– Да по твоим хитро-мудрым глазам!

– Тогда вигучай! Незаметно посмотги на втогой этажик, что за моей спиной. Видишь, там навегху под часиками стоит подгуга – ногмиговщица этого милого цеха. Сейчас, она ногмигует мою габоту. Поэтому, чтоби не сгезали газценочки, я делаю всё по технологии, то есть вигавниваю неговние кгая этих пгелестних магниевих отсеков. Стачиваю, их я по технологии, как учили, медленно, по микгонам, чтоби магний не загогелся. А так, сам понимаешь, много не загаботаешь! Если сгежут, … загоботка даге детишкам на молочишко не хватит. Часики сзади меня видишь, но обогачиваться и смотгеть на них я не имею пгава. Газоблочат и тогда кгишка! Плакали мои денежки! Я тебя пгошу, от имени моей большой и дгужной семьи, каждие полчасика пгоходить в пгеделах видимости пегед моим станочком. Сейчас сколько натискало? Двенадцать?! Уже четиге часа тгужусь! Значит, если она не уйдёт, с этим отсеком пгедстаит ещё два с половиной часика попагиться! А как она уйдёт, то я своим методом «научного втика» в несколько секунд обгаботаю дгугой кгай отсека. Ну, как Оскаг, добго?

– Гадидзе! Поможем, чем можем раб классу!

И Оскар продолжил путь к своей цели. Уже издали он увидел, как у одного из обычных копиров марки «нажал на кнопку – спина вспотела», трудился в поте лица Альхен Балаболов. С ним он познакомился ещё на втором курсе вечернего института. Со спины Балаболов напоминал жонглёра – многостаночника, который все свои оставшиеся силы напрягал для выполнения плана. Мотая головой во все стороны, он обильно орошал влагой ближайшие «окрестности», но при этом, непрерывно крутя ручки станка часто меняя их направления, и в то же время умудрялся воздействовать ногами на боковые рычаги станка, меняющих высоту фрезы. Наконец Балаболов закончил «жонглировать» и стал вытирать рукавом трудовую влагу с измученного «нарзаном» лица, видимо ничего не замечая вокруг.

– Привет виртуоз! Как дела? – вернув его в реальность Оскар.

– Дела идут, контора пишет! Ну, в общем, сам видишь.

– Да! Тебе бы с этим номером да в цирке выступать! Слава быстрей бы пришла, а заодно и зарплата намного больше нарисовалась!

– Слава, как поет Володя Высоцкий, это хорошо, если сил невпроворот! А насчёт «фантиков» я и здесь рублю не плохо, если хорошо покрутиться. Сам знаешь, работа сдельная.

– А ты, что так сегодня взмок? Раньше я за тобой этого не замечал. Видимо на ком-то силы свои оставил?

– Да, ты угадал! Это после вчерашнего мирного слияния нашего мальчишника, с каким-то девичником, «ой, где был я вчера, не пойму хоть убей!». Но как говорят «почти трезвые» участники этого мероприятия, до битья посуды дело не дошло. Так как я вовремя кончил пить, потому – что устал! И … отключился!

– Ладно, с тобой всё ясно! Лучше подскажи мне, какой здесь автоматик барахлит?

– Да, вон тот – серенький! – указал Балаболов на автоматический станок с многочисленными пневмоприсосками.

– Слушай Оскар, а здорово эти автоматы работают! Я, вот, сколько не стараюсь, а догнать их не могу.

– Это и понятно! Они же слиянием мальчишников с девичником не занимаются! И столько выпить не смогут!

– Да, тебе всё хихоньки да хаханьки, а мне придется подыскивать другую работёнку, как только все автоматы отладят! Жаль, но деваться некуда!

И как только Оскар отошёл, Альхен, закончив перекур, снова ринулся в «бой», показывая класс в «жонглировании». Но вдруг, через несколько секунд, выключил станок. В сердцах выругался, махнул рукой и что-то ещё произнёс, видимо запорол дорогую магниевую панель.

– Как говорят, «факир был пьян и фокус не удался!» – почему-то мелькнуло в голове у Оскара. – Да, после такой работёнки, на занятиях в институте Балаболов сможет только хорошо спать!

Во время ремонта Оскар, в соответствии с договорённостью, несколько раз изображал часы, облегчая Мулерману отсчёт времени. При возвращении Оскара через цех его снова остановил Моня.

– Всё в ногме! Магагыч за мной! Ногмигованная чувиха ушла удовлетвогённая! А сейчас будет исполнена когонная «песня» Мулегмана из «листостопгокатного» цеха, то бишь из пегвого… «Возле ног твоих я не нашёл своих!» в интегтгипации «не клади свои потные ноги на мою волосатую ггудь!»

А грудь его своей густой чёрной порослью действительно манила многих женщин.

– Эй, Вася! Будь на шухеге! – крикнул он долговязому парню в тёмном халате. – Песню не впегвые исполняет хог мальчиков и Бунчиков! – радостно объявил Моня, и, заложив два пальца в рот, сильно свистнув, закричал:

– Атас! Бегегись!

В ту же секунду большой срез магниевой панели вылетел из-под резца его большого станка и просвистел над защитной сеткой. Срезанный кусок пролетев метров двадцать пять, благополучно приземлился в очередном проходе уважаемого цеха. Техника безопасности не пострадала, сохранив свои прежние позиции.

В тоже время рядом, друг Мони, чтобы на него не «повесили» брак, успешно перегонял ускоренными темпами в стружку свой «запоротый» магниевый отсек.

– Видишь! – кивнул Моня Оскару, – как он успешно выполняет пятилетку в четиги годика! Можно считать ногмигованный отсек испагился на глазах изумлённой публики! И ни одна охгана этого почтового ящичка не смогет его обнагужить даге воогужённим глазом!

– Твой друг наверно это понял также как четырёхлетний мальчик вундеркинд, прочитав партийный лозунг «Пятилетку – в четыре года!»

– И как он это понял?

– Да после этого он стал регулярно целовать пятилетнюю соседку.

Наступило обеденное время. Это особое состояние души «рабочего подростка», располагающее к вдыханию всех запахов заводской столовой. Оскара потянуло к старым цеховым знакомым, и он заглянул, перед уходом, в красный уголок. Не найдя в красном уголке общих знакомых, он решил заглянуть в курилку, где каждый курил почти свои папиросы, но ещё старался вместе с «трёпом» всасывать и общий дым. Открыв дверь, Оскар увидел наиболее активную мужскую часть этого цеха, возбуждённо продолжающих обсуждать, только что прошедшее, мероприятие.

Большой Гога, видимо заканчивая мысль предыдущего оратора «О возможности получения в этом месяце премии», поднял свои огромные, волосатые руки, и предложил: – Внимательно следите за руками! – Но когда все устремили лучезарные взоры на его длинные руки и ногти, тщтельно обработанные напильником, он громко произнёс, – а это не хотите? И резко опустил руки вниз ладонями на своё мужское достоинство. Стены содрогнулись от мощного и дружного мужского смеха. – Да, отметил Оскар, – «в здоровом теле здоровый дух!»

– Привет честной компании! Гога, ты как «предводитель» цехового актива всё ещё в лобовую атаку ходишь?

– Да, это так, но трудовой народ должен докапываться до истины через своих признанных микропредводителей, а не блуждать в потёмках. Только в нашей стране можно учиться, лечиться и трудиться бесплатно! Вот вы недовольны, что вам мало платят? – Обратился он к слушающей его аудитории. – Ну да, ничего существенного в принципах формирования зарплаты с рабовладельческого строя не изменилось. А признайтесь, – работа Вам нравится?

– Нравится… Нравится! – загалдели со всех сторон.

– Так Вы хотите, чтобы Вам за удовольствие ещё и платили?! А тогда скажите-ка, кто из вас испытывал счастье труда?

– А что это такое?

– Для непонятливых объясняю: счастье труда – это чувство, которое испытывает поэт, глядя, как рабочие строят плотину.

Вдруг Гога, увидев в руках одного из присутствующих какие-то рисунки с «позами» неожиданно спросил: – какой номер позы в твоей коллекции самой лучшей для надёжных партнёров? ........................................................ Тот, у кого в руках были рисунки, стал выкладывать свои наспех приобретённые познания в этой области.

– Нет! Нет! – констатировал Гога, – а вот поза «3» ничего… Вы снизу, правительство сверху. Оно держит вас обеими руками за горло и всё время, вам что-то обещая, говорит ласковые слова. Посему правительство, – ваш на…адёжный партнёр!