И никто не задумался, откуда же Дерек взялся в лесу, спустя три дня в самый нужный момент, после того, как альфа Питер вывернул его внутренности наизнанку, и, как ни в чём ни бывало, кинулся помогать Скотту. Я уже в тот момент валялась у себя и ловила отходняки от лошадиного коктейля из лидокаина, буливакаина и роливакаина, стараясь не думать, как вся эта мудотень подействует на мои расшатанные нервы. После аконита организм восстанавливается быстрее, потому, что для меня он в отличие от оборотней не смертелен. А вот после ранений было фигово. В тот день Дитон заштопал меня в первый раз. И провёл первый урок по врачебной теории, попутно объясняя на практике, как действует каждый препарат, который он в меня вколол.

Дальше полетело по накатанной. Сначала я помогала всем, кто просил и где могла. Дитон кинул справку по стаям, и теперь - спасибо охотникам - клиенты меня осаждали. Но уже через месяц пришлось ограничить круг "пациентов", - организм восстанавливался не так быстро, как хотелось бы. Точнее сказать, с каждым разом всё тяжелей.

Алан советовал не дурить, и переехать в столицу, талдычил, что я не могу помочь абсолютно всем. Это, само собой понятно, я и не пыталась, но не могла бросить Бейкон-Хиллс. Мне нужно быть ближе к нему. Пусть наблюдать, изредка помогая в самых крайних случаях. Пусть они никогда не узнают. Пусть так. Зато я знаю, что пыталась.

Конечно, иногда меня видели, несколько раз я попадалась на глаза каждому из них. Но кто будет обращать внимание на неадекватного человека, незаметно исчезающего из поля зрения. И ладненько, нашим легче. Всё равно буду помогать. Потому, что здесь нет того беспросветного состояния, что было дома. Той липкой каши из беспомощности, бесполезности и бездействия. Здесь я из этой противной массы выкарабкиваюсь, когда вижу, как затягиваются раны, восстанавливается дыхание и сердцебиение. Это как доза на некоторое время. И каждый раз хочется ещё. В своём маниакальном "врачебном запое", я, кажется, по разу помогла им всем, не знаю, не считала...

Чтобы вылечить Скотта после нападения Виктории Арджент, пришлось отказываться от дорогого "предложения" и срочняком вылетать из Лос-Анджелеса, где у меня тогда уже появились личные апартаменты, и я начала жить на два города. Это пришлось делать очень быстро, постоянно оглядываясь на задремавшего в углу Дерека Хейла.

Один раз это даже был Стайлз. Пока Мелисса, единственная кроме Алана, кто знал, усыпила его, нужно было также быстро успеть удалить поганую опухоль из его мозга, что оставила треклятая лисица. И прощай навсегда лобно-височная деменция. Надеюсь, бедолага никогда об этом не узнает.

Даже Питер. Потому, что:

"- Ты не такая сволочь, как все о тебе думают. Как ты сам о себе думаешь, Питер. Просто хочу, чтобы ты знал, когда соберёшься искать свою дочь - её зовут Малия Тейт. Ты к ней привяжешься, хочешь ты того или нет. И не нужно крушить весь мир вокруг себя, чтобы узнать это.

- А ты не настолько слаба, как себя считаешь, - голубые глаза смотрят с иронией и непривычной мягкостью, которую может не увидеть больше никто, кроме Малии, - ты своего добьёшься, даже если весь мир будет против тебя. Хочешь, дам совет? Когда почувствуешь, что сил не осталось - не останавливайся".

До сих пор не уверенна, правильно ли я поступила, помогая ему восстановиться после воскрешения. Алан учил, что у врача не должно быть приоритетов. Мне до него никогда не вырасти...

===

Сегодняшнее пробуждение "порадовало" раскалывающейся головой, сухостью во рту и усиливающейся тошнотой. Голова болела так, что приподнятые ресницы сопровождались микровзрывами в затылке. И, похоже, глюки от фентанила продолжаются потому, что я вижу Дерека Хейла, словно только что сошедшего с моего сна, сидящего в кресле напротив дивана. С интересом взирающего прямиком на меня своим фирменным "хейловским" проедающим во лбу дыру взглядом, под которым можно признаться во всех смертных грехах, даже тех, которых не совершала. Я моргнула несколько раз. Видение не пропало.

- Это ты?.. - тупой вопрос с моей стороны. Я ещё никогда не разговаривала с ним во сне. Голова тяжёлая, как гиря, мысли крутятся в направлении: "можно ли разговаривать с галлюцинацией?"

- Кто ты такая? - наклоняясь вперёд, спрашивает мой глюк, совершенно спокойным тоном, который никак не вяжется с его взглядом.

- Надеюсь, я всё ещё человек. Во всяком случае, я была человеком. Сейчас - не знаю, спроси, что полегче.

Мне всё равно, что говорить, да и не важно, снова моргаю, резкость в глазах тяжело настраивается, но я пытаюсь увидеть, впитать каждую морщинку, каждую чёрточку, не часто он так близко, даже во сне.

Он мерно стучит пальцами по подлокотнику, словно мой ответ ему не понравился, но внешне остаётся непробиваемым. На сон не похоже: во сне он всегда уходит, и я не могу его остановить.

- Интересный акцент, - смотрит пристально, не отпуская моего взгляда. Я тоже не прерываю контакта, боюсь потерять его.

- Я русская, - бормочу я, как под гипнозом.

Хейл встаёт, подходит к дивану и опускается на корточки. Теряюсь в догадках, что этот конкретный сон может означать по Фрейду. И мне вообще нифига непонятно. Почему он всё ещё он не уходит?

- Как твоё имя? - он нависает надо мной, и это так по-мужски, что я почти физически ощущаю силу, исходящую от него. Воздух между нами трещит от переизбытка тестостерона, от жеста, который должен задавить мою волю.

Я не хочу поднимать голову, но желание видеть его полностью пересиливает.

- Тебе ни за что не выговорить, зови как все - Иванова.

- Как эту... в Вавилоне? - фыркает он.

- Верно. Она тоже русская, как я, - выбалтываю, гадая, смотрел ли сериал реальный Дерек Хейл. Навряд ли.

Дерек молчит, продолжая внимательно изучать меня.

- Так... это похоже на твоё настоящее имя?

- Это имя моего отца.

Кивает. Ну, да, в нашей русской системе наименований сам чёрт ногу сломит. Даже не пытайся.

Что за странный разговор, даже для сна.

Держать фокус всё сложнее, даже во сне мне хочется спать. Господи, Дерек, перестань сниться хоть на минуту, дай выспаться, хотя нет - снись, всегда снись, солнце моё... Грёбаный фентанил, если я сейчас усну, буду видеть всякую херню вместо тебя, такое бывало под глюками. Ненавижу наркотики! В следующий раз откажусь.

- Прежде чем отказаться, на спину свою посмотри, - серьёзно советует мой бессменный сон, в доказательство касаясь повязки, отчего рана вспыхивает огнём, и я не могу сдержать громкого стона. Кажется, от "блокады" остались одни воспоминания.

- Извини, - говорит он, убирая руку. И внезапно до меня доходит: это не сон. Во сне нет физической боли, Алан объяснял, когда в первый раз колол мне эту дрянь.

До него тоже доходит, что до меня доходит.