- Выбираемся, любезные. - сказал Ягуар Петрович и отстранился, давая дорогу. Сергуня , а за ней Запеканкин с двумя мешками высыпались на белесую не надежную дорогу. Подмораживало. После душного и скучного кузова особенно хорошо дышалось. У рта Ягуара Петровича висело облачко пара.

- Здесь адреса. На двух листах для каждого мешка. Смотрите не перепутайте. Тебе, сестра, даю. Верю, что справишься. Что еще. За напарником своим присматривай. Как бы чего не вытворил. Есть у него такая стихия, я отсюда чую. - строго взглянул Ягуар Петрович на Запеканкина. В ответ Петр, как ему показалось, лихо утер кафтанным обшлагом из рыбьего меха резиновую бульбочку нарумяненного носа. Накладная жесткая борода щекотала противно шею, на ушах болталась шапка с пришитым на скорый неряшливый стежок париком. Запеканкин был без посоха. Суковатую палку, овитую лентами, пожалел Ягуар Петрович. Исключительно в целях безопасности самого Запеканкина. "Зашибется еще где-нибудь, а ты отвечай. Ладно бы перед высшими силами, а если милиция прицепится. Рабочий контроль" - подумал Ягуар Петрович и посох не выдал. В противоположность наряд Снегурочки очень подошел Сергуне. Одна беда. Холодно было в бутафорском пальтишке разукрашенным приклеенными разводами блестящего дождика. Зябко.

- Мешки смотрите, не намыльте. Надежда, без мешков расчета не давать. Накрепко запомни.

- Запомнила, учитель.

- Хорошо. А то им только дай волю. - снова перевел Ягуар Петрович взор на Запеканкина и тут же отвел глаза. - Из собственных штанов и мыслей выдернут. Не заметишь. Повторяйте теперь за мной. Не филоньте.

Ягуар Петрович отбросил степенность и домовитость, застыв в иррациональном провидческом экстазе. Да чего ж много самых разных качеств умещалось на такой не большой территории. Уму непостижимо. Просто не человек, а подземный переход какой-то!

- Из праха рожденные в прах уйдем.

- Из праха рожденные, в прах уйдем.

- Все что имеем лишь путь.

- Имеем лишь путь.

- Не в наказанье и не на благо лишь волей Наивысшего предназначенный.

- ...Предназначенный - повторяла влюбленно Надежда из кузова. Крепчал Ягуар Петрович. Небо собой застилал.

- Он великий и непогрешимый дал направление и пробил дороги.

- Дал ...и пробил...

- Наделил разумом и чувствами. Вырвал из животного естества. Он грозен и великодушен. Он сама истина. Сама сущность. - Ягуар Петрович мало что не кричал. Волнами от него расходилась подавляющая энергия. Завороженные Сергуня и Запеканкин, не отрываясь ,смотрели на него и повторяли, повторяли.

- Сама жизнь. Но идти нам.

- Но идти нам.

- Нам идти!

- Нам идти!

- Во веки веков. Аминь.

- Аминь. - выдохнули разом Сергуня и Запеканкин, и Надежда. Выдохнули и ослабли, изрядно потрепанные волей.

- Хорошо. - сказал Ягуар Петрович. У его рта вновь появилось, исчезнувшее было во время странной и непонятной молитвы волокнистое облачко.

- Надеюсь на тебя, сестра. - Ягуар Петрович посмотрел на Сергуню. - В тебе сила веками проверенная есть. Я вижу.

Просто так он это брякнул или действительно что-то увидел, объяснить было некому. Ягуар Петрович уехал. Петр пытался выяснить у Сергуни.

- О чем это он? Какая такая сила?

- Не знаю, Петя. - ответила Сергуня и добавила твердо, необсуждаемо.

- Пойдемте, Петя. Нам пора.

Повинуясь, Петр пошел за ней, так ничего и не поняв. Их выгрузили там, где от двухполосной неземной гладкости "олимпийки" уходила к полукружью мозаичной многоэтажки дорога, неважно прикрытая асфальтом грубого помола. Запеканкин для удобства обхватил мешки руками и прижал их к бордовому кафтану со средневековым ласковым на ощупь орнаментом. Экипировку для столь многочисленного священного воинства собирали по всему городу. Траченое молью одеяние для Запеканкина Ягуар Петрович выцарапал в гардеробной кунсткамере облтеатра. Некогда оно символизировало неправедную роскошь боярина- предателя в народно-патриотических пьесах. Иудушку с квашенным капустным листом в рыжей бороде, хищным носом и высокой, как печная труба, шапкой. Теперь кафтан условно должен был сойти за наряд Деда Мороза. Такая планида была у этого кафтана. Такой мактуб. Сергуня шагала быстро. Запеканкин с трудом, но поспевал за ней. На ходу они перебрасывались словами.

- А вот здесь я живу. - Запеканкин, чтобы показать свою притихшую избушку в мозаичном полукружье, перешел на приставной шаг.- Тут раньше все такие дома были. Свои. Потом.. - Запеканкин приостановился, чтобы локтем попробовать вернуть на место постоянно сползавший на глаза красный колпак, отороченный свалявшейся ватой. Ему это не удалось, и он бросился догонять Сергуню. Колпак болтался на голове в такт торопливым шагам, как маятник в напольных часах.

- Потом. - продолжил Запеканкин, когда нагнал Сергуню. - Потом, когда армия из Германии вернулась, всех сломали вокруг, чтобы дома построить. А нас почему то не сломали. Не знаю почему. Тогда очень легко было отдельную квартиру получить, но бабушка почему то не захотела. А папа везде бегал и ничего не набегал. Потом бабушка умерла и папа.. Так нас и не сломали...- вздохнул Запеканкин.

- Что вы, Петя. Это же очень здорово иметь свой дом.- возразила Сергуня.

- Так ведь удобств никаких. - воскликнул Запеканкин. - и следить за ним . Это тяжело.

- И что же? Вы просто не понимаете, как вам повезло. Иметь собственный дом. Это же здорово.

- Так и Антон говорит.

- Вот видите. Вам просто повезло, Петя. У меня, например, никогда своего дома не было. Всегда я жила у кого-то и с кем-то.

- У Антона такая же проблема была. - неслышно проговорил Запеканкин.

Петя чуть не налетел на внезапно остановившуюся Сергуню.

- Мы должны где-то оставить один из мешков. - Сергуня поднесла к лицу листочки с адресами. - Петя, мы же можем оставить его у вас?

- Нам придется долго ходить?

- Да нет. - сказала Сергуня после того как присмотрелась к белеющей табличке над первым подъездом от дороги. - В седьмом номере всего четыре подарка это один подъезд. В восьмом всего один подарок.

- Тогда нам незачем ходить туда-сюда. К тому же Антон будет готовить праздничный стол, а он не любит когда ему мешают.

- Что же нам делать? - спросила Сергуня.

- Мы можем оставить мешок у Бомбибо. - загорелся Запеканкин.

- У кого? - удивилась Сергуня странному имени.

- Пойдемте. Это здесь. Мы оставим у него мешок . Спустимся и начнем подниматься по порядку.

Запеканкин взбежал по ступенькам и набрал несколько огненных цифр в окошечке навесного домофона. Откликнулись быстро. Такое было время. Запеканкин не успел ничего сказать, как домофон пьяно всхлипнул:

- Заходите. Ждем.

Запеканкин со своими мешками, похожий на завзятого любителя арбузов, повернулся к Сергуне.

- Пойдемте.

Гудящая кабина лифта с обожженными и размалеванными стенами привезла их на конечный этаж. Запеканкин не остановился на лестничной площадке.

- Пойдемте. Это выше.

К близкому и давящему прокопченному потолку были приклеены сигаретные окурки. Железная чердачная дверь не была заперта. Запеканкин и Сергуня вошли в довольно пространную и туманную комнату. Сергуня встала у изломанной в талии лестницы, ведущей на крышу. Под ногами шелестел мягкий и серенький песочек. Далеко в углу к толстым и приземистым колоннам был подвешен ячеистый дачный гамак. В нем возлежал разбросанный лохматый человек с портвейной бутылкой на груди. Он покачивал необутой грязноватой ногой со слезшими и не до конца обновившимися ногтями с желтой каймой. Здесь было тепло. Рядом с гамаком на неуклюже сколоченных козлах лежал обрубок асбестовой трубы, обмотанный раскаленной проволокой.

- Бомбибо. - позвал Запеканкин. - Бомбибо.

Человек не шевельнулся. Не потому что не услышал или был высокомерен. Ленность была основной причиной. Бомбибо был ленивей, чем постоявшее клубничное варенье на золотом ободке, склонившейся конфитюрницы.