Литмир - Электронная Библиотека

* * *

Утром бабушка Нина проводила Володю с Лизочкой и Антошей нести маме и бабушке передачу.

- Тётя Нина, мы отнесём передачу, а потом я возьму детей к себе на работу: Пусть хоть немного погуляют.

- Хорошо, только во время приходите обедать.

- Я думаю, что сегодня много работы не будет.

Проводив их до двери, она приготовила завтрак и покормила Колю и Семёнчика. Затем уложила Семёнчика в кроватку. Коля поигрался со своими машинками и уснул. Бабушка Нина решила заняться мелкой постирушкой.

Через час в дверь квартиры раздался требовательный звонок:

- Опять Володька что-то забыл. Нема совсем у человека головы, - проворчала она беззлобно.

Звонок повторился:

- Да иду, уже иду. Никогда не возьмёшь всё сразу. Всегда что-то забываешь.

Она вытерла руки об передник и открыла дверь. На лестничной площадке стояли два здоровенных гестаповца в чёрных кожаных плащах, а между ними, как тоненькая берёзка Дорочка. Её руки были грубо закованы в наручники, как у матёрой уголовницы. Она стояла, опустив голову и слёзы текли по её бледным, впалым щекам. И не от страха перед побегом заковали они её в оковы, а для того, чтобы ещё больше унизить, придавить, чтобы она уже полностью перестала чувствовать себя человеком.

Оказалось, гестаповцы привели её покормить грудного Семёнчика. Сжалились!? Как бы не так.

Они вошли в комнату и жестами объяснили, что Дора должна покормить ребёнка. Строго запретили разговаривать друг с другом.

В комнате, не раздеваясь, один из них расположился возле окна, усевшись на подоконник. Наверное, опасался, что несчастная женщина прямо в наручниках прыгнет через окно. Второй, расстегнув плащ, чтобы было удобнее, в случае чего выхватить пистолет, стоял, облокотившись на косяк двери. Ещё раз объяснили, - не разговаривать друг с другом. Дора не могла даже спросить об остальных детях. Бабушка Нина, схитрила, и под видом того, что хочет принести табуретку для конвоира, расположившегося возле двери, метнулась на кухню. У неё там что-то грохнулось на пол и оттуда, вроде как бы ругаясь, она проворчала:

- Володька понаставлял тут под ноги чёртовы кастрюли, а сам с детьми понёсли вам передачу. Не волнуйся, с детьми всё хорошо. А я тут, как дура должна всё убирать после него. Дети носятся по квартире, как угорелые. А чего бы им не носиться? Папа, видишь, как балует их? И пальтишки и ботиночки им понакупал. Понакармливали их. Вот они и носятся, как чумные. Затем занесла табуретку, вытерла её тряпкой и поставила охраннику:

- Садись, Ирод.

Дора хорошо поняла новости, которые баба Нина сказала ей "закодировано". "Ну и, слава Богу", - подумала она.

В ответ Дора тихо произнесла только четыре слова, которые для неё были важнее жизни. Это были те слова, которые Господь дал ей возможность произнести для спасения детей.

- Передайте Володе, - дети, Ядловка. Сегодня же!

Даже в ванную, чтобы помыть руки, Дору сопровождал гестаповец. Правда, освободил от наручников. Дора мыла руки, а бабушка Нина протянула ей полотенце. Дора, глядя ей в глаза ещё раз произнесла:

- Скажите Володе, - с детьми, Ядловка. Сегодня!

Вымыв руки, Дора подняла Семёнчика из кроватки и начала его кормить грудью. Затем выждала момент, когда охранники о чём-то между собой заговорили, начала тихо и нежно напевать колыбельную песенку так, чтобы было слышно и понятно только бабушке Нине:

- Сегодня мой зайчик, такой холосый, обязательно с папочкой, братиком и сестричкой поедет в Ядловку к бабушке Насте и деду Мине. Там свежий воздух, не пахнет порохом, нет плохих дядей. Вам втроём не будет скучно. Будете играть в прятки. Запрячетесь от всех далеко-далеко, и никто вас не найдёт никогда. Правда, мой такой холосый, мой маленький?

Конвоир возле окна что-то заподозрил, а потом увидел, что бабушка Нина несёт и ему тоже табуретку, пробормотал что-то себе под нос и расположился на ней, вытянув ноги. Верзила, сидевший возле двери, вытащил сигареты, чтобы закурить. Нервы бабушки Нины были напряжены до предела, и она не выдержала, - набросилась на него с кулаками, как наседка, защищающая свой выводок:

- А ну, чортяка проклятый, выбрось свою вонючую цигарку. Посмотри, паразит, - она показала рукой в верхний угол, - вона на покути святые иконы стоят. Даже Микитка здеся никогда свой табачище не нюхал, теперь писем не пишут ни он ни сын, ни невестка. Всё им некогда! Ты гляди, - сказала она повернувшись к конвоиру, показывая пальцем на Дору, - матерь кормит несмышлёныша. Сегодня же дети уедут, в Ядловку, - скороговоркой сказала она Доре. - А у тебя, паразита, нету ни стыда, ни совести!. Убери свои ноги с прохода. Расселся тут, что в собственном доме в Германии, пройти даже нельзя. Чего глаза вылупил? Цицек не видел, чи шо?

- О я, я. Германия хорошо!

Потом что-то проворчал недовольно, но убрал ноги, а сигареты спрятал обратно в карман плаща.

После такого нервного напряжения Дора почувствовала, что основная её задача выполнена - всё сообщила! Нервы её не выдержали и она рассплакалась. Её слёзы текли по лицу и капали Семёнчику на щёчку. Она покормила ребёнка, затем поцеловала его. Семёнчик довольно засопел носиком, облизываясь и причмокивая. Затем начал играть, хватая ручками Дору за очки. Наигравшись, уморился и, обволакиваемый знакомым, ни с чем несравнимым запахом мамы, сделал "потягуси" и уснул у неё на руках. Дора перепеленала его, уже спящего, и уложила в кроватку. Если бы он только мог знать, что уже никогда и ничего вкуснее маминого молока в своей жизни ему не придётся попробовать. И никогда не будет он так сладко и спокойно засыпать!

Конвоиры уже нетерпеливо посматривать на часы и начали поторапливать Дору. Бабушка Нина успела сунуть ей в карман несколько варёных картофелин, солёный огурец и два варёных яйца. Гестаповец снова одел на неё наручники, и они повели её на выход. Дора повернула лицо и в последний раз посмотрела глазами полными слёз на своего младшенького сына. А тот, накормленный, спал, забросив ручки за голову.

"Не обижайте сирот и вдов. Все сироты и вдовы дети мои". (Евангелие от Матфея)

* * *

Вернувшись в камеру, Дора рассказала удивлённой маме о том, что ей повезло побывать дома и даже покормить Семёнчика. Правда, Володю дома не застала. Он с Лизой и Антошей понёс для них передачу. Покопавшись в одежде, она достала из потайного кармана гостинчик от бабушки Нины. Только хотели его развернуть и дать маме поесть, как их прервал шум открываемого окошка в двери, как его называли - кормушки. Надзиратель прочитал их фамилию по бумажке и просунул через окошко передачу. Полакомившись ещё тёплой, домашней картошкой с солёной килькой, яйцами и солёными огурчиками, они ещё долго просидели за маленьким столиком довольные (койки на день подвязывались к стене), обсуждая домашние дела:

- Вот видишь, - сказала мама, - я тебе говорила, что здесь будет лучше, чем в полиции, и нас скоро или выпустят, или отправят в Германию. Для того, чтобы разобраться в нашей ситуации, необходимо время. ора не стала ей возражать, всё равно - это было бесполезно.

Наступил вечер. Правда, в камере было трудно определить время суток. Свет горел постоянно и днём и ночью. Просто, разрешили опустить койки. Дора с мамой упокоенные и довольные хорошим, сравнительно, днём, улеглись спать.

Дора ещё находилась под впечатлением короткого пребывания дома и ей совсем не хотелось возражать маме. Она решила не рассказывать ей, как передала через бабушку Нину о том, чтобы Володя срочно вывез детей из Киева. Маму могли тоже вызвать на допрос. Под нажимом следователя она могла всё рассказать. "Лучше пусть ничего об этом не знает. А потом, будет время, я ей расскажу", - подумала она. Легла на узкую койку, подложила руку, как в детстве, под щеку. Руки до сих пор ещё сохранили детский запах Семёнчика. Дора закрыла глаза и ещё успела подумать о том, что появился шанс на спасение детей. Впервые за всё время, она спала глубоким и спокойным сном.

20
{"b":"609845","o":1}