Пока Макс рассказывал, он разделся почти догола и, развернувшись ко мне боком и подняв руку, объявил:

— Вот! Только я правда резинку надевал…

Я присмотрелся. Чуть ниже подмышки был круг красной вздувшейся кожи.

— Я почти сбежал. Вдруг кто-нибудь увидит. А ведь увидели бы и…

Макс замолк. Я проследил за его взглядом. Смотрел он на шкаф. Тот самый книжный шкаф, в котором стоял приснопамятный учебник венерических болезней.

Я хмыкнул. То, что я видел у него на боку, мало походило на что-то венерическое. Скорее на какую-нибудь экзему. Хотя… Я же не дерматолог, верно?

— Завтра сходишь к врачам, — объявил я.

Уйти Максу в «его» комнату на ночь я не дал. Спать мы легли вместе, но на разных концах кровати. Судя по тому, как Макс крутился, глаз он, также как и я, в ту ночь не сомкнул.

Утром мы разошлись. Я — в больницу, он — ходить по врачам.

О том, что календарь показывал 14 февраля, ни он, ни я даже не вспомнили.

====== Часть 25. День святого Валентина в чужой постели ======

Разумеется, произойти подобное могло только со мной. Да-да, День святого Валентина я провёл в чужой постели. Но на стороне я не трахался, и Максу я не изменял. Впрочем, обо всём по порядку.

Голова перед отъездом в больницу у меня была занята совершенно не тем, чем следовало бы. Графа «сахар в крови» меня до такой степени не интересовала, что я даже не посмотрел, что в ней было проставлено. И, как выяснилось, совершенно напрасно.

Уже на месте мне попытались сделать промывание мозгов, но видимо, потому, что лечиться я должен был платно и оплатил всё заранее, в итоге с меня просто взяли кучу подписок, предупредили, что, как изначально предполагалось, через пару часов меня не отпустят, а оставят, как минимум, до завтра. Я настолько был нацелен на эту операцию, что большую часть сказанного благополучно пропустил мимо ушей. И только открыв глаза после наркоза и обнаружив себя в палате под капельницей, я задумался о том, что у меня при себе — только бумажник, паспорт, шлёпанцы и телефон без зарядника, а Макс уверен, что я сейчас на работе.

Что мне оставалось делать? Пришлось ему звонить, рассказывать правду и просить привезти мне зубную щётку и зарядник к телефону.

Если верить объявлению при входе в отделение, пропуск посетителей производился только до семнадцати часов, но по моим подсчётам, Макс должен был успеть.

Без пяти пять раздался телефонный звонок. Макс ухитрился заблудиться в гулких коридорах пустой больницы, где почти всех больных распустили до утра понедельника.

Судя по описанию того, мимо чего он шёл, забрёл он куда-то совсем не туда. Пока я продолжал с ним говорить, в противоположном конце коридора внезапно распахнулась дверь, и появился Макс с громадным пакетом в руке. Каким-то непостижимым образом он всё-таки пришёл туда, куда и было нужно.

В пакете оказались: мой зарядник, два малиновых йогурта, туалетные принадлежности и… куртка Макса, который с порога заявил, что никуда от меня не уйдёт. Я был уверен, что люди в белом раньше или позже попросят его на выход. Но к моему немалому удивлению, на присутствие Макса они совсем не обращали внимания.

Вечером буфетчица даже притащила ему тарелку каши. Впрочем, это как раз неудивительно. В отделении осталось человека четыре, а варили, наверняка, из расчёта на всех. Вечернего обхода как такового не было. Наличествовавшим пациентам измерили температуру и велели ложиться спать.

Все приводимые мною доводы разбивались об упорство Макса, а февраль месяц не позволял попугать его закрытием метро и разводкой мостов. В итоге я сдался. Выкинут Макса за дверь — значит, выкинут, и пойдёт он домой пешком или будет ловить такси.

В четырёхместной палате я был один. Две койки пустовали, а почтенных лет дедок, обитавший на третьей, уехал до понедельника домой.

Макс прямо в одежде устроился рядом со мной поверх одеяла. Потом он почти заполз на меня и устроился, едва ли не намертво вцепившись. Самым поразительным в этом было то, что заснул он почти мгновенно, а вот я, невзирая на пригоршню таблеток, которые мне скормили, спать не мог совсем.

Я лежал и думал, что хоть мы с Максом не увлекались обнимашками, именно ощущения, что он здесь и рядом, мне, похоже и не хватало.

Мои размышления прервала не то санитарка, не то медсестра.

«Ну вот. Сейчас начнётся», — подумал я. Однако заглянувшая в палату пожилая дама вскоре вернулась с ворсистым колючим казённым одеялом, накрыла им Максима и чуть ли не подоткнула со всех сторон. Макс спал и, похоже, этого не заметил.

Утром я позвонил коллеге, которая уже должна была быть на работе, и попросил её, зайдя в базу данных, посмотреть результаты анализов Макса. После длинной речи о неэтичности подобных действий она начала было монотонным голосом зачитывать всё подряд, но я перебил её:

— Там что-нибудь есть?

— Ничего нет, вообще, — ответила она.

— А теперь повтори это ещё раз, — я передал сотовый Максу.

После нескольких его «ага», «угу», «да» и последовавшего за ними «спасибо», я забрал у него трубку.

— Спасибо, Галюня, — сказал я. — С меня причитается.

— Слушай, — услышал в трубке я, — это, конечно, не моего ума дело, но… Он что, твой парень… бойфренд, да?

— Комментариев не будет. Спасибо, Галюнь. Если кто-нибудь что-нибудь будет спрашивать, в среду я выхожу на работу, — с этими словами я нажал на кнопку отбоя.

«Нда-а-а… — подумал при этом я. — Похоже, я совершил каминг-аут. Вот и посмотрим теперь, что в среду будет на работе».

Перед обходом мне всё-таки удалось спровадить Макса домой, предварительно заверив, что, самое позднее, после ужина я благополучно вернусь туда своим ходом.

Меня дважды заставили сдать кровь и после обеда отпустили восвояси, так как сахар удивительным образом вошёл в норму*. Мне была прочитана лекция о правильном питании, пользе спорта и пагубности вредных привычек, и я, поймав у входа такси, поехал домой.

Там я неожиданно испытал на себе всё, что выпадает на долю не то оказавшегося под домашним арестом падишаха в изгнании, не то единственного цыплёнка у деятельной курицы-наседки. Макс, не слушая моих протестов, загнал меня в кровать, завернул в одеяло, принёс чай, ноутбук, журналы и обложил меня подушками. Весь день он пытался пичкать меня полезной пищей и поминутно порывался бежать то в супермаркет, то в аптеку.

Ну а что касается дня святого Валентина… мы о нём даже не вспомнили. А о том, что я ухитрился провести его в чужой постели и, даже не трахнувшись, я потом вспоминал как о забавном происшествии.

Комментарий к Часть 25. День святого Валентина в чужой постели

Я не медик, но где-то читала, что сахар может повыситься от стресса, переутомления и недосыпа.

====== Часть 26. Советы доктора Мохнорылова ======

После нескольких дней, когда Макс суетился надо мной, как над умирающим, я готов был завыть. Загадочное неопознанное пятно на боку Макса никуда не делось. Более того, на противоположном — появилось аналогичное.

Посчитав, что это пятно, так же, как и мой сахар в анализе крови — результат нервов, я поставил Макса перед фактом. Короче, я не придумал ничего лучше, чем убедить его записаться на приём к психологу.

Однако вернувшись после приёма, Макс стал ещё непереносимее. Или, может, за время его вечных отъездов я от него просто отвык? Хотя нет. Он никогда раньше так не доставал меня опекой. Ну в самом деле, что с того, что мне на месяц запретили спортивные упражнения? Так нет, как мне что-нибудь принести или приготовить — он всегда тут, а как сексом заняться… Так мне, видите ли, нельзя перенапрягаться…

И если ДО Максова визита к психологу мне, действительно, было несколько не до секса, то ПОСЛЕ, когда я активно захотел его, я секса так и не получил.

Что за чёрт? Я решил осторожненько расспросить Максима о том, куда и к кому он ходил. Выяснилось, что ходил он «К прикольному такому дядечке. В вашем центре. У него ещё фамилия смешная». Всё встало на свои места. Аркаша, чтоб его черти взяли, Мохнорылов. Что он там такого насоветовал Максу?