Глава 4
Грохот и смачная тирада, сдобренная рвущимися из души исконно народными словами, вырвали Бориса из сна. С трудом разлепив веки, он посмотрел на часы и застонал. Еще не было десяти. Встать в такую рань для него было равносильно подвигу. Борис накрыл голову подушкой и попытался вернуться к прерванному сновидению, но это оказалась не лучшей идеей. В комнате и без того стояла духота. Жара держалась уже больше двух недель. Раскаленный город не успевал остыть за ночь.
Борис взмок и почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он отбросил подушку и сел. Сон окончательно улетучился, оставив в голове тяжесть и тупую боль – напоминание о вчерашнем дне рождения. Хотелось пить. От сухости язык распух и прилип к небу.
Борис спустил ноги на пол и, не глядя, пошарил рукой в поисках бутылки пепси, которую накануне поставил на пол возле дивана. Напитка в ней оказалось на донышке. Запрокинув голову, Борис вылил остатки жидкости в рот. Теплая пепси не утолила жажды, а только вызвала легкую тошноту.
Между тем баталия за стеной продолжалась. Раздался топот, глухой удар и снова замысловатая игра слов, когда-то считавшихся непечатными. Отличный аккомпанемент для утренней побудки, особенно если накануне лег в четыре часа. Вот так русский писатель получает зарядку бодрости на весь день. Борис понял, что поспать сегодня больше не удастся.
Скандалы случались нечасто – только когда Ивану удавалось разжиться бутылкой. В другое время соседи вели себя тихо и не докучали. Более того, время от времени Люба подкармливала Бориса: то нальет тарелку борща, то угостит горячими пирожками из духовки.
Лет пять назад Люба с Иваном приехали на подработки из Чувашии, устроились дворниками и незаметно осели в Москве. Ширококостная грудастая Люба была воплощением идеала соцреализма. Крепкая и работящая, она тянула на себе три участка и вдобавок мыла полы в ближайшем универсаме. Рядом с ней Иван выглядел пигмеем. Жилистый и сутулый, он был чуть ли не на полголовы ниже своей крупногабаритной супруги. В отличие от жены говорил тихо и мало, стараясь не привлекать к себе внимания. Иван был мастером на все руки и мог бы найти более подходящую работу, нежели уборка мусора, если бы не безграничная любовь к зеленому змию. Зная о слабости мужа, Люба держала его на коротком поводке и без надобности из поля зрения не выпускала.
И все же случалось, Иван изыскивал возможность отдать должное своей страсти и срывался с привязи. В такие дни Люба преображалась. Из рассудительной, домовитой бабы она превращалась в беспощадную фурию, колотила мужа всем, что под руку попадет, и во время баталий обнаруживала такую глубину знаний лексики родного языка, что литераторам и не снилась. Иван каялся и на какое-то время становился трезвенником, а потом история неизменно повторялась.
Борис поднялся с дивана и несколько раз двинул кулаком в стену. Наступило затишье, а потом послышался громогласный окрик Любы:
– Ты куда это, паразит? Ишь, угрем выскользнул. А ну подь сюда, упырь…
Красочный эпитет, который последовал дальше, был в своем роде неологизмом. Борис в восхищении цокнул языком. До чего же велик и могуч русский язык! Черпая лексическое богатство из перепалок соседей, он мог бы шутя написать смачный роман, но сейчас этим уже никого не удивишь. Сорокин и Алешковский сняли с народного языка все пенки, и теперь ненормативную лексику вставляет в тексты всякий, кому не лень.
Борис натянул звездно-полосатые шорты, которые Инга привезла ему из Штатов, и вышел в общий коридор. Возле запертого санузла стояла на страже Люба со сковородой. Вид у нее был воинственный, как у ратника перед битвой на Чудском озере: крушить и топить.
– Люб, мне бы умыться, – сказал Борис.
– Так я ж рази против? Это вон окопался, жук навозный. – Люба стукнула кулаком в дверь. – Слышал, ирод? А ну выходь! Чтоб тебе изо всех дыр повылезало, обносок.
В ванной стояла абсолютная тишина. Люба снова забарабанила в дверь кулаком.
– Выходь, кому говорю! Вурдалак помойный. Сколько ты моей кровушки попил! Пришибу гада!
Борис понял, что при таком раскладе Иван вряд ли сдаст оборону. Пока жена не уйдет на работу, он из ванной носа не высунет. Без душа Борис мог бы обойтись, но поскольку санузел был совмещенным, требовалось принять срочные меры.
– Иван, освободи туалет, – попросил Борис.
– Пущай она уйдет, – донеслось из-за двери.
– Ща, уйду я тебе. Разбежалася, – воинственно подбоченилась Люба.
– Борь, зашибет ведь, – пожаловался Иван.
– Люб, может, пощадишь? Можно прожить без многого, но без уборной… – Борис развел руками. – Разберитесь уж как-нибудь.
Люба вдруг сникла. На глазах у нее выступили слезы.
– Так ведь как с ним, гадом, разберешься? Уже и зашивали. Терпел какое-то время, а потом опять за бутылку. И зашивка его не берет. Чтоб ты окочурился, паразит! – сердито выкрикнула Люба, напоследок саданув кулаком по двери, и уже без прежней злости скомандовала: – Выходь. Не хватало соседям из-за тебя, засранца, неудобства терпеть.
– Драться не будешь? – с опаской спросил Иван.
– Выходь уж, обмылок.
Иван осторожно приоткрыл дверь и выглянул в щель. Видя, что супружница сменила гнев на милость, он рискнул выйти. На лице его было написано величайшее смирение. Втянув голову в плечи, он с видом вселенской покорности потрусил в свою комнату.
Стоя под душем, Борис думал, что хорошо бы иметь отдельную квартиру, как у Алика. Вот у кого жизнь распланирована на годы вперед. Алик всегда знал, чего хочет и, как бизон, напролом двигался к цели. Уже сейчас у него есть бизнес, пусть маленький, но свой и стабильный. И нашел ведь людей, которые на него пашут: одна девчонка бухгалтерию ведет, другая за прилавком торгует – все как положено. Сам себе хозяин. Это не то что рыскать в поисках заказа и кропать статьи, которые в лучшем случае пробегут глазами, а в худшем просто пролистают. Хорошо еще, если имя автора укажут, а то и вовсе печатают анонимно.
Рассуждения неминуемо привели Бориса к неутешительной мысли, что к завтрашнему дню он должен сдать рекламник про путешествие на Сейшельские острова, а у него еще конь не валялся. И без того поганое настроение упало ниже некуда. Работенка была несложная и выеденного яйца не стоила, но он уже неделю не мог заставить себя за нее сесть. Почему творческий человек должен работать под заказ? В нынешнем мире, где правит бал мамона, не осталось места вдохновению. Вот послать бы всех этих редакторов с их гламурными журнальчиками куда подальше и сесть за роман.
Борис открыл холодильник и тотчас понял, что идею о книге века придется отложить до лучших времен. Из провизии у него осталось полбатона хлеба, купленного еще позавчера, и сиротливый кусок сыра, скукожившийся, то ли от одиночества, то ли со стыда за пустоту полок. Борис выскреб из банки остатки кофе и поставил турку на плиту.
Соседи утихомирились. В квартире воцарился покой. Люба ушла наводить порядок во дворах столицы, а Иван завалился отсыпаться. Самое время сесть за письменный стол. Правда, Борис предпочитал работать по ночам, но откладывать дальше было некуда. Лучше уж отвязаться с утра, чтобы ненавистная статья не висела на нем целый день.
Борис поставил дымящуюся чашку кофе на стол и включил компьютер. В правом нижнем углу экрана мелькал конвертик: «В вашей почте 12 непрочитанных писем». Искушение посмотреть, нет ли там чего интересного, было велико, но накануне Борис дал себе обещание не заходить в почту, пока не сделает хоть что-то по работе. Любопытство вступило в противоборство с чувством долга. Чтобы укрепить себя в добрых намерениях, Борис вслух произнес:
– Спам, спам, спам. На девяносто процентов.
«А вдруг в десяти процентах окажется что-то стоящее?» – гаденько провоцировал внутренний голос.
Несколько мгновений Борис боролся с желанием заглянуть в почту, а потом набрал в Яндексе: «Сейшельские острова фото».
Перед глазами замелькали слайды. Наверное, так выглядит рай. Пронзительно бирюзовое море. Пляжи с белоснежным песком. Манящие шезлонги под опахалами пальм. Живописные бунгало, обставленные внутри с учетом вкусов самых придирчивых клиентов. Это был мир за пределами мечтаний, но ведь кто-то действительно там отдыхает, ест омаров и устриц, пьет экзотические коктейли. Для кого-то Сейшелы – место очередного отпуска. А для кого-то – десять тысяч знаков с пробелами.