- В псьеглавцев? - спросил невинно Романов.
Годунов рассмеялся.
- Жениться тебе надо, Федор Никитич.
- Да я не прочь. Невеста была б хороша.
- Есть у меня для тебя невеста. Куда как хороша. Как раз по тебе.
- Посмотреть бы.
- Посмотреть? Зачем же дело стало. Коли не боишься?
- Я? Куда ехать? К Мстиславским? У них, говорят, младшая, что каравай.
- К Мстиславским? Нет. Это совсем недалече. Пойдем, коли не шутишь.
Через какое-то время они оказались в темном переходе. Здесь Годунов отобрал у слуги длинную толстую свечу.
- Далее сами. Пойдем Федор Никитич.
Они прошли несколько поворотов, а потом Годунов остановился, воткнул свечу в подсвечник.
- Гляди, Федор Никитич. Как тебе невеста.
Романов наклонился и посмотрел в потайное окошко. Он увидел залитую золотым свечным светом комнату. Увидел как появились дворовые молодки, а потом... Романов изумленно посмотрел на Годунова.
- Гляди, гляди Федор Никитич.
Когда они вернулись , Федор Никитич долго не мог прийти в себя.
- Хороша невеста? - спрашивал Годунов.
- Хороша то хороша. Да вот закавыка. Замужем.
- Ждать недолго, Федор Никитич. Мужик ее не ладный совсем...Да и за такую награду можно и годик и два потерпеть.
- Да тут и десяток не велика плата. Одного не пойму. Твой где здесь интерес, правитель?
- Если скажу, что за царство радею? Не поверишь. Посмеешься втуне.
- Что ты, правитель.
- Что же...И за себя, конечно, и за жену и за деток. Но вот что оно получается, Федор Никитич, я не только про это думать должен, но и так устроить. Чтобы государство не потерпело.
- Но и ты?
- И я. Что же скрывать...А теперь ты мне скажи что об этом всем думаешь?
-Думаю...Вспоминаю как мужа царицы называют?
- Ну так, царь...Как же....Или все подвох ищешь?
- Ищу.
- А нет его...Как на ладони. Теперь, когда Дмитрия нет, царь Федор один остался, Значит, хиреет, к концу приходит потомство Калиты. Когда за разбором встанет. Кого перебирать на нового царя. Шуйские Рюриковичи, а Романовы? Ты прости, Федор Никитич, если бы не Анастасия Романова, быть бы вам таким же родом как вот, допустим, Годуновы.
- Не ровняй, правитель. Прародитель наш Кобыла в Москве при Симеоне Гордом появился, а вы всегда в Костроме сидели. Огурцы солили да капусту квасили.
- Кобыла не Кобыла, а если ты мужем царицы Ирины станешь, здесь Шуйским точно делать нечего. Так что согласен?
- Змей. Окрутил совсем. Согласен.
- Теперь твой ход, Федор Никитич.
- Какой?
- Холопов своих с улиц убирай. Пусть перестанут меня убийцей величать и народ в смущение вводить.
ХХХ
Каракут проснулся внезапно. Прислушался. Нет, все точно. С окна сняли бычий пузырь, и слышно было отчетливо. Каракут поднялся, прихватил с собой шашку и попытался осторожно пройти мимо спящего Рыбки. Не вышло. Потянул его за штанину козак.
- До ветру я - шикнул Каракут.
- А шило зачем?
Каракут недоуменно повертел в руке шашку.
- Мало ли...
- А это что? - прислушался Рыбка. - Никак дрозд?
- Какой тут дрозд. Скажешь...
Каракут вышел из дому, приоткрыл ворота и скользнул на темную пустую улицу. Увидел смутные фигуры всадников. Один из них подъехал совсем близко, наклонился.
- Узнал? -
- Узнал. -согласился Каракут. - Такого дрозда ни с кем не спутаешь, Суббота Зотов.
Конец 7 части.
Часть 8.
В окружении молчаливых всадников Каракут и Суббота шли по утреннему Угличу. Зотов вел за собой своего вороного с гладкими боками жеребца.
- За это время, видать, весь мир повидал. - спрашивал Суббота.
- Тебе за то, спасибо, поклон низкий до земли. Продал ты меня Али Беку в райский Крым, вот какой я счастливый. А то сидел бы себе сиднем в Москве. Ревел от скуки.
- До сих пор на меня горишь? А у тебя тогда выбор невелик был.
- Выбор за меня другие сделали...А сейчас. Что же. Спасибо, Суббота. За то, что на турецких галерах полбу жрал пополам с кнутом. В Венеции от меркурия жидкого задыхался в Арсенале.
- Ума-то поднабрался?
- Это да. Через край.
- А за Камнем тебе чего? Как мне воевода Трубецкой отписал, что тебя встретил. Признаться не поверил поначалу. Никак не ожидал встретить такой призрак из прошлого.
- За Камнем дышится вольно. Может, нигде на свете такого воздуха нет.
Дошли до кладбища и остановились перед недавним коричневым холмиком с выструганным белым крестом.
- Здесь. - сказал Каракут.
- Николка. Заступ несите.
Каракут и Зотов сели на пригорке, смотрели, как люди Субботы раскапывали могилу.
- Не боишься. Вдруг увидит кто?
- Чего мне бояться. - ответил Суббота. - Что мне мужик черной сделает? Как думаешь, кто царевича упокоил?
- Не знаю. Не дьяк это.
- И я так думаю. Не правителя рука. Тот бы травками своими змеиными действовал. Значит от хвори?
- Может и от хвори. Посольство разберется.
- Ой ли?
- Одно знаю, что и кроме правителя благодетелей....
- Это кто же?
- Кто? Да хотя бы Романовы. А что? Кто после царя Федора встанет? Спрашиваю себя. Может Суббота Зотов для Федора Никитича Романова дорогу к трону прямить. Отвечаю. Суббота Зотов на это жизнь положит.
Из раскопанной могилы выбросили заступ, вслед за ним раздался голос Николки
- Все. Домовина.
Каракут и Зотов встали над открытой могилой. Каракут сказал.
- Это не трогай. Это казна царская. Ваш тот мешок.
Николка бросил мешок и Суббота поймал его на лету.
- А кречет? - спросил Суббота. - Трубецкой писал про кречета необыкновенного. Тоже здесь.
- Нет его. Этого кречета Нагие изрубили.
- И таким бы царство досталось. Нет, бог все верно делит. - сказал Суббота и развязал мешок.
ХХХ
У Макеевны завтракали. Акундина Степанова сына Корявкина она усадила во главе стола, под фамильной темной иконой. На другом конце Торопка ел и торопливо, стараясь убраться поскорей. А Макеевна вилась вокруг писца, завивалась.
- Растегайчики бери, князь великий. Огурчики сладкие, хрупчатые. Пусть они в горлышке твоем лебедином колом встанут.
Писец ел важно. Рукавом широким утирался на такой манер, что Макеевна прямо умилилась.
-Ох и ловко как. А у нас все рушником утираются, как Торопка мой, голытьба темная.
- У посла ляшского подсмотрел. - отвечал Акундин. - Европейская мудрость.
Макеевна всплеснула руками.
- Посла ляшского... Ты поди и павлинов вживую видал?
- Павлинов? Скажешь, тетка. Если хочешь знать, в Москве павлинов, что воробьев. Толпами ходят.
- Это да. Это да. Что же не ешь, господарь великий.
- Пресно да и пора мне.
- Пресно. Это у меня то пресно. Не пущу.
- Ты что это, тетка.
- Садись. Садись, гусак московский.
- Мама. - пролепетал Торопка.
- Тетка. Ты гляди, тетка. Я государев человек.
- Сядь.
- Вот оглашенная.
Но все-таки сел.
- Пресно ему...Тащи, Торопка, кафтан свой малиновый.
- Мама.
- Тащи говорю.
Торопка принес кафтан, и писец брезгливо тронул, а потом помял сукно знаменитого кафтана.
- Что ты мельтешишь...Где на твоей Москве такое сукно, а?
Согласился Акундин.
- Хорошее сукно...Что сказать. Переливается. Исфаханская темь. Такой кафтан и боярину высокому впору...А если деревенщина какая оденет так сразу пятен насажает.
- Где пятна?
- Да вот. Как будто жевал и мимо рта все пронес.
- Где? - Макеевна отобрала кафтан, а писец молчком-молчком и в дверь. И так спешил, что забыл на пороге пригнуться, и шапка его высокая осталась качаться на гвоздике. Торопка сорвал шапку и выбежал вслед за писцом, его не остановил истошный матушкин крик.
