«Вот так. Все просто. Нужно просто принять самой решение и выполнить его. И не слушать, кто что там говорит. Ни маму, ни мужа. Самой принять решение и самой его выполнить, и люди будут смотреть на тебя так, как тебе хотелось бы. Вот только решение должно быть верное», – думала Наташа, смотря в спину уходящему комбату.

– Нахожу предложение сержанта правильным, товарищ лейтенант. Завтра перераспределите броню по флангам и обложите камнем по полной программе, – сказал Батя Малахову напоследок, – здесь достаточно и танка.

– Но товарищ подполковник, основная опасность идет с юга, а если мы обложим БТРы с трех сторон, мы лишим их маневра.

– Лейтенант, вас учили обсуждать приказы или выполнять? – в голосе Сизова сквозило явное раздражение.

– Выполнять, – коротко ответил Конюх.

– Вот и выполняйте, вы же не женщина, а офицер. Завтра с утра и займитесь. Все. Бывайте.

Козырнув, комбат направился к «вертушке». Все повернули назад.

– Пастух! – окликнул Аркадия отставший Конюх.

Пастух оглянулся и подошел к Малахову.

– Обо всем успел доложить, а, сержант?

Аркадий никому ничего не докладывал, осведомленность Бати о делах на высоте и для него была новостью. Но оправдываться перед Конюхом? Нет уж, увольте.

– Да я вообще все успеваю, – ответил он, с вызовом глядя в глаза лейтенанта.

У того исчезли последние сомнения. «Был Пастух с Наташкой, точно был». С какой радостью он бы сейчас врезал по этой наглой морде. Вот если бы об исходе этой драки никто не узнал, тогда он бы не стал себя сдерживать, а так… Его авторитет во взводе и так упал ниже плинтуса, не хватало еще и в драке этому сержанту проиграть.

– А ведь она из-за тебя за косметикой сорвалась, Пастух. Тебе захотела понравиться. Так что вины твоей в смерти Чумы, пожалуй, больше чем моей будет. Чисто по-мужски, между нами, признайся, Пастух – так ведь?

– Сейчас, признаюсь, «тыщу раз». Ага. Ты с больной головы на здоровую-то не вали, лейтенант. Я же тебе говорил, просил – не посылай «молодого». Меня нужно было послать, и было б тебе счастье, по любому. И Чума в живых остался бы, и твоя любимая карьера не пострадала. А если б повезло, то сейчас «вертушка» закутанным в брезент увозила бы меня. Вот счастья то… А, лейтенант?

– Да, сержант, я кажется действительно допустил серьезную ошибку. В следующий раз я буду более осмотрительным.

– Вот и поговорили. Разрешите идти?

– Иди, сержант, иди, – но не успел Аркадий сделать и пяти шагов, как лейтенант вновь окрикнул его: – Пастух, постой!

Он обернулся. Было видно, что взводный хочет, но никак не решается о чем-то спросить. Наконец, поколебавшись несколько секунд, Малахов нехотя произнес.

– Ладно, иди, сержант.

Только когда Пастух развернулся, по его губам скользнула усмешка: он знал, какой вопрос так и не решился задать Малахов. И правильно сделал, глупей вопроса трудно было придумать.

Войдя в палатку, Аркадий понял, что известие о возможном бое с большим отрядом моджахедов, а особенно смерть Чумы, сильно сказались на настроении бойцов. Чтобы как-то отвлечь их от тяжелых мыслей, Пастух решил применить старое эффективное средство:

– Значится так, «тухляк» с морд сняли и пошли чистить оружие.

– Так чистили уже сегодня… – начал было Перец.

– Еще раз почистишь, не рассыплешься, давай бегом, я сказал! – и, не дожидаясь исполнения приказа, вышел.

У стола стоял Леший и о чем-то беседовал с Байкалом.

– Серый, давай вытаскивай всех оружие чистить, пусть отвлекутся немного, а то смотреть тошно, как они себя жалеют.

– Добро. Байкал, давай всех сюда.

Через пару минут весь взвод чистил оружие, привычно расположившись за обеденным столом.

– Что-то мою пулю долго отливают… – затянул свою любимую песню Перец, но не тут-то было.

– Перец, заткнись! – послышалось сразу несколько голосов, но заставить замолчать Перца было не так просто.

– Что-то мою волю прячут, отнимают… – продолжил он настырно.

– В натуре, Перец, заткнись, без тебя тошно, – проворчал Кок. – Если глотку сильно драть охота, так давай что-нибудь повеселее.

– Про баб давай, да? – подал голос Цветочник.

– Про баб, говоришь? – задумался Перец и вдруг просиял.

Он вскочил на скамейку, вытянул руку, чем остро напомнил памятник Ленину и, подражая манере Маяковского, продекламировал:

Голые бабы

по небу летят,

В баню попал

реактивный снаряд.

Пару секунд понадобилось взводу, чтобы переварить и представить, что наплел Перец, потом грохнул взрыв хохота, который чуть не снес палатки.

Выпускной вечер подходил к концу. На сцене школьный ВИА «Фортуна» уже второй час выдавал все, на что был способен. Было перепето немало песен из репертуара «Битлз», «Машина Времени» и еще много чего. Ребята устали, сидящему на ударных Аркадию казалось, что палочки вот-вот выскочат из рук. И тут Мария Степановна по прозвищу Суслик решила прийти им на помощь:

– Кажется, наши музыканты устали. Давайте поблагодарим их!

Мария Степановна первая захлопала в ладоши, подавая пример. Все выпускники с восторгом ее поддержали.

Мария Степановна – завуч школы. Маленькая и пухленькая, она имела очень доброе лицо и удивительно приветливую улыбку.

– Спасибо, ребята, отдыхайте. Коля, давай включай свой магнитофон.

Зазвучала какая-то зарубежная группа, кажется АВВА, а может и нет. Мария Степановна не очень в них разбиралась – в отличие от своих выпускников, которые вновь задергались, словно подключенные в розетку.

Нет, Мария Степановна совершенно не понимала этих современных танцев! «Это не выпускной бал, а выпускная дискотека какая-то, вот в наше время… Вальс, рука в руке – и закружилась, и полетела… Опять ворчу. Постоянно ворчу, даже в мыслях! Наверное это потому, что я старею», – с легкой грустью подумала она. Впрочем, эта, уже ставшая привычной, мысль промелькнула и пропала, не сумев надолго испортить праздничного настроения. Мария Степановна присоединилась к своим уже бывшим ученикам и стала танцевать с ними. А танцевала она как… Короче, как умела, так и танцевала.

Аркадий закончивший восьмой класс, не успел спуститься со сцены, как к нему подошла Верка Скворцова.

– Пошли танцевать, художник, – крикнула она, стараясь перекричать орущие динамики, и схватив его за руку, потащила в самую гущу танцующих.

Верка, первая школьная красавица, заскочила школу еще в прошлом году и пришла просто на выпускной бал. Она всегда нравилась Аркадию, но он не знал, как к ней, такой гордой и высокомерной, подойти. Старше на целых три года, она была к тому же всегда ощутимо выше его. Только недавно он узнал, что насколько Верка была красивой, настолько же она была и безотказной девушкой.

– А ты здорово вырос за последние два года, художник. В прошлом году еле до плеча доставал, а сейчас уже выше меня, – сказала смеющаяся красавица и, очевидно чтобы Аркадий не возгордился, добавила: – Чуть-чуть совсем, правда, но выше. Ты шампанское пил?

– Не успел еще, – скованно ответил растерявшийся от неожиданного внимания Аркадий.

– Пошли.

И Верка, не переставая танцевать, потащила Аркадия в раздевалку для артистов, где вдали от глаз Суслика выпускники выпивали потихоньку шампанское и портвейн.

– О, ударник, давай сюда! – загудел Паровоз и протянул Аркадию стакан, наполненный темно-красной жидкостью.

– Я шампанского хотел.

– Апуууу… – надул щеки и развел руки в стороны Паровоз. Благодаря этой привычке делать «апууу» он и получил свое прозвище.

– Кончилось шампанское, вот портвейн, не робей, пей! Ты же дзюдоист у нас, спортсмен разрядник, елки-палки.

Аркадий взял стакан и одним махом выпил вязкую жидкость. Ему протянули конфету на закуску и он ее быстро схрумкал. Верка тоже выпила полстакана – только сейчас Аркадий понял, что это не первый ее стакан за вечер.