- А где, отче? - спросил князь.

- Спиной мается.

- Надо бы ему лекаря послать.

- Отче мощами лечится. Да и есть ли разница. Ноготь святой Фёклы или жабры долгоносика?

- Что же...Пора начинать.

- Пора.

- Я с Михаилом поговорю, а ты дьяк за Афанасия принимайся. К вечеру когда отче отмякнет за царицу примемся. Давай сигнал, думный дьяк.

Длинным цветастым платком Вылузгин прочертил линию сверху вниз. Приставы разомкнули цепь и в образовавшийся проход стрельцы устремили поток людей. Пех сидел на лошади и кричал.

- К писцам по одному ходить, очи не прятать, отвечать как на исповеди.

Перед Акундином появились мальчишки жильцы. Впереди Тимоха Колобов.

- В горелки бегали. - не дожидаясь вопроса заявил Тимоха.

- У Тимохи трещотка была.- сказал один из мальчиков.

- Какая трещотка? - спросил Акундин.

- Такая. С берестяными лодочками.

- Что лодочки.- Акундин отмахнулся. - Писать нечего. Дальше что было?

Но тут же встал и низко поклонился. К столу подошел Василий Шуйский.

- Жильцы? - спросил князь.

- Они самые. -бодро ответил Торопка.

- Говорят, падучей страдал царевич? - спросил Шуйский.

- Совсем плох был. - подтвердил Торопка. - За три дня до этого прямо на рынке перед всеми грохнулся.

- Это когда казаки из Сибири всякие потешки рассказывали.

Второй жилец добавил.

- Об землю царевич ударился и задергался. Ему зубы ножом разжимали, а он кусаться.

-А до того говорят ножиком царицу поколол.

- Видел? - заинтересовался Шуйский, спросил у Акундина. - Пишешь?

- Слово в слово, князь.

- Так сам видел?

- Сам нет. - честно ответил Торопка.- Да разве во дворце что спрячешь?

- Это ты верно...- улыбнулся Шуйский.- Пиши Акундин. Все пиши.

ХХХ

Дело закипело. Перед Акундином менялись люди. Угличане. Бабы и мужики.

- Как зовут? - спрашивал Акундин.

- Ондрейка Сафронов Сытин.

- Темир Засецкий.

- Яков Гнидин.

- Сам видел что? - допытывался Акундин.

- Как закричали со всеми во двор побег.

- Я при том часе у архимандрита брагу сторожил для монастырской братии.

- Сказывали-де, что царевич сам покололся?

- Хворь на него напала, а у него свая в руке. Мне Антропка Антипов хлебопек с дворового приказа сказывал.

- А ему кто?

- А ему черемис какой-то. Хвосты да уши бычьи на рынок возит. Как зовут не знаю.

- А найти как?

- Кто сейчас найдет. Он поди за Волгу ушел. На три дня пути.

- Найдем.

-Найдем? Ты что Серафим Херувим?

-Я дьяк Разрядного приказа.

Через некоторое время приставы как будто из воздуха представили перед Акундином означенного выше черемиса.

- Имя?

- Ширлак Купутр

- Еще раз.

- Ширлак Купутр

Акундин вздохнул и записал: черемис Иванко Иванов. Спросил.

- Ты бычьи хвосты на рынок возишь?

- Ну таки да.

- Откуда про царевича, слыхал?

- Слыхал.

- Ну? От кого.

Черемис смотрел на него пустыми добрыми глазами.

- Все говорят. На ножик небарака обрушился.

А в глубине шатра, где было прохладно и людей поменьше, Русин Раков ответ держал перед Шуйским и Вылузгиным.

- Курячья кровь.- сказал Раков. - Петух Огонек голову сложил. Его кровью оружие намочили. А потом все это в ров скинули.

- Значит, Нагой приказал.

- Князь Михаил Нагой.

Вылузгин пригрозил.

- Смотри, староста. Как было докладывай.

- Все скажу. Своя голова это я вам скажу. Своя голова.

- Значит, князь Михаил приказывал зброю собирать?

- Он. Что теперь. А что я? Углич удельный город. Нагих вотчина и мы значит тоже.

- Битяговский и люди его без оружия совсем были? - допытывался Вылузгин.

- Не видал. Во рву точно так лежали.

- А сам что думаешь? Битяговский царевича упокоил?

- Думаю, Бог-то наладил. А когда бог... Никто не виноват и все виноваты.

-Чего же тогда Нагие на московского дьяка кричали?

- Известно, что дьяк, царствие небесное, тот еще жук был. Что в Москве по деньгам было расписано, то и выдавал. Ничего сверху.

- Не нравилось это князю?

- Так-то так...А что с людьми, с посадом будет? Ведь не сами. Не сами. Что дети малые. Тех кто убивали, тех накажите.

Василий Шуйский поморщился.

- О себе думай. Заступник...

ХХХ

Вечером перед посольством предстал Михаил Нагой. Он был трезв и тих. Акундин читал показания, которые он снял утром и днем. Про то, что Нагие подбивали посад на бунт. И не выдержал Нагой. Ударил по столу кулаком.

- Вранье все.

-Вранье. - Шуйский не спрашивал. Так сказал для порядка.

- Напраслину возводят. Битяговский это.

- Говорят, не было тебя, когда беда с царевичем приключилась. Откуда знаешь?

-А ты? Князь. Ты знаешь? - пошел в наступление Нагой.

Шуйский не поддался.

- 33 сведки. 33. И рад бы...Ты служилых людей убил.

- Не я ...Сам народ так распорядился. Не знаешь. Скотинка темная божьими мыслями живет...А Битяговского, если хочешь знать...Сам видел.

- Где?

- На дворе заднем. Когда набат ударил, я у себя был...Во дворец приехал. Царевич доходит, а над ним Битяговский с ножом окровавленным. Что я должен был думать?

Вылузгин качал головой Не верил. А Василий Шуйский вроде бы как посочувствовал.

- Не так, княже...Не так...Вот ей-богу не так себя направляешь.

Остались одни и пришел митрополит Геласий. Охая, уселся на лавку. Акундин читал опросные листы.

- Ондрейко Мамонтов руку приложил. Егор Протопопов руку приложил. За Рублева, Копейкина и Полушкина Селиван Червончик судской казак руку приложил.

- Грамоте учен Углич. - едко заметил Вылузгин.

-Архимандрит Макарий посохом всех ребят малых в школу загоняет. - сказал Геласий.

- Где бы на всю Русь такой посох вырубить? - спросил Шуйский. - Что Афанасий Нагой? Спросил у Вылузгина. - Братовой правды держится?

- Да нет. Говорит, сам накололся на нож.

- Так. Так. Так.- хлопнул себя по колену Геласий. - Пошли вразнос Нагие. И стараться не пришлось. Этак скоро топить друг друга начнут, братья.

- За царицу теперь самое время приниматься. - заметил Вылузгин.-Что она скажет?

Шуйский не согласился.

- Не к спеху. Пусть потомится, царица. Подумает, что дело и о ее жизни может зайти? Что, Акундин?

- Арсений Трифонов, купец с Окского конца показал. Что де ходил мужик по Угличу и рассказывал. Нагие царевича подменили. От Годунова до поры времени спрятали.

Геласий присвистнул.

-Мало нам одной сплетни, а уже другая варится.

- А в середке правитель. - добавил негромко Шуйский.

ХХХ

В Москве Суббота сразу прошел к Федору Никитичу. Бросил перед ним на пол холщовый мешок.

- Что это? -спросил Федор.

- Это, Федор Никитич, то что я давно искал.

- Новые портки что ли? Я давно тебе хотел...

- Эх, голова два уха - седалище треуха. Гляди.

Он развязал мешок и отступил в сторону. Федор Никитич, не скрывая любопытства, заглянул внутрь.

Конец 8 части.

Часть 9.

Федор Романов достал из холщового мешка темный неправильной формы самородок чистейшего серебра. Положил на стол и вопросительно посмотрел на Субботу.

- Здесь около пуда. Трубецкой пишет, жилы серебряные за Камнем прямо из земли выходят. Бери да рубай.

- Нам то что с того? Это не наше. Московское.

- Именно наше. Пока. Пока Москва там твердо не стала, серебро нам пойдет. В романовские подвалы. А с временем и деньгу свою бить начнем.

- Я не гость торговый, черная кость, чтобы над деньгой загибаться.

-Дурак ты, Федор Никитич. Право слово. Хоть и белая кость. А деньгу не обижай. Она судьбу делает или ломает. За все в ответе.