«Мы всегда стояли, стоим и будем стоять за самое тесное сближение и слияние сознательных рабочих передовых стран с рабочими, крестьянами, рабами всех угнетенных стран. Мы всегда советовали и всегда будем советовать всем угнетенным классам всех угнетенных стран, колоний в том числе, не отделяться от нас, а как можно теснее сближаться и сливаться с нами»9, – писал Ленин в те годы. И еще: «Всемирный империализм должен пасть, – сказал он в июле 1920 года, – когда революционный натиск эксплуатируемых и угнетенных рабочих внутри каждой страны… соединится с революционным натиском сотен миллионов человечества, которое до сих пор стояло вне истории…»10 Пока же империализм не рухнул, «необходимо вести политику осуществления самого тесного союза всех национально- и колониально-освободительных движений с Советской Россией…»11. Этой схеме не откажешь ни в четкости, ни в формальной логике.
Она приобретала тем большую привлекательность, чем больше «запаздывала» революция на Западе. Руководство большевистской партии пробовало почву на Востоке – не развернется ли там массовое движение, которое облегчит положение советской власти, сталкивающейся с колоссальными трудностями, погруженной в кризис в результате политики военного коммунизма. С этой целью в Баку в сентябре 1920 года был устроен грандиозный по тем временам и материальным возможностям спектакль – съезд народов Востока, провозвестник многочисленных форумов солидарности с народами Азии и Африки в 50– 80-х годах. Среди участников были, в частности, представители Турции, Ирака, Ирана, Аравии, Сирии, Палестины. Представляли они только самих себя или группки своих единомышленников. Но апокалиптический тон манифеста, обращенного к народам Востока, соответствовал как безумному и трагическому времени созыва съезда, так и интеллектуальному и культурному уровню собравшихся. «Не пожрать вам, собакам, народов Востока, не обратить вам, жалкой кучке угнетателей, в вековое рабство сотни миллионов восточных крестьян и рабочих! – восклицали авторы манифеста, обращаясь к английским капиталистам, правящим кругам Великобритании. – Слишком большой кусок вы захватили, не по зубам вам окажется он, и этим куском вы подавитесь!» Манифест заканчивался призывом к угнетенным народам Востока «подняться на священную войну, за самостоятельную жизнь и счастье всех народов Востока, всех миллионов порабощенных Англией крестьян и рабочих его!»12.
О работе съезда народов Востока высоко отозвался В.И. Ленин. В своем выступлении 15 октября 1920 года он говорил: «Что сделали съезд коммунистов в Москве [II конгресс Коминтерна] и съезд коммунистических представителей народов Востока в Баку, – этого нельзя сразу измерить, это не поддается прямому учету, но это есть такое завоевание, которое значит больше, чем другие военные победы, потому что оно показывает нам, что опыт большевиков, их деятельность, их программа, их призыв к революционной борьбе против капиталистов и империалистов завоевали себе во всем мире признание, и то, что сделано в Москве в июле и в Баку в сентябре, еще долгие месяцы будут усваивать и переваривать рабочие и крестьяне во всех странах мира»13.
Из маленькой группы последователей Христа выросло бесчисленное воинство верующих христиан и мировая христианская цивилизация. Из «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» в России – большевистская партия, КПСС, Советский Союз с его союзниками. Съезду в Баку не была уготована подобная роль.
Он остался пропагандистским действом, не имевшим серьезных последствий. Большевизм как политическая теория, политическая практика, политическая организация не прижился в арабских странах, в Турции, Иране. Пройдет несколько десятков лет, прежде чем на короткий срок возникнут и исчезнут сильные компартии в Ираке и Судане, произойдут трагические эксперименты реализации марксистско-ленинской схемы на государственном уровне в Южном Йемене и Афганистане. Но о судьбе коммунистического движения в этом регионе мы будем говорить особо.
Частью усилий, направленных на разрушение прежней системы международных отношений, были декларативный «отказ от тайной дипломатии» и публикация тайных договоров из архивов дипломатического ведомства России. Среди них важное место занимал договор Сайкс – Пико[2] о разделе Азиатской Турции, заключенный Англией и Францией 16 мая 1916 года и согласованный с российским правительством. Договор Сайкс – Пико был доведен до сведения османского правительства, которое передало его текст шерифу Хусейну, возглавлявшему арабское восстание против турок в Хиджазе. Ни хода арабского восстания, ни планов колониального раздела Ближнего Востока эта акция большевиков не изменила, хотя и добавила горечи во взаимоотношения шерифа с англичанами. Тогдашний английский премьер-министр Ллойд Джордж писал в своих мемуарах, что опубликование тайных договоров, определявших судьбу арабских земель из состава Османской империи, «вызвало большое возмущение в арабских кругах»14.
В период между двумя мировыми войнами возможности СССР на Ближнем и Среднем Востоке были слишком мизерными, Великобритания и Франция слишком могущественными, их оппоненты в регионе слишком незрелыми и разобщенными, чтобы принципиальное различие в подходе к ближневосточной ситуации Москвы, с одной стороны, и Лондона и Парижа – с другой, принесло для СССР сколько-нибудь существенные плоды. Однако, как это не раз бывало в истории, пик чьего бы то ни было могущества означал начало его конца. Так было начиная с Римской империи и кончая распавшимся Советским Союзом. Великобритания и Франция на Ближнем и Среднем Востоке не составляли исключения. Но время крушения их империй и ограниченного триумфа Советского Союза наступит после Второй мировой войны. А пока что во внешней политике СССР на Ближнем и Среднем Востоке все более явственно проглядывал прагматизм великой державы, которая, заявив о полном отрицании прежнего миропорядка, все же обретала некоторые черты государства, вынужденного сосуществовать с другими государствами, подчиняясь давно выработанным, хотя и несколько видоизмененным правилам поведения на международной арене. Противоречивое единство идеологии и практики, мессианской идеи, заложенной в основу Советского государства, и реальных интересов огромной страны определяло и объясняло характер поведения СССР на международной арене, в том числе на Ближнем и Среднем Востоке, и многие успехи и поражения.
В Кремле достаточно рано поняли, что революционный потенциал и Запада и Востока, на который возлагалось столько надежд, оказался иллюзией. Нужно было внутри страны консолидировать власть партии, а на международной арене обеспечить свою легитимизацию, безопасность границ, найти союзников. Когда стало ясно, что о «коммунизации» или «советизации» южных, пограничных с Россией стран – Турции, Ирана, Афганистана – говорить не приходится, советское правительство обратилось к установлению с ними нормальных межгосударственных отношений. Уже тогда стала опробоваться модель будущих отношений СССР со странами «третьего мира». В Москве закрывали глаза на внутреннюю политику этих государств (в том числе на преследование «братьев по классу», идеологических союзников-коммунистов) ради укрепления их независимости, нейтралитета, а в лучшем случае – углубления конфронтации с Западом и сотрудничества с СССР.
С Турцией у Советской России был общий противник – державы Антанты, которые не только уже поделили арабские владения Османской империи, но рвали на части собственно Турцию.
Мустафа Кемаль, возглавивший борьбу турецкого народа за возрождение независимости, установление республики, реформы, идеологически был противником большевиков, но это не помешало сближению двух стран.
16 марта 1921 года в Москве был подписан договор между РСФСР и Турцией «О дружбе и братстве», который урегулировал вопрос о советско-турецкой границе.
Советское правительство заявило о непризнании им международных актов, касающихся Турции, не признанных правительством Великого национального собрания Турции (ВНСТ) (в первую очередь имелся в виду Севрский договор 1920 года, расчленивший Турцию и поставивший ее в зависимость от стран Антанты).
