— Изучил вашу докладную записку, Сергей Дмитриевич, — обратился президент к Ивлиеву через стол. — И коллеги мои тоже…

Он кивнул на советников, рассаживающихся слева и справа от него.

— Перспективы, конечно, заявлены фантастические. В хорошем смысле, — Президент приподнял и сдвинул уголки бровей. — Но кто долго живёт, тот помнит, сколько обыденных вещей совсем недавно представлялись совершеннейшей фантастикой. И наоборот — сколько блестящей фантастики оказались скучнейшей и никчемной обыденностью! Я уже не говорю о расхваленных на весь мир проектах, которые лопнули, как мыльные пузыри! Впрочем, не будем тратить времени!

Тут же из-за драпировки над окнами опустился экран, окна скрылись под светонепроницаемыми шторами, плавно погасли лампы в люстрах, и зажглась скрытая в плинтусах и за потолочными панелями подсветка.

Ивлиев взял с ажурной подставки, напоминающей пюпитр, пульт и нажал «пуск».

— Я буду говорить мало, — сказал учёный. — Вы все увидите. А на вопросы я с удовольствием отвечу.

На экране появился черно-белый кадр заставки с названием доклада: «Витализация. Контролируемое временное оживление». Далее следовал ролик: на морском берегу догнивают останки дельфина — фаланги плавников кое-где высыпались на гальку, белеет обнажившаяся челюсть… в кадре появляются молодые люди, в которых можно узнать Сергея и Николая Мамыкина, они в обтягивающих легководолазных костюмах и перчатках, аккуратно расставляют возле дельфиньих останков какой-то прибор, аккуратно помещают их в гибкую камеру из тончайшей сетки, уходят… через некоторое время останки животного начинают покрывать тонкие светящиеся линии, скоро они образуют объёмный рисунок, который складывается в очертания живого дельфина… сетчатая камера сливается с материализующимся в ней существом… волны накатывают, световая паутина начинает приобретать натуральную окраску и блеск… ещё немного, и дельфин шевелится, бьёт хвостом… Двое молодых людей подтаскивают клетку к морю, открывают дверцу и дельфин красивым броском уходит в набегающую волну. Подводная камера фиксирует его движение под водой, резкий рывок на поверхность, очередной нырок… Звучит наложенная на видеоряд мажорная музыка, экран гаснет.

— Это наши первые опыты, им уже больше семи лет! А вот последние эксперименты!

Сергей нажал на кнопку пульта, на экране появился следующий ролик: вся научная группа в белых халатах у каких-то приборов, явно в лабаратории.

— Итак, мы действительно научились возвращать в материальное псевдо-витальное состояние некротические, в том числе глубоко разложившиеся биологические объекты, — комментировал Ивлиев происходящее.

А на экране последовательно оживали помещённые в сетчатую камеру дохлая кошка, воробей, рыжая коренастая дворняга… Они принимались прыгать, клевать, есть, мяукать, — словом, делать то, что делают все не обремененные интеллектом живые твари.

— Все документальные свидетельства, подробно описанные результаты экспериментов, вся теоретическая база представлены в развёрнутом приложении, которое было направлено по инстанции, — говорил Сергей. — У нас тысячи метров подтвержденных записей!

— Так они что, действительно оживают?! — спросила Галушкина с детской непосредственностью, несколько удивительной для доктора медицинских наук.

— Не совсем, — ответил Сергей. — Это витализация. Имитация жизни, полученная восстановлением информационных полей погибшего объекта. Поля всех, когда-либо живших на Земле существ насыщают экосферу планеты. Теоретически можно найти информационное поле любого человека и… И витализировать его! Обновленный объект будет вести себя так же, как его живой предшественник!

— Какие будут мнения, коллеги? — спросил Президент. Он, без сомнения, уже видел все записи и, очевидно, по его запросам Ивлиев несколько раз писал подробные пояснительные записки.

— Гм, ну, раз эксперименты проверены, то я считаю, мы имеем дело с величайшим… во всяком случае, с заслуживающим внимания открытием, — веско сказал академик Суетин.

— А вы, товарищ Багава, какого мнения?

— Совершенно согласен с Юрием Карловичем!

— Кто еще согласен? — Президент обвел всех взглядом.

Ученые зашумели и принялись поднимать вверх руки, как при голосовании, и даже аплодировать. Но Президент чуть насупился, и наступила полная тишина.

— А ведь все вы многократно давали отрицательные заключения на эту разработку и затормозили ее минимум на три года? — в голосе первого лица прозвучали стальные нотки, и это было очень, очень плохим знаком. — Чем это объяснить? Недальновидностью, некомпетентностью или…

— Нет, нет, ни в коем случае не «или»! — замахал ладонями Суетин, как будто отгораживался от самой мысли, которая могла прозвучать вслед за многоточием. — Недальновидностью — может быть! Но ведь это совершенно невероятное открытие, в него даже трудно поверить!

— Почему же сейчас вы поверили? — настаивал Президент.

— Потому что Вы лично приняли участие в обсуждении! — единым выдохом прозвучал коллективный ответ. — Значит, все уже проверено, все выверено, взвешено и подтверждено!

— А без меня вы не могли разобраться? Ведь у вас целые институты, сотни ученых высочайшей квалификации.

— Не могли! Боялись совершить ошибку! — выкрикнул Суетин. — Но теперь мы все наверстаем!

— Я надеюсь! — Президент кивнул советнику.

Медленно загорелся свет, экран поднялся и скрылся за драпировкой.

Потянулась пауза.

Президент, плотно сдвинув брови, смотрел вниз в напряжённом раздумье.

Ивлиев положил пульт на подставку.

— Молодец, — сказал Президент. — Не ждал, не оглядывался на начальство, а работал, не жалея сил. Есть вопросы к Сергею Дмитриевичу?

Президент поправил часы под рукавом пиджака.

Все молчали. Было понятно: никто из членов консилиума не станет просить слова и не рискнет высказываться. По существу, работа одобрена, а значит, лезть с вопросами — все равно, что из любопытства совать голову под гильотину: «А как там, интересно, у вас внутри все устроено?» И было понятно, что вопросы и ответы будут, но только между двумя людьми: молодым феноменально одарённым и работоспособным учёным и руководителем огромной страны, который сумел сконцентрировать в своих руках всю реальную власть, стать наиболее влиятельным мировым политиком.

— А эксперименты с человеком вы проводили? — неожиданно спросил Президент.

— Нет! — Ивлиев с досадой махнул рукой. — Мы же обесточим весь квартал, соседи и так регулярно жалуются, что сидят без света… Да и бюджетного финансирования не хватит. А уж про медицинскую бюрократию я вообще не говорю!

— Мы уже упростили процедурную сторону! — быстро сказала Галушкина.

— Но вы можете провести эксперимент с человеком? — прищурился Президент.

— Конечно!

— Значит, вы готовы? Это будет полноценное оживление? — Президент слегка понизил голос, как бы подчёркивая важность вопроса. — Вы восстановите личность умершего и он будет жить дальше?

— Увы, нет, — качнул головой Ивлиев.

— Но это возможно, в принципе?

— В Евангелии такое описано, но мы пока далеки от этого, — ответил Ивлиев. — Оживлением должны заниматься несколько академических институтов и не один год. А возможно, и не один десяток лет. Но что мы уже сегодня можем утверждать — в плане мимики и моторики, в плане темперамента, восстановленный объект будет вести себя в точном соответствии с прототипом.

— То есть, восстанавливается абсолютная копия? — спросил, наконец, Президент.

— Верно. Абсолютная копия.

— Чем отличается ваш… метод от клонирования?

— Товарищ Президент, в отличие от клонирования, нам не нужен сохранный генетический материал. Ни ткани, ни кости, ни ДНК… Мы можем найти в информационных потоках земной экосферы эманацию Александра Македонского и воссоздадим его полного двойника в этом зале!

Среди ученой братии пробежало то ли оживление, то ли волнение. Очевидно они представили, как в цивилизованном зале появится грозная фигура закованного в латы вооруженного воина, привыкшего ставить на колени не только государства, но и целые континенты…