– Привет! – произнёс он и лёг на траву рядом. – ну, что всё видела? И осуждаешь?!

– Да ты что? Наоборот!

– Это как? – удивился Витоха.

– У этой… – она кивнула головой на место, где Витоха так недавно с удовольствием «трудился», – муж тоже тракторист. Я, как и она, замужем. Вначале я своего так любила, так сильно любила, ночами не спала, а переспала и … разлюбила!

– А что так?

– Понимаешь, смены у него нет, так он за свои четырнадцать часов на своём тракторе так напашется, что ему не до меня. А если ещё к народному лекарству, типа самогон приложится, то падает, не умывшись, а иногда прямо в сапогах. Так что по «этому делу» я сильно тоскую!

– А дети есть?

– А когда их заводить-то при таком круговороте?! С утра до вечера в поле кроме зимы. Плюс корову надо, то кормить, то доить! Да и за овцами, поросятами надо присматривать…

– Корова, это хорошо! А сколько она молока даёт твоя коровка? – поинтересовался Витоха.

– Двадцать литров в день, если вовремя будешь её кормить и доить.

– И что же вы с молоком-то делаете?

– Десять литров оставляем себе, а остальные 14 продаём городским… Они привычны к разбавленному то…

Но он её уже не слышал, рассуждая про себя… «Да, видимо нас сюда посылают не только для уборки урожая, но и для умиротворения и оплодотворения, так сказать… для закладки нового… более перспективного урожая. Ведь они, женщины, говорят, без этого дела даже болеют!» – продолжал про себя анализировать состояние сельхоз работ «женский лекарь», а вслух произнёс:

– Действительно, регулярность в этом деле важна не только для сохранения здоровья, но и для продолжения рода человеческого!

И этой исторической, но, несомненно, перспективной фразой он подвёл идеологическое обоснование их дальнейшим взаимоотношениям…

– А как звать это прекрасное создание!

– Гла…фи…ра. – произнесла она по слогам.

– Ну, а меня Витохой кличут!

И не теряя времени, тут же приступил к «лечению пациентки» …!

– Ты как считаешь на сегодня достаточно? – спросил Витоха.

Она, молча, кивнула.

– Тогда продолжим завтра, точнее уже сегодня на этом же месте в одиннадцать вечера. Договорились?!

– Договорились!

Она поднялась, отряхнула юбочку и медленно пошла, что-то тихо напевая, а затем, будто ещё сомневаясь в договорённости, обернулась и, помахав платочком, произнесла:

– Послушай, Витоха, только не забудь, что место и время нашей встречи изменить нельзя!

И она засмеялась счастливым смехом.

После завершения картофельных баталий, Иванов сразу же направился в долгожданную Академию наук, а точнее в один из институтов при ней, что находился не далеко от трёх вокзалов Столицы. У входа, в непрерывном режиме, усердно трудился открытый «австрийский» лифт. Учёный люд непрерывно сновал в разные стороны и занятый своими мыслями непрерывно запрыгивал и выпрыгивал из лифта. Он, по замыслу их создателей, состоял из последовательной вереницы лифтов без дверей, постоянно двигающихся через все этажи «по баранке» с одинаковой скоростью сверху вниз с одной стороны и снизу в верх с другой, что было весьма удобно, особенно, если тебе необходимо было кого-то срочно «отловить».

Пока очередные секции лифта с сотрудниками института и его посетителями медленно проплывали мимо Оскара, он поинтересовался:

– Подскажите, как мне найти доктора Ларина!

– Зайдите в триста шестую комнату, что на третьем, доктор Дадашев вам обязательно поможет. – отреагировал интеллигент в пятом поколении, в сером пиджаке и в большую коричневую клетку.

Воспользовавшись следующей выплывающей из-под пола секцией лифта, Оскар проследовал на указанный этаж.

Узкий коридор третьего этажа был основательно заставлен большими коричневыми сейфами, древними деревянными шкафами, набитыми какими-то умными бумагами, старыми диванами и другой, похожий на домашний антиквариат мебелью. В промежутках между этой мебелью и сейфами с обеих сторон «притаились» двери в ожидании очередного прохожего. Дверей было очень много, и они, как живые, хаотично открывались в сторону узкого пространства и закрывались, выталкивая и втягивая, под мелодии своих пружин, потоки людей. Те же, которые оказывались в коридоре, умело проскакивали между этими открывающимися и закрывающимися «заслонками», благополучно достигая своей цели. Явно здесь сказывался многолетний опыт проживания в ограниченном жизненном пространстве! И Оскар, с намерением достичь желаемой цели, но, не успев влиться в поток, был отброшен к противоположной стене неожиданно открывшейся дверью. Обошлось без особых травм, но первое неожиданное крещение состоялось и проявилось в виде синяка на лбу. После «боевого крещения» он короткими перебежками, но уже без дополнительных потерь вскоре достиг заветного номера, где, по его разумению, в кожаном кресле гордо должен был восседать солидный, преклонных лет и убелённый сединами доктор наук. Но триста шестая оказалась заперта и он, не раздумывая, вошёл в дверь на против. В комнате, среди многочисленных приборов и устройств, над спинкой стула виднелась белобрысая юношеская голова. Оскар уверенно подошёл к нему и спросил:

– Послушай парень! А триста шестая – это действительно кабинет Дадашева?

– Да, да, да… начал, было, парень.

Оскар, получив ответ, уверенно направился к двери, и уже приоткрыв её, вновь услышал…

– Даа, Дадашев это я!

Оскар в изумлении закрыл, открытую было дверь, и уставился на юного доктора, думая, что парень пошутил. Но в это время дверь с шумом распахнулась, и в комнату вошёл лет сорока, большой, в меру упитанный, приятной наружности человек. Комната сразу наполнилась какой-то положительной энергетикой.

– Привет, Дадашка!

Пророкотал он нараспев мощным оперным басом, как будто собираясь петь арию:

– Говорят, что тебе с острова «Япономамы» и одноименного симпозиума «О саморождаемости автоматов» звонил А. Я.?

– Yes!

– Тогда обнародуй тайную дату возвращения, горячо любимого творческим коллективом, шефа!

Дадашев взял чистый лист бумаги и крупно вывел, «10-го сего месяца. Номер рейса совпадает с датой моего рождения».

– Дадашка, от нашего многочисленного «коллектив-вар», прими благодарность за информацию и признательность, за её своевременность и конфиденциальность!

Он взял листок свернул его вчетверо и положил в карман. И совсем было, собравшись уходить, вдруг обратился к Оскару:

– А Вы к кому, молодой – красивый? Может, я могу быть чем–то полезен?!

– Я, из «ящика», к профессору Ларину. Вот бумаги…

Начал было объяснять Иванов.

– А! Да, Вы, видимо, то молодое дарование, на которое возлагает свои надежды наше новое научное направление! Я догадываюсь, что Вам с нашей помощью всё же удалось вырваться на научные просторы мировой цивилизации! С чем от души поздравляю! Превосходно! Тогда Вам ко мне!

Он протянул руку и представился:

– Хлебосолов Сергей Павлович, но для друзей я, – СП так, что можете использовать это буквосочетание! Я его зам и, взяв бумаги, предложил, – пошли на «обмывание!».

Хлебосолов шёл быстро, искусно лавируя между «дверными заслонками» и коридорными шкафами. В его уверенной поступи ощущалась многолетняя отработка движений на этом «коридорном тренажёре». А Оскар, хотя и был уже наделён некоторым «дверным» опытом всё же с большим трудом держался в фарватере за импульсивно перемещающейся мощной фигурой Хлебосолова.

Войдя в свой кабинет Хлебосолов, поймал удивлённый взгляд Оскара на толстых двойных дверях, разделяющих кабинет и приёмную.

– Что хороши? По моей просьбе соорудили! Я их как «глушитель» громкого театрального мата использую! А то, когда меня доводят до кондиции, от моего «интеллигентного» баса у милой секретарши, без этого фильтра, уши в трубочку сворачиваются! Секретарша у меня умница, – владеет стенографией, несколькими языками и великолепно работает на пишмашинке. Она у меня талант! А вообще-то большинство из этой специальности могут выполнять три команды: лечь, встать, телекс! … Шутка!