После антракта во втором по счёту номере выступал Макс. Я хоть и неоднократно видел телефонное видео этого номера, но на сцене… в костюмах, при свете софитов танец смотрелся СОВЕРШЕННО по-другому. Возможно, я был предвзят, но по фактуре, по законченности движений в этом номере ему проигрывали почти все. Хотя нужно воздать должное и выступавшим, и постановщику, и тому, кто подобрал такую музыку, и портным, и костюмерам. На группе из пяти парней были облегающие кожаные штаны, что-то типа кожаных же манжет и… больше ничего. В конце танца по сцене проносилась девушка в лёгком развевающемся алом платье, каждый, кроме Макса, делал с ней поддержку. Макс, ни разу к ней не прикоснувшись, обходил вокруг неё и замирал у её ног.
В кратком перерыве между этим номером и следующим я услышал, как впереди сидевший толстячок обратился к соседу:
— А что, он весьма и весьма. Что ты его замариновал-то? Его ж в солисты надо.
При свете огней со сцены мне почему-то показалось, что пузан даже облизнулся.
— Парень хорош, но он — одноразовый товар, — отозвался длинный.
Уши у меня в тот момент, наверное, выросли на метр.
— У него хроническая травма. Нет смысла давать ему что-либо существенное, чтоб потом искать кого-то на замену. А парень хорош, да. Думаю предложить ему место постоянного репетитора, когда он совсем сойдёт. Этот сезон, надеюсь, он с такой рукой потянет… А вот по поводу следующего… — что длинный сказал дальше, я не услышал. Тихая скрипичная мелодия сменилась дикой какофонией, в зале полностью погас свет, и через пару секунд на освещённую прожекторами сцену выскочило сонмище размалёванных чертей.
В одном из номеров перед финалом, в котором, как я потом узнал, выступали исключительно старожилы, один из танцевавших внезапно подвернул ногу. Со второго ряда было прекрасно видно, как ему больно. Во время ближайшего перестроения парень исчез за кулисой. Во время следующего — из-за неё же вышел Макс. Он был в тех же кожаных штанах, уже в обуви и без манжет, в такой же, как на остальных, рубашке, которую на него надели за кулисами.
В танцах я, разумеется, полный профан, но, не заметь я, что два танцора поменялись местами, я бы никогда не догадался, что Макс был лишь заменой.
В финальном номере, вынужденно, Макс снова занял место одного из солистов. Когда после последнего такта музыка затихла, а вся труппа застыла у рампы, защёлкали вспышки фотоаппаратов, и грянули аплодисменты.
Одна из сделанных в тот день фотографий и сейчас стоит у нас дома: Макс в первом ряду — второй с краю, а на пальце в отблеске фотовспышки маленькой звёздочкой светится грань кольца.
Света радостно прыгала, хлопала вместе со всеми, что-то взвизгивала и порывалась бежать на сцену к брату. Пришлось её удержать и напомнить, что мать уверена, что она пошла к подруге, и нужно срочно возвращаться домой.
Поразительно, но когда сорок минут спустя её мать открыла дверь и впустила дочь в квартиру, я, на всякий случай, затаившись на один пролёт ниже, не услышал ни возмущения поздним возвращением дочери, ни вопросов, вообще ничего.
Спустившись бегом по лестнице, я запрыгнул в машину и помчался обратно к концертному залу забирать Макса.
Тот уже ждал между стеклянных дверей служебного входа. В руках — огромный букет, на лице — счастливая улыбка до ушей.
Несчастный букет был забыт в коридоре до утра, ужин — в холодильнике, и хорошо, что будильник на часах я догадался выставить заранее. Мы так увлеклись празднованием премьеры, что я едва не проспал отъезд на работу, а Макс — утреннее субботнее выступление.
Комментарий к Часть 20. Замена
Любые кажущиеся совпадения случайны
====== Часть 21. Собственная дача ======
У Макса началась другая жизнь. Впрочем, другая жизнь началась у нас обоих. Я снова большую часть времени жил один. Макс теперь каждую неделю в четверг вечером уезжал на выступления и возвращался то с утра в понедельник, то ближе к вечеру. Домой он приползал абсолютно никакой. Во вторник и в среду он уходил на занятия, а все его вечера были посвящены навёрстыванию того, что он пропустил, и беготнёй со сдачей «хвостов».
С сексом у нас опять было хреновенько. Трахать бесчувственное брёвнышко — радости мало, хотя «брёвнышко» в лице Макса, вроде, и не возражало против того, чтобы его трахнули.
Если ехать на гастроли было далеко, Макс уезжал в четверг с утра и возвращался уже во вторник. Тогда, особенно, если дома он появлялся всего на один день в неделю, Макс спал, никак не реагируя на внешние раздражители, вроде меня и моих попыток раскрутить его хоть на что-нибудь.
У меня даже промелькнула малодушная мыслишка записаться на приём к Аркаше Мохнорылову, но я удержался. Я не доставлю ему удовольствия послушать про мою сексуальную неудовлетворённость, нет!
Неожиданно, за несколько недель до Нового года мне позвонила тётя и… пригласила в гости. И всё бы ничего, но много лет назад после смерти отца, давным-давно разведшегося с моей матерью, произошла какая-то невнятная делёжка имущества, после которой каждый посчитал, что именно его и обделили. Короче, с тёткой с тех пор я почти не общался. Я, в общем-то, был в курсе, что она внезапно ударилась в религию, но меня это не особо интересовало.
Позвонив, она напомнила мне про ту самую делёжку, начала нести какую-то ахинею про искупление грехов, раскаяние и прочую ересь, после чего… предложила мне вступить в права наследования на… бывший сарай. Я посмеялся и с трудом удержался от того, чтобы её не послать. Но тётка продолжала настаивать. В итоге я всё-таки приехал и не узнал знакомой с детства местности. У дома, где когда-то жили мои бабка с дедом, соседи имелись лишь с одной стороны. Со второй — был узенький переулочек, напротив него — лес, а с четвёртой — широченная деревенская улица. Я был в курсе, что каждые два-три года забор тихонько, как бы сам собой, передвигался всё дальше и дальше от дома. Теперь же переулочек был окончательно «проглочен», а на захваченном со стороны улицы пространстве вместо сарая стояло что-то типа бревенчатого сруба с одной тёплой комнатой и кухней. К ним примыкали сени, кладовка и большая летняя холодная комната. По «дачной амнистии» захваченный участок был признан законным, и потому я принял от тётки ключи.
По кадастровому плану данное строение числилось… баней. Мне сразу вспомнились Ходжа Насреддин, воробей и алмаз, а также «дом с примыкающим к нему водоёмом».
В связи с почти постоянным отсутствием Макса свободного времени у меня теперь было хоть отбавляй, и я занялся строительством и благоустройством. Зима в тот год всё никак не могла решить, начаться ей или, так и не наступив, перейти в весну. Воспользовавшись этим, на крошечном пятачке перед окном кухни я оборудовал «беседку»: навес на столбиках, пластиковый столик, два стула к нему и выход из кухни, он же — бывшее окно. Кладовка была утеплена, от колодца к ней протянули трубу, установили моторчик и до наступления минусовых температур исчезла необходимость ходить с ведром за водой.
Как говорится, гулять — так гулять! Лесок у тётиного дома был давно выкорчеван, и на его месте возведены два двухэтажных каменных дома. С канализацией и централизованным водоснабжением. Поэтому за весьма символическую плату работяги прокопали мне небольшую траншейку до ближайшего канализационного люка. В неё уложили трубу, а в бывшей кладовке установили ванну, бойлер и унитаз.
После наступления холодов я за город на «дачу» больше не ездил.
Внезапно в первую субботу после Нового года рано утром Макс нарисовался дома. Хромой и печальный. Я тут же потащил его по врачам. Ещё не хватало второй хронической травмы! По счастью, всё оказалось несерьёзно.
У Макса в колледже ещё шли каникулы, танцевать он пока не мог, и я отвёз его за город. Про тётку и «дачу» я ему ничего не рассказывал, поэтому для него деревянный домик оказался большим сюрпризом. Как оказалось, при небольшом минусе самопальный водопровод и канализация продолжали функционировать, а печка и масляный радиатор достаточно быстро нагрели крошечную комнатку.
