Дело в этом? В том, что в 2009 году его, молодого политика, обвинили в терроризме и бросили в тюрьму? Через что он прошёл, пока власть в Китае не поменялась, не пришёл Фань Куань и в Азии не наступила весна?.. Его пытали, ему угрожали, его заставили оклеветать своих друзей, с кем он рука об руку хотел изменить мир к лучшему… Его лишили надежды, веры, всего… Элизабет знала, каково это. Гораздо лучше других она понимала, что могли сделать с Нам Туеном за эти десять лет…

О нём забыли, как и о ней, и никто даже не знал, жив ли он. Он не появлялся в списке номинантов на Нобелевскую премию мира – он ничего не успел сделать, и международные правозащитные организации очень скоро забыли о нём, перевезя в Америку его семью. Они решили, что этим исполнили свой долг перед ним.

«Может, и так, – думала Элизабет, – а может, и нет. Он не был тогда выдающейся личностью, он был просто одним из многих; мало ли кого китайские коммунисты сажали в тюрьмы по выдуманным обвинениям?.. Пережил ли он на этом крохотном кусочке суши то же, что и я в том подвале? О чём он думал? Как он спасался там? Говорил ли он с кем-нибудь, приходилось ли ему бояться своих тюремщиков так же, как я боялась Пурпурного Человека?.. Но он попал туда уже взрослым, а я была совсем ребёнком и ещё много не понимала, а он-то всё знал… Мог ли он вообразить, что когда-нибудь вернётся и осуществит мечту всей жизни, объединит родную страну?.. Мог ли он знать, что от него будут зависеть жизни всех этих несчастных, набившихся в трюм “Чжан Цзе”? Мы плывём туда, потому что он обещал нам спасение, лучшую жизнь, подарил нам надежду… Наверное, он кое-что знает о надежде… Что-то знает, если сумел пережить десять лет на этих островах… Он мог бы преподать мне урок. Наверное, если мы с ним встретимся, он скажет, чтобы я не жалела о годах, проведённых в рабстве у Пурпурного Человека, потому что они научили меня ценить жизнь, понимать такие вещи, которые остальным всегда будут недоступны…»

Когда «Чжан Цзе» утром прибыл в Нампхо, первым, что увидела в городе Элизабет, была десятиметровая голограмма Нам Туена в зелёном двубортном костюме с чёрным галстуком, словно приветствующая прибывших. Элизабет вспомнила об островах Блонд, о Пурпурном Человеке и о том, что прототип этой голограммы страдал не меньше, а может, и больше, чем она сама. Человек, который за свои убеждения, а не по случайности, однажды шагнул в пропасть.

Он всё им рассказал. Он клялся себе, что не раскроет рта, но спустя четырнадцать минут допроса изложил всё настолько подробно, насколько позволила память. Четырнадцать минут и сорок секунд потребовалось, чтобы сломать его; время известно точно, потому что капитан, стоявший у стены и наблюдавший, как Нам Туена избивают и поливают ледяной водой, засёк время на часах. Четырнадцать минут и сорок секунд – вовсе не так плохо; не рекорд, но выше среднего, думал капитан. Обычно они укладывались в десять минут, а здесь потребовалось почти пятнадцать.

Пока его держали в изоляторе, везли на катере на остров, вели на допрос, он успел тщательно всё продумать. Нам Туен знал, как утаить информацию: он выстроил многоступенчатую пирамиду и планировал выдавать по крохе правды с огромной примесью лжи каждый раз, и так спускаться всё ниже, и таким образом спрятать главное… но как только он оказался на стуле перед двумя среднего роста щуплыми людьми, страх победил.

Он сразу испугался. Его сразу начали бить.

Нам Туен не понимал, чего именно от него хотят. Он начал рассказывать, а его продолжали бить и душить. Они натянули на его голову чулок и стали заливать водой. Он думал, что умрёт; он не умер. Отхаркивая и отплёвывая воду, которая заполнила желудок и поднялась до горла, чуть ли не выливалась через ноздри и уши, он заговорил. Что угодно, любой бред, только бы не началось сначала, только бы не снова…

Он забыл все свои схемы; ему нужно было выжить здесь и сейчас, и он сразу раскрыл все двери, бросил им ключи. И молился, чтобы они их подняли. Молился, чтобы они вошли. Молился, чтобы нашли что-то ценное, потому что теперь его жизнь зависела от их предпочтений. Это всё он понял потом, когда сходил с ума от боли в одиночной камере и думал, что скончается от потери крови. Он вспоминал допрос, нагружал мозг сверх меры, стараясь не потерять сознание.

Захлёбываясь водой, не чувствуя половины тела и видя свою кровь на полу, вытекающую из рваных ран, он не думал – он просто говорил, говорил всё, что приходило в голову, пытался ничего не забыть, говорить внятно – у него плохо получалось, он знал, но всё равно пытался. Он начал с детства, они не хотели слушать, тогда он перешёл к фактами – простым фактам, как он их помнил…

Лето 2007 года, он в посольстве Южной Кореи в Пекине… Осень 2007-го, он в Сеуле, встречается с представителем вашингтонской НКО… Деньги перечисляются через офшорную фирму на подставной счёт, частично идут в фонд организации, частично – на организацию акций протеста… Они собиралась свергнуть правительство? – Нет, заставить его прислушаться… Да, изменить государственный строй. Атака на делегацию Северной Кореи? Да, это они… деньги, полученные от американцев, ультиматум американцев… Чего добивались? Мира на полуострове? Возможно… Объединения Кореи… О поездке в Северную Корею… Начало 2009 года, прибытие в Пхеньян… Поездку освещает прозападная пресса… Большие надежды на Интернет… Призывы к свёртыванию ядерной программы, к новому этапу в отношениях с Сеулом… Критика внутренней и внешней политики Коммунистической партии Китая… Планирование терактов, закупки оружия. Связь между членами организации через «Твиттер»…

Этого списка более чем достаточно. Нам Туену казалось, они знают всё гораздо лучше него самого. За ним давно следили. За ним следили, но на всякий случай держали на свободе. Пока он не решил перейти к активным действиям. Пока не поверил, что будущее уже близко, осталось протянуть руку. Пока не решил, что на него направлены все камеры мира, и теперь, случись что, за него заступятся. Он решил, что опасности нет…

Но опасность есть всегда.

– Кто это был?! – кричит, наклонившись к его уху, щуплый человек. – Чей счёт??!! Куда ушёл тот миллион, к кому?! Имя! Имя!!

Нам Туена валят на пол, он пытается свернуться и защититься, но его бьют сапогом в живот, и он изгибается, дыхание пропадает.

– Имя!!! – Весной 2005 года Пак Пон Чжу, премьер-министр КНДР, посещает Китай, и друг Нам Туена, Хоу Инг, приходит с предложением… Они хотят организовать покушение, и откуда-то у них, прозябающих в нищете подпольщиков, появляются деньги и сведения о графике пребывания Пак Пон Чжу в Пекине…

Нам Туен хорошо помнит их с Ингом разговор. Они собирались убить его? Да, собирались, и хотя Нам Туен пытается сначала это отрицать (перед соратниками, когда Хоу Инга хватил инфаркт, и организацию возглавил Нам Туен), он хотел смерти этого человека. Потому что террористами были не они, боровшиеся за объединение родного народа; террористами были дегенераты, захватившие власть в Пхеньяне и полстолетия с попустительства Китая истребляющие собственный народ.

Нам Туена потрясло увиденное в Корее. С одной стороны 38-й параллели живёт современное, процветающее государство. К небу возносятся небоскрёбы, работают роботизированные фабрики и заводы; с другой – выжженная земля, край без света, по которому рыщут прожектора с пограничных вышек. Пятиэтажные серые «высотки», гротесковая и бессмысленно уродливая архитектура правительственных зданий, пустые улицы, нищие люди.

Пустые улицы – вот что в первую очередь бросалось в глаза. В Сеуле он терялся. Сеул по ритму напоминает Пекин – большой, суматошный, опасный и прекрасный, настоящий город XXI века, ночью горящий ещё ярче, чем днём. Пхеньян похож на деревню – чистую, ухоженную и стерильную деревню, где машины на улицах до сих пор редкость. Словно двадцать четыре миллиона человек, двадцать четыре миллиона корейцев отгородили от истории железной стеной, накрыли стальным куполом, законсервировали. Отрезали от реальности, заставили жить в прошлом.