В помещении гость маленького роста одел перчатки, взял свой кейс и вошел в отдельный отсек, в котором находилась лаборатория. Перед ним стояли герметично упакованные образцы с жидкостью. Гость взял осторожно одну единицу вещества, открыл свой чемоданчик и вставил капсулу в выемку своего загадочного рентгенологического определителя, нажав на кнопку. После несложных манипуляций визитер вернул капсулу в строй ко всем остальным, сложил все имевшиеся образцы в лаборатории в холодильный контейнер, застегнул свой чемоданчик и через несколько минут покинул бокс.

Приехавшее утром командование Казахстана на место падения космического обломка, обнаружило лагерь не охраняемым. Вся служба безопасности находилась без сознания, а когда очнулась, выяснилось, что все они потеряли слух. Их полубредовые бормотания о вторжении инопланетян и захвате лагеря для совершения таинственного ритуала, командование сочло за умопомешательство. Вопрос о единовременной потере слуха, конечно, озадачило начальство, но больше их волновало другое…

Главное разочарование и загадка их ждала в пустой лаборатории, где, к сожалению, не обнаружилось ни одной капсулы с уникальным генетическим материалом, добытых с раскопок.

Никто из охраны так и не смог адекватно рассказать о произошедшем.

Меж тем, успешно выполнив секретную миссию, загадочная команда в камуфляже пересекла Атлантику на своем личном воздушном транспорте и ни одна спецслужба мира не смогла зафиксировать их передвижение.

Передача ценного груза была произведена в Нью-Мексико близ городка Дульс. У трапа самолета спецов встречал бронированный вездеход с холодильниками для биоматериала.

Автотехника свернула с асфальтированной трассы в сторону гор и скрылась среди них, оставив после себя пыльное облако.

Глава 4

1973 год. Институт имени Йоганна Гутенберга. Майнц. Германия

– Таким образом, выявляемые изменения являются генетическими, а не морфологическими и относятся к более высокому уровню организации генетического материала клетки, – подытожил профессор Владимир Сивирен, читавший лекцию в Университете имени Гутенберга.

– Скажите, профессор, – обратился из лекционного зала студент, – возможно ли вообще, опираясь на уже существующие исследования и открытия предположить синтезирование искусственного человека?

Профессор всмотрелся в зал и, сняв очки, ответил:

– Наука шагает маленькими осторожными шажками, но быстро. На сегодняшний день она пока не обладает такой мощью, но генетическая коррекция человека может стать реальностью ближайшего будущего. Генно-модифицированный человек для будущей генетики станет абсолютно обыкновенным процессом. Это вопрос времени.

– Профессор, – выкрикнули снова из зала, – вы упомянули генетическую коррекцию генома человека, но существуют ли уже сейчас практические разработки методов принудительного встраивания генов других организмов в человеческую ДНК с целью лечения наследственных генетических заболеваний. Скажите конкретнее, насколько этот метод сейчас изучается?

– В наши дни проводится много исследований в данной области и много открытий, мои друзья… – начал профессор, и вдруг неожиданно для всех он резко хлопнул по столу ладонью.

Раздавив паука, крадущегося рядом с записной книжкой на столе, он склонился над мертвым тельцем насекомого, изучая его. А потом, ухватив двумя пальцами за ножку, поднял выше, на уровень глаз, демонстрируя безжизненный немного скрюченный от удара труп паука студентам, и объявил после недолгой паузы:

– Вот, на пример, человеческая кожа приобретет прочность паука, если вживить его ген, отвечающий за свойство кожного покрова в человеческое ДНК. Человек перестанет чувствовать боль, чего и лишено это существо, а его кожа станет неуязвимой, потому, что кожный покров паука настолько тверд, что если бы это насекомое было ростом с меня, то, ударив его, я бы сломал руку о его броню. Только представьте, какие безграничные возможности открываются науке и, как свойства паука могли бы помочь человеку в лечении многих заболеваний!

Посмотрев с неким сожалением на мертвого бедолагу, профессор бросил его в мусорную корзину, а затем продолжил:

– Но опять же, это все в будущем. Нужны годы исследований прежде, чем будет внедрен тот или иной метод, позволяющий вылечить генетические дефекты или усовершенствовать здоровые. Закон не позволяет эксперименты с человеком, а потому задача для ученых предстоит нелегкая.

– Профессор, расскажите о мутациях, –кричали из зала.

Сивирен улыбнулся:

– О мутациях можно говорить бесконечно! Все мы, в какой-то мере, мутируем в процессе эволюции. Человеческий геном для нас имеет лишь 1 процент уникальных генов. Если говорить о составе генов, то мы имеем 60-ти процентное сходство с плодовой мушкой дрозофилой. У нас 90 процентное сходство с мышью, а также весьма немалое наследство от кишечной палочки, живущей в нашем толстом кишечнике.

Аудитория сделала удивленные глаза, а кто-то заерзал на стуле.

– Взять лучших друзей человека: собак и кошек… У нас одинаковые с ними гены! Просто регулируются они по-разному, что и делает нас уникальными творениями природы. Вот еще пример: голубой цвет глаз… – это результат мутации в гене HERC2. У носителей такого гена снижена выработка меланина в радужной оболочке глаза. Возникла эта мутация примерно 6—10 тыс. лет назад на Ближнем Востоке… Так что…, – подытожил он, – все люди с голубыми глазами могут считаться родственниками.

– Да! – сказал, улыбаясь один из студентов. – Или мутантами.

Профессор поблагодарил слушателей и объявил об окончании лекции.

Позитивно настроенные студенты, выходили из лектория и только один из них задержался, чтобы поговорить с профессором в удобную для него минутку.

Алфи был немецким англичанином высоким, худым и необычайно умным студентом. На кафедре клеточной биологии университета парню пророчили звание светила науки. Он тяготел ко всему, что приносило знания и, упоенный беседой на интересовавшие его темы, мог часами говорить с профессором. Сивирена он считал божеством, и если бы последний был не против, то тот поклонялся бы ему с религиозностью фанатика.

Профессор Сивирен был действительно талантливым генетиком. Его родители иммигрировали из Советского Союза и осели в Англии в провинциальном городке. Владимир получил отличное образование, закончил магистратуру и получил ученую степень.

Будучи молодым ученым в возрасте 30 лет, он открыл рестрикционные ферменты, катализирующих реакцию гидролиза нуклеиновых кислот. Благодаря этому становилось возможным словно «биологическими ножницами» вырезать один ген из ДНК и вклеить другой. Но Нобелевскую за свои ножницы он не получил. Получилось так, что такое же открытие было совершено плеядой блестящих американцев, которые и были номинированы на получение премии.

Но Сивирен не отчаивался и продолжал исследования, хотя финансирование шло, мягко сказать, туго, что очень возмущало ученого. После очередного скандала с дирекцией университета, ему откровенно заявили, что научная деятельность профессора должна находиться сугубо в рамках интересов института и финансировать его эгоцентризм они больше были не в состоянии. Местные газеты раздули скандал до невероятных размеров, что еще больше навредило репутации Сивирена, поставив под сомнение профессора, как блестящего профессионала.

Однажды, посетив научную конференцию в Кельне и выступив там со своей гениальной речью о генетических трансформациях будущего, он был приглашен в исследовательский институт Майнца. Посетив его, Сивирен был на эмоциональном взлете от оснащения лабораторий и его передовых клинических возможностей. Тогда же ученый и принял предложение, сделанное ему руководством клиники института и переехал в Германию, где успешно и с размахом продолжил научные изыскания, совершив множество новых открытий в области генетики.

Карьера Сивирена пошла в гору: о нем писали научно популярные журналы, новостные газеты и даже пару раз профессор засветился в эфире Гессенского телевизионного канала «Hr-fernsehen».