— Ри…чи… — Часто задышала она ему в ухо, крепче притягивая к себе руками и ногами, буквально вжимая его в себя. — Ри…ри…чи! — Девушка неожиданно застонала настолько громко, что сама испугалась этого звука, а вот для Уилера это было почти благословением. Он почувствовал, как сильно она сжала его изнутри, а потом расслабленно обмякла, раскидываясь на разворошенной в порыве страсти кровати.

Ричард хотел оставить ей засос на шее, прямо поверх вот этой уже поблёкшей метки… не его метки. А блядского младшего брата! Ведь тот имеет полное право оставлять на своей официальной девушке следы хоть по всему её телу, не скрываясь. А ему было запрещено целовать её даже в губы.

Болезненная злость и сдерживаемая страсть переплелись внутри него, смешиваясь в дикий обжигающий коктейль, и его финал был настолько грубым и ярким, что он даже на пару секунд забыл, какого в тот момент было Эл под ним.

А потом осознание накрыло его мощной волной отчаяния и вины.

— О Господи, Эл?.. — испуганно зашептал он, судорожно оглаживая пальцами лицо сморщившейся от боли девушки. — Прости меня, ангел, прости-прости-прости…

— Всё в порядке, не волнуйся. — Слабо улыбнулась она, откидывая взмокшие кудри со своего лица.

— Мне так жаль, love…

— Я же сказала — всё в порядке, Ричи, — твёрже повторила она, хмурясь.

— Да, конечно…

Он вышел из девушки, и она сразу стыдливо натянула почти по подбородок нагревшееся покрывало, пряча совершенное девичье тело от его голодного взгляда. Ричард разочаровано хмыкнул, откидываясь на высокую спинку своей кровати и хватая с прикроватной тумбочки начатую пачку сигарет и подаренную друзьями зажигалку. Прикурив, он поправил сползшие на кончик носа массивные очки и уставился в давно не крашенный потолок. Возможно, стоит сделать ремонт. Не ради себя, конечно, а хотя бы ради комфорта Элевен.

Ха! Комфорт Элевен… Её комфортом официально занимается его младший близнец, до сих пор живущий у родителей и смиренно дожидающийся, пока Эл закончит последний класс, чтобы вместе с ней навсегда уехать из проклятого Хоукинса. Карен хвасталась перед ним на прошлой неделе, когда он зашёл за кое-какими своими старыми вещами, что Майк собирается через полтора месяца сделать девушке предложение. Романтично, прямо на её восемнадцатый День рождения. Чёртов ублюдок.

Ричи, надолго задержав горький дым в лёгких, тяжело выдохнул в потолок и повернулся в сторону, лицом к молчаливой Эл, сжавшейся под покрывалом и рассматривающей в тусклом свете своё изящное маленькое запястье.

На смуглой коже отчётливо проступало имя.

Его имя!

Его, Ричарда Уилера, имя!

Немного грубоватая вязь букв складывалась в небольшое тёмное Richard. Так какого же хрена его соулмейту через полтора месяца будет делать предложение руки и сердца его младший брат?

Этот мелкий придурок до сих пор держался за мамину юбку! А вот Ричи жил в своём собственном доме. Да, пускай и небольшом, да, пускай старом и почти на окраине Хоукинса, но это был его личный дом, который ему подарили родители на восемнадцатилетие. А трусишка Майк отказался, попросив отложить деньги на переезд в Чикаго.

Ричи чертыхнулся, снова делая очередную глубокую затяжку. Наверное, этот мелкий говнюк даже правильно поступил, ведь теперь у него есть возможность увезти Элевен подальше из этой грёбаной жопы мира. Если бы он был поумнее и не попросил эту халупу… Но ведь он просто надеялся, что Эл переедет сюда с ним, и они будут счастливо жить вместе, как маленькая семья. Он и она, его соулмейт.

Элевен провела пальчиком по надписи, закусив нижнюю губу. Потом неловко повела плечами, как будто от холода, и обхватила себя руками, тем самым прикрывая аккуратную обнажённую грудь. Ричард не понимал, чего она до сих пор стесняется — он исследовал всё её тело от кончиков волос до пальцев ног буквально в первые две ночи, которые они провели вместе. Тогда всё казалось ему таким божественным и прекрасным. Жизнь казалась ему, неудачнику Ричарду Уилеру, просто превосходной.

А что сейчас? А сейчас он вынужден смотреть на её тонкие острые лопатки и глотать горький никотин, отсчитывая последние минуты наедине.

На душе скреблись дикие кошки. Хотелось курить и курить, сигарету за сигаретой. И он примерно догадывался, почему именно.

Элевен, прикрывшись стянутым покрывалом, встала с постели и, неловко переступив через его скинутые впопыхах джинсы, побрела в примыкавшую ванную. Ричи провожал её жадным и влюблённым взглядом, развалившись обнажённым поверх скрученных простыней, абсолютно себя не стесняясь. А чего ему? Он сам был не из робких и застенчивых, а уж Эл точно повидала не только его тело, но и тщедушное тело его младшего брата, так что её определённо ничем уже не удивишь.

На улице была ночь, из приоткрытого окна раздавался стрёкот цикад, а прохладный ветерок колыхал подаренные матерью занавески. Третью ночь подряд на небе светила полная луна — именно она слабо освещала его погружённую во тьму комнату. Но даже этого источника света было вполне достаточно, чтобы любоваться на юное тонкое тело кудрявой девушки с чудесной улыбкой и нежной кожей, заразительным смехом и самыми красивыми на свете глазами.

Она быстро прошла через полоску лунного света, на секунду полностью залитая серебристым сиянием — само божество! — и ловко скрылась за дверью ванной комнаты. Он услышал, как щёлкнул изнутри замок — обидно, — и увидел, как из небольшой щели снизу зазмеился тёплый жёлтый свет. Зашумела о дно ванной вода.

Истлевшая сигарета обожгла пальцы, и он сразу откинул её в стоявшую на той же прикроватной тумбочке переполненную пепельницу, глазами невольно цепляясь за витиеватую, хотя и немного кривую надпись на собственном запястье — Jane. Его любовь, его жизнь, его недосягаемая мечта.

Сегодня вечером она сама пришла к нему, первая. Обычно это он неловко приглашал её как будто бы к себе в гости, а на деле утаскивал в спальню и долго ласкал податливое тело. Ни родители, ни Майк, да вообще никто не знал об этом — все оставались в блаженном для них неведении. Наверное, это было правильно, они ведь не хотели создавать Эл репутацию распущенной шлюхи, мечущейся от одного брата-близнеца к другому.

На самом деле всё было слишком прозаично и до слёз не честно.

Джейн Хоппер, почти-почти восемнадцатилетняя ученица Старшей школы Хоукинса и приёмная дочь местного шерифа Джима Хоппера, официально была девушкой Майкла Уилера, девятнадцатилетнего выпускника с отличием и подающего большие надежды физика-ядерщика, поступить на направление которого в Чикагском университете Майк уповал ещё класса с десятого. А ещё она была соулмейтом Ричарда Уилера, девятнадцатилетнего оболтуса, забросившего обучение и отчисленного за неуспеваемость из двенадцатого класса, имеющего проблемы с законом (т.е. и с Хоппером, который крайне не любил старшего мальчишку Уилеров) и с собственной дерьмовой жизнью.

Как так получилось, что его соулмейт была с его братом? Да всё просто — она любила его. Искренне, до беспамятства обожала и боготворила чёртового Майка; она едва не потеряла сознание от счастья, когда тот предложил ей официальные отношения в девятом классе. Проблема с соулмейтом Майкла тоже решалась на раз-два — у него его просто не было. Да, последние полвека это неожиданно стало распространённой практикой, когда у людей перестали появляться имена на запястьях — видимо, человечество стало терять эту мистическую связь. И с каждым годом всё больше и быстрее. И никого это не волновало.