Воспалились оба глаза, один вообще перестал видеть. Случись такое в большом городе, где еще действуют медицинские учреждения, и то сразу не сориентируешься, а здесь-то у нас, в деревне! Хорошо, отец сообразил: нужно, минуя районную больничку, напрямую мчаться в областной центр. Перед тем как отправиться, забежали к бабушке Маше:

– Тетя Маша, молись, Христа ради! Наудачу едем, как и куда, не знаем! Ты в храм ходишь, на тебя вся надежда!

И помчались, а тетя Маша взялась за Псалтирь.

Приехали в область. Там местные окулисты посмотрели. Нет. Мы со своим оборудованием и уровнем подготовки вам не поможем. Единственная надежда на Москву. Поезжайте туда-то и туда-то, вот вам адрес, но такие операции обычно делаются по квоте, а кому надо срочно, то за наличные деньги. Не заезжая домой, сразу отправились в столицу по указанному адресу. Получить квоту на операцию можно, но это потребует времени на собирание анализов, хождение по кабинетам, а потом еще и очередь. В области им сказали приблизительную стоимость операции, если делать ее, минуя квоту. Деньги подъемные, если пойти по друзьям да родственникам, собрать можно, но все упиралось во время. Беда нагрянула слишком нежданно.

Московские врачи приняли больную, экстренно осмотрели и заявили о необходимости срочного хирургического вмешательства. О деньгах вопрос никто не поднимал. Просто сказали: пока будут заниматься девочкой, родителям нужно пройти в такой-то кабинет и оговорить все формальности.

Женщина, принявшая их, поинтересовалась, могут ли родственники оплатить операцию? Те начали было просить дать им время, чтобы вернуться домой и собрать необходимую сумму. Тогда врач попросила подождать, кому-то позвонила, потом, выйдя из кабинета, подозвала родителей и сказала:

– Вам повезло. Случай с вашей девочкой подходит под программу помощи одного из благотворительных фондов, и все лечение ей проведут бесплатно.

Один, наиболее пострадавший глаз прооперировали и зашили на целый год. Второй лечили медицинскими препаратами. Девочка пришла к нам в храм как раз незадолго до того, как ей сняли швы и открыли глазик. Зрение у ребенка восстановилось, а родители теперь считают тетю Машу святой.

История меня заинтересовала, и я решил поговорить с нашей прихожанкой. При первой же встрече спросил, что там было на самом деле и о том, как она тогда молилась.

– Батюшка, дорогой, я здесь совершенно ни при чем. Молилась как обычно. Думаю, не во мне причина, что все обошлось благополучно. Девочку оперировали бесплатно за деньги, собранные благотворительным фондом. А я знаю точно, что у нее дед с бабушкой каждый четверг в «день добрых дел», что проводится на петербургском телевидении, со своих телефонов посылают, не знаю, сколько там, по тридцать рублей или по сорок, на лечение таких вот страдающих детей. Получается, все это время они вроде как «страховку» за свою внучку вносили. А когда самим понадобилось, Господь собрал эти копейки и расплатился сполна за глаза их собственной внучки.

Сегодня, в день Торжества Православия, девочка снова была в храме. Очки она почему-то не носит. Я заметил, что во время моих проповедей она подходит к амвону все ближе. И хотя еще не решается, верю, придет день, когда мы поговорим с ней на равных. А сегодня во время проповеди смотрел в ее серые глазки, и мне казалось, что прекрасней их я еще не встречал.

Прежде чем приехать к нам в храм, она позвонила мне и попросила разрешения. А еще до звонка меня отыскал ее родственник и сказал, что его сестра хочет со мной поговорить. Мол, у нее очень большая проблема, она в отчаянии и не знает, что делать, а тревожить незнакомого человека, тем более священника, ей неудобно. Я ответил, что пускай приезжает и ни о чем не беспокоится, я постараюсь сделать все, что в моих силах. Только после этого она решилась позвонить.

– Батюшка… – Голос ровный и без эмоций. Такое впечатление, что со мной разговаривает робот с женским голосом. – Венчик, мы похоронили его без венчика. Я пришла в церковь и прошу, дайте мне венчик, а мне не дают. Как же он там будет без венчика? Можно я к вам приеду? Вы дадите мне венчик?

– Приезжайте, я дам вам венчик.

Зима. Вечер субботы, после всенощного бдения. Я отпускаю последних исповедников, и в храме остаемся только я и она. Подходит.

– Батюшка, это я вам звонила.

Среднего для женщины роста, волосы собраны сзади в хвостик и перехвачены резинкой. Сосредоточена. На ней темная зимняя куртка. Черный свитер, черного цвета джинсы и такого же цвета сапоги. Но черная одежда не всегда признак скорби. Сразу видно, если человек носит траур. Скорее это ее обычная одежда.

– Батюшка, это я вам звонила. У меня умер муж. На прошлой неделе схоронили. А венчик не положили. Теперь вот переживаю.

– Почему положили? Если отпевали, значит, должны были положить.

Слушая меня, она смотрела немного в сторону, а разговаривая, старалась не встречаться со мною взглядом.

– Его не отпевали, он самоубийца.

– Ах, вот как…

– Да. Разбил телевизор, видеомагнитофон и ушел. Утром его нашли в гараже уже холодным.

– Пьяный был?

– Наверное. А может, и нет. Последнее время он вообще ходил сам не свой. Я же его давно знаю. Мы с ним еще со школы дружили. Он красивый был, высокий такой. Мой Ванечка. Мне все девчонки завидовали. Говорили: «Нет, ты ему не пара, он парень видный, а ты обыкновенная». Всегда боялась, что отобьют. А он верный, одну меня любил. Я его из армии ждала. Школу закончили, его и призвали. Потом война в Чечне. Как я переживала! В церковь бегала свечки ставить. Подойду к иконе и прошу: «Пожалуйста, сохрани моего Ванечку. Пусть вернется, каким угодно, пускай даже без руки или ноги, но только чтобы вернулся». Он вернулся. Руки-ноги целы, а внутри словно что-то убили. Первое время ходил и все молчал. Раньше-то он любил посмеяться, пошутить, а тут молчит и молчит. Еще и выпивать начал. Мне не нравилось, что он пил, и родителям его тоже не нравилось. Мать мне его и говорит: хватит мужику дурью маяться. Бери его, девка, в оборот да тащи в ЗАГС. Сыграли свадьбу. Он на работу вышел, а я сразу понесла и в ожидании родов сидела дома. Родилась девочка. Я даже не думала, что мой Ванечка будет таким отцом. Он еще до того, как дитя родилось, вокруг меня как вокруг елки ходил да пылинки сдувал. Ничего делать не позволял, а как малышка появилась, все, она только его руки и знала. А выпивать все равно выпивал, не так, как сразу после армии, но прикладывался, иногда изрядно. Начну ему выговаривать, а он: «Мне так легче. Трезвым закрою глаза, и снова война, как будто наяву».

Жалела я его, а чтобы он на сторону пить не ходил, составляла мужу компанию. Сперва редко, потом все чаще. Втянулись и стали выпивать вместе. Отсюда и ссоры и все такое прочее. Дело дошло чуть не до развода. Однажды Ванечка посадил меня за стол, сел напротив и говорит: «Так дальше жить нельзя. Если мы будем с тобой на пару пить, то семья наша развалится. А я вас с дочкой люблю и терять не хочу. Короче, пить у нас в семье будет кто-то один. И это буду я, и то самую малость, а тебе – все, с этого дня ни грамма!»

С этого дня мы снова стали жить по-человечески. И родилась у нас вторая девочка. Семья увеличивается, нужно расширяться. Взяли ипотеку, купили квартиру. Тут и мужу предложили место с хорошей зарплатой, только от дома далековато. Он согласился и уезжал от нас на целую неделю, а то и на две. Приедет, пару дней дома побудет – и опять на работу. Год так отработал, второй, третий, а потом затосковал. «Не могу, – говорит, – так больше. Не могу без тебя и без наших девчонок. Мне кажется, что у меня душа от тоски уже черная, как бы беды я какой не натворил».

Что делать? «Тогда, – говорю ему, – возвращайся домой. Будем как все, маленькую в садик отдадим, я на работу выйду, благо прежнее место за мной еще сохраняется. Все так живут, и мы с тобой жить будем». Он вернулся, стал работу искать, а оказывается, что нигде не нужен. В одно место сунулся, в другое. Не нужен. У мужика руки золотые, начал калымить. Месяц поработал, зима, калымы кончились, и он сел. Сперва сел, потом лег. Я ему: «Вставай, Ванечка, работу искать надо. За квартиру платить надо». А он словно не слышит, лежит все время и в одну точку смотрит. В тот день я ему снова все: «Ванечка, Ванечка, долги платить надо». Он встал, молча подошел к телевизору. Закричал страшно и как даст по нему кулаком, потом по видику. Все разбил и ушел. Получилось, что ушел навсегда. Я виновата, батюшка. Мне бы его пожалеть. Лишний раз обнять. А я все вставай да вставай, долги да долги.