрипит. — Я думаю, что справлюсь с этим.

Улыбка на лице доктора Хитона становится шире, и вскоре он начинает объяснять ей, что именно они с ней сделали. Собственно, всё было так, как и сказал ей Уайатт, — ей провели промывку кишечника с помощью клизмы и вставили зонд, но, как уверяет её Чарли, это только на ближайшие сутки, а уже завтра они извлекут его, и Милли сможет самостоятельно справлять свои нужды и потребности.

Когда он заканчивает объяснять, он помогает ей сесть прямо и проводит быструю диагностику, проверяя её глаза, уши, давление, которое оказалось немного ниже нормы, и слушает сердце.

— Всё в порядке. По крайней мере, в пределах допустимого, — сообщает ей доктор Хитон, вешая стетоскоп себе на шею. — Ты пробудешь здесь две недели, пока окончательно не восстановишься, так что, к сожалению, ты не сможешь провести Рождество дома. Прости. — Он действительно выглядит виноватым.

— Поверьте, я предпочла бы отпраздновать его здесь, — спокойно отвечает Милли.

И правда, больничное крыло выглядит куда приветливее, чем собственный дом с родителями-лицемерами. К тому же её мать наверняка снова будет ругаться из-за её рецидива.

— Тогда отлично, — говорит расслабленно Чарли. — Мы сообщим твоей семье, что с тобой всё хорошо, так что не волнуйся, думаю, твоя сестра скоро приедет к тебе. — О, это была замечательная новость. — Я подумал, что пока никому не стоит тревожить тебя, к тому же Нат сказала мне, что ты не совсем довольна своей соседкой по комнате. — О, слава Богу! Её куратор просто самая лучшая на свете! — Так что здесь ты можешь расслабиться, ну или что-то в этом роде. — Доктор Хитон качает головой. — И я не знаю, стоит ли оставлять Олеффа твоим медбратом.

— Почему?

— Он, конечно, хороший парень, но любит строить из себя клоуна, — он говорит это весело, от чего Милли тихо смеётся, пока снова не чувствует дискомфорт внутри и не складывает руки на животе. — И причина в том, — продолжает он, — что это случается достаточно часто.

— Всё в порядке, — отвечает Браун. — Мне нравится Уайатт.

— Хорошо, тогда пусть остаётся.

Чарли записывает данные об осмотре и уходит, махнув на прощание рукой. Как только он исчезает за дверью, девушка внезапно чувствует себя очень уставшей, как будто разговор был огромным усилием над собой, поэтому она расслабляется и снова засыпает.

Собственно, так и будет ближайшие две недели.

***

Во второй половине следующего дня зонд удаляют, и Милли чувствует себя лучше — определённо лучше! — потому что это устройство кажется ей самой неудобной штукой, которая только существует на свете… Ну, может быть ещё и раздражение, которое она испытывает после того, как получает известие о том, что скоро у неё будут посетители. Она не жалуется, потому что понимает, но она действительно чувствует себя очень уставшей. Ей хочется спать, так как она просто исчерпана как физически, так и морально, а все её мысли и эмоции становятся слишком поверхностными. Она просто игнорирует всё, что произошло.

— Браун, — зовёт её «нянька», вкатывая в палату вечером того же дня железную тележку, предварительно включив верхний свет, — тебе нужно поесть.

Он кивает на тарелки, а Милли с тяжёлым вздохом садится на кровати. Уайатт подходит к ней и помогает лучше устроиться спиной на подушках, которые служили ей опорой.

— Что это? — спрашивает она, когда видит, как он переложил поднос себе на колени.

В нос ударил восхитительный и насыщенный запах.

— Кое-что особенное из дома, — отвечает Олефф, заботливо заправляя полотенце за воротничок больничной рубашки Милли. — Это суп. — Он берёт ложку и окунает её в тарелку, а затем подносит к её губам.

Браун же смотрит на него, удивлённо приподняв брови, чем вызывает у парня озорную усмешку.

— Ты относишься ко мне, как к ребёнку. У меня просто был зонд, так что я могу о себе позаботиться. — Она сама берёт ложку и кладёт её себе в рот.

Это был куриный суп с небольшим количеством соли. Что ж, очевидно, у неё теперь будет бессолевая диета, поэтому вполне вероятно, что и все последующие блюда будут практически безвкусными.

— Я просто хотел помочь тебе, миледи. — Уайатт поднимает руки в знак капитуляции и позволяет себе расслабиться на стуле около кровати, хотя он не перестаёт за ней пристально наблюдать.