С иконой в руке Артем побрел к дороге. Маша ходила вдоль опушки, ожидая его, а Олег растянулся на траве и, отгоняя сломанной веткой мошкару, следил за тем, как медленно плывут над головой пушистые белые облака. Видимо, у Артема был настолько изумленный вид, что Маша сразу это заметила.
– Ты в порядке? – она заглянула Артему в глаза.
– Вроде бы да, – не сразу ответил он. – Возможно, я схожу с ума, но со мной сейчас произошел очень странный случай.
Они уселись в машину и Артем медленно, стараясь припомнить каждую подробность, рассказал о происшествии в заброшенной часовне. После того как Маша и Олег внимательно осмотрели икону, Артем попросил их поделиться своими мыслями.
Олег молчал, было видно, что он скептически отнесся к рассказанной другом истории, но и выражать свое недоверие открыто не хотел, тем более, что внешний вид Артема лучше всяких слов свидетельствовал о крайней степени изумления. Олег вообще редко задумывался над вопросами веры и различных чудес, жизнь и без того казалась ему слишком полной и интересной, к тому же он давно привык во всем полагаться только на самого себя. В глубине души Олег считал, что Артем просто забрал из часовни лежавшую там икону, а историю с таинственным свечением либо выдумал, чтобы попугать Машу, либо ему действительно что-то померещилось в темноте, и он сам убедил себя в чудесной природе этого явления.
Маша тоже молчала. Она была воспитана верующими родителями, но никогда не думала, что чудо может случиться с ней самой или с кем-то из ее близких.
– Я не нахожу никакого реального объяснения этой истории, – говорил Артем. – Конечно, доска, за которой была спрятана икона, могла подгнить и начать светиться. Но я знаю, как светятся гнилушки, это совсем другое, не такое яркое свечение… И как объяснить, что оно исчезло, как только я снял доску со стены? – Артем перевел дух. – Вообще я читал о подобных случаях, они нередки в летописях, особенно здесь, на севере. Это называется обретением иконы. Порой такие иконы находили висящими на деревьях, или лежащими в дуплах, иногда они открывались и в церквях. Кем, где и когда они были написаны и как оказались там, где были найдены, неизвестно. Как правило, потом эти иконы объявлялись чудотворными. Когда вернемся в Москву, я покажу ее профессору, думаю, что он сможет точно определить и иконописную школу и век написания.
– А ты не считаешь, что ее надо было оставить на месте? – спросила Маша, видимо, действительно немного напуганная этим таинственным происшествием.
– Если она показалась мне, позволила легко себя взять, значит, так и должно было случиться. В этой часовне уже давно не было людей, возможно, скоро она совсем развалится или зарастет непроходимым лесом. Но кто и зачем сделал тайник в стене и спрятал в него икону, я бы очень хотел узнать.
– В любом случае, вести машину ты сейчас явно не в состоянии, – сказал Олег снова выходя на дорогу. – Пересаживайся назад, я так понимаю, ехать нам осталось недолго.
Артем уступил водительское кресло, Маша пересела вместе с ним на заднее сиденье и машина поползла по разбитым колеям грунтовки. Скоро они преодолели крутой подъем и въехали на вершину холма. С него открывался широкий вид во все стороны. Повсюду, насколько хватало глаз, темнели густые леса. Лишь изредка кое-где можно было заметить зеленовато-желтые пятна полей и серые деревенские дома. У самого подножья холма расстилалось большое озеро, в его синеве отражались облака. На водной глади были раскиданы острова, от совсем крохотных, возвышавшихся из воды одинокими скалами, до расположенного почти в центре озера большого поросшего лесом острова. На нем, как казалось, можно было даже различить какие-то постройки. Почти под ногами путешественников вдоль берега вилась белая, усыпанная щебнем и хорошо накатанная дорога. Она вела к монастырю, стоящему на далеко вдающемся в западную оконечность озера мысе.
Свято-Троицкий мужской монастырь – незаслуженно забытая жемчужина Русского Севера, был одной из главных целей путешествия Артема. Старинная легенда, предававшаяся на берегах Ярозера из уст в уста, приписывала его строительство самому святому митрополиту Макарию, современнику Ивана Грозного, который некоторое время был епископом в этой местности. В монастыре и по сей день хранилась икона святого Макария, написанная суровым средневековым новгородским письмом. Известность монастырь приобрел во времена первых Романовых. Уже тогда это была мощная крепость, окруженная высокой стеной с угловыми башнями, двумя каменными церквями, большим келейным корпусом и прочими необходимыми строениями. Здесь подвизались многие святые старцы, монастырь слыл крепким оплотом православия в борьбе со старообрядчеством.
Свято-Троицкая обитель распространяла свет веры и на все окрестное население, паломники разносили по Руси слухи о благочестии жителей соседних деревень. Монастырь процветал и богател. Однажды сам государь-император Александр I вознамерился посетить берега Ярозера, однако не смог сюда добраться из-за неожиданно рано начавшейся весенней распутицы. На том месте, где император повернул обратно, до сих пор можно видеть каменный крест с памятной надписью. Почти сразу после революции монастырь был закрыт. Планировалось превратить его в санаторий, однако из-за удаленности от крупных городов и вечного бездорожья от этого плана вскоре отказались. Официально монастырь был передан соседнему колхозу под хозяйственные нужды, но местные крестьяне не зря были известны своим благочестием: потихоньку в древних стенах вновь стали появляться монахи, даже один из председателей колхоза на старости лет принял монашеский постриг и занял место игумена этого тайного монастыря. Так что к моменту падения советской власти и возвращения Свято-Троицкой обители православной церкви, здесь уже была своя братия, постоянно пополнявшаяся новыми монахами.
Игумен, возглавивший монастырь лет десять назад, отец Анисим, оказался человеком деятельным и изобретательным. В его грандиозные планы входило превращение Свято-Троицкого монастыря в яркую достопримечательность Русского Севера, сопоставимую с Валаамом и Соловками, притягательную не только для паломников, но и для туристов. В первую очередь отец Анисим добился того, чтобы вдоль берега Ярозера проложили новую дорогу, позволявшую добираться до монастыря в любую погоду. Затем были отреставрированы изрядно обветшавшие за годы запустения монастырские постройки, подновлены церковные фрески. Активно поддерживалась и распространялась легенда о том, что основателем обители был сам святой митрополит Макарий. В летописи действительно упоминался случай его приезда на Ярозеро, и этот год считался датой основания монастыря. К приближающемуся пятисотлетию обители игумен Анисим, ожидая наплыва туристов и паломников, выпустил дорогую иллюстрированную книгу, включавшую как подробную историю монастыря, так и лучшие фотографии, на которых была запечатлена эта святыня.
Артем не зря стремился в Свято-Троицкий монастырь. Две его старинные церкви, летняя и зимняя, действительно представляли большой искусствоведческий интерес. Эти каменные храмы были построены не в традиционном, тяжелом и приземистом, северном стиле, а скорее напоминали шатровые деревянные церквушки, которых было полно в окрестных деревнях, но только вдруг неожиданно окаменевшие. Как удалось древним мастерам создать из камня эти легкие и устремленные ввысь постройки, резко контрастирующие с массивными стенами монастыря и приземистым келейным корпусом, – на этот вопрос не мог ответить никто, тем более, что серьезного научного изучения удивительного переплетения в них черт традиционной деревянной и каменной архитектуры, до сих пор не было предпринято. Этот пробел и собирался заполнить Артем.
Глава II
Оставалось всего три рассвета, и от близости заветного дня каждый из них казался еще более прекрасным. Семен с детства любил рассветы, его часто мучила бессонница – среди таких как он это считалось нормой – поэтому восход солнца обычно встречал за околицей, на самом берегу озера. Особенно волшебными восходы были ранней осенью, в светлые солнечные дни бабьего лета. В колючем, слегка морозном воздухе, подернутом легкой дымкой, сначала разливалось нежно-розовое сияние. Оно поднималось над лесом, превращавшимся в желто-красную палитру великого Художника, затем его блики ползли по спокойной, прозрачной и застывшей в немом благоговении воде Ярозера, а когда все вокруг наполнялось этим необычным розовым сиянием, над темной кромкой леса, как всегда неожиданно, показывался краешек солнечного диска. И сразу же мир вокруг оживал, все краски, до того робкие и приглушенные, начинали играть в лучах поднимающегося светила: и зелень пока ещё сочной травы, и синяя гладь озера, и великолепное разноцветье леса и даже обычно уныло-серый ряд деревенских изб, – все это сливалось в восторженном единстве, своей красотой славя Творца, подарившего миру еще один новый день.
