Событие, ради которого она собралась, для Агропы было привычным – в два часа пополудни здесь должны были сжечь ведьму. В эту осень уже сожгли двух чернокнижниц – одна плакала и просила помилования, другая сквернословила, плевалась в толпу и

ыпала проклятиями – ничего особенного, было бы на что смотреть. Городские бездельники сетовали, что скоро костры будут гореть на пустых площадях, скучно-де проходят казни, догадались, что ли бы, хоть пороть ведьму перед костром или ломать ей кости. А то сожгут, и вся недолга, вот и не ходит народ глазеть на казнь. А нынче сюда стеклась добрая половина населения города.

Зрелище, предстоящее им, ожиданий стоило. Приговорённая к костру ведьма, бают, была связана с последним из Ордена Сов, отшельником и магом Арий Конрадом. Охотились за нею ещё до связи с колдуном, годами раньше, и многие охотились – ещё бы! Награда, объявленная за поимку, была сказочной – десять тысяч динариев. Этой осенью почти настигли, почти пленили, но Последний из Сов встал на её защиту, и лютую смерть приняли недруги ведьмы.

О, как ликовали поймавшие её псы, получив вожделенный мешочек с золотом! Повезло неслыханно! И боя между ними не было. Подкупив юродивого Юсуфа, что знал в Агропе все закоулки, они вышли на её след. И найдя в какой-то харчевне, просто дождались, когда выйдет на воздух, а потом набросились с сетью, все, скопом. Да так слаженно и чётко сработали, ни меч не успела выхватить, ни кинжал; скрутили, опутали – и к Аль Магруфу. Визирь даже награду добавил – шесть долгих лет искал! – и, не чуя ног под собою, поспешил в темницу, куда бросили её, связанную.

Она мало изменилась, так же красива была, что и шесть лет назад. Толстые косы чуть растрепались, обрамляя бледное лицо, руки были связаны сзади, рубаха, разорванная у ворота, сползла с плеча. Она сидела коленями на прелой соломе, пленённая, но не покорённая. В глазах тот же огонь горел, и то же презрение по лицу хлестнуло вошедшего в темницу визиря:

– Подойди только, собака, и я выгрызу тебе глаз.

И Аль Магруф не осмелился приблизиться. Он, мужчина, вооружённый, отступился перед нею, женщиной, безоружной и связанной. Он слишком хорошо знал, какая сила таится за этим пламенным взглядом. Годы погони не поселили страх в её сердце. Они, будто визирю назло, закалили её, сделали крепче волю, сильнее это стройное тело. И Аль Магруф отступил, поняв, что проиграл. Напрасными оказались ожидания. И тогда на смену разочарованию пришла ослепляющая ярость. Отомстить ей за всё! Но лёгкой смерти она не заслуживала. За то, что он не заполучил её тело, не сломил гордый дух, ей предстояло умереть под пыткой.

И ныне визирь восседал в первом ряду на резном троне, глядя с жадным нетерпением, как палач привязывает её к столбу. Отличные, сухие, готовые мгновенно вспыхнуть дрова обещали нелёгкую смерть пленнице. Недолго ждать осталось – и это тело будет корчиться в огне, это гордое лицо исказит смертная мука. По телу визиря пробежали сладкие мурашки, когда он пригрезил себе, как будет гореть её молочно-белая плоть, как будет лопаться в огне золотистая кожа. О, она будет гореть медленно – он не поскупился на награду палачам, и они сделают всё, как надо.

Народ неистовствовал, наседая вперёд, и воинам Аль Магруфа стоило труда сдерживать его. «Жги ведьму! Жги!» – вопила, брызгая слюной и потрясая кулаками толпа.

Дети, взобравшись на ворота и крыши домов, кидались в приговорённую гнилыми яблоками. Женщины, бывшие в тягости, отчаянно спекулировали своим положением и, выпятив животы, как каравеллы, пёрли вперёд, в стремлении занять лучшие места.

«Жги ведьму!» – пискляво вторила толпе малолетняя уличная девка, вставая на цыпочки, чтобы лучше видеть происходящее. «Жги ведьму!» – басил слева толстяк с огромной бородой, куда налипла шелуха от семечек.

Демира слышала, как беснуется праздный люд, но даже не смотрела вниз. Её взгляд был устремлён вверх, в пронзительно-голубое небо. Яркий солнечный свет резал глаза, вызывал слёзы, а она смотрела и не могла насмотреться. Она не боялась смерти, даже такой, гнусной, отвратительной, самой лютой из всех смертей. Она не жалела о своей недолгой жизни, и о том, что не успела найти своё королевство. Сегодняшний день был днём её триумфа, она стояла выше всех, так близко к Солнцу.

– Последнее слово! – повелительно прокричал Аль Магруф, и людской гул тот час же смолк. – Дайте ей последнее слово!

– Тише! – прошелестело по площади. – Сейчас ведьма будет каяться!

– Говори, несчастная! – велел визирь.

Демира нехотя оторвала взгляд от солнца и посмотрела в толпу. После яркого света перед глазами стояли тёмные пятна, и она плохо видела её: серую, безликую, глупую, бесконечно гнусную. Нужно было не унизить себя перед ней, не захлебнуться криком, когда огонь будет вгрызаться в её тело. Демира верила, что сумеет умереть достойно. Она улыбнулась чему-то своему, далёкому, и, отворотив взгляд от притихших в ожидании зевак, вновь подняла его к Солнцу.

«Жги ведьму! – с новой силой завопил оскорблённый невниманием сброд на площади. – Палач, поджигай костёр!»

Метко брошенный каким-то мальчишкой огрызок яблока больно стрельнул Демиру по голой ноге – белая рубаха смертницы была так коротка, что едва закрывала колени. Демира невольно дёрнула плечом, вызвав злорадное ликование городских бездельников: «Замёрзла, ведьма?! Ничего, сейчас согреешься!» «Поджигай, палач! – вопила толпа. – Не томи!»

Палач поднёс факел к нижним сучьям, поджигая их сразу с четырёх сторон. Сухие дрова послушно занялись, затрещали, пламя побежало вверх, к босым ступням Демиры. А она смотрела вверх, на солнце.

Вдруг в задних рядах послышался женский визг, крики, толпа шарахнулась в стороны, давая дорогу влетевшему на площадь всаднику на огромном чёрном коне. Капюшон плаща скрывал его лицо, и зеваки разбегались в ужасе, боясь попасть под тяжёлый кованый меч.

– Это он! Колдун! Последний из Ордена Сов! – взвизгнула толстозадая бабёнка со стянутыми в пучок жирными волосами, и, попав под ноги коня, тут же была отброшена в сторону.

Ясное голубое небо вдруг вмиг затянули сизые рваные тучи, изломанной линией сверкнула молния. Чёрный всадник на полном скаку мчался к костру.

– Взять его! – визирь Аль Магруф вскочил с кресла.

Арий Конрад выбросил вперёд левую руку. Никто не увидел, что произошло, только визирь вдруг закружился на месте живым факелом и со страшным воем рухнул наземь. Его воины, что, обнажив мечи, хотели броситься на магистра, вспыхнули, как сухой мох. С неба, как глас богов, раздались страшные раскаты грома. Толпа в паническом страхе бежала прочь, сорвав с петель раскрытые створки ворот. А небо, огненной вспышкой разорвавшись в последний раз, обрушило на город пелену ливня, вмиг потушив не успевший разгореться костёр.

Арий Конрад резко осадил коня, спешился и легко взбежал по деревянным подмосткам к уже успевшей промокнуть насквозь Демире. Опасаясь поранить ей руки лезвием огромного меча, он не перерезал верёвки, а развязал, ловко справившись с распухшими от воды узлами.

– Я успел, – удовлетворённо проговорил он, распутывая последний узел.

Однако едва Демира высвободила одну руку, как с такой силой оттолкнула Арий Конрада, что он не удержался на ногах, оступился, и кулем скатился по подмосткам вниз.

– Что ты сделал? – рассерженно спросила она, отплёвываясь от дождевой воды и яростно сдирая с груди и коленей путы. – Зачем ты убил его? Как посмел ты убить моего врага? Аль Магруф был мой! Я должна была сойтись с ним в честном поединке!