– На большой крови, делаются большие деньги. А мы только маленькие винтики в этом огромном механизме чьей-то грязной политической игры. – Произнес Алексей.

– Но у нас есть своя гордость, своя независимость, которую нужно признавать. Мы маленький народ. Все устали от того произвола, что твориться здесь. Спроси любого, все равно кого, чеченца, осетина, русского, таджика: «Хочешь ли ты умереть, точно так же как, твой друг умер сегодня у тебя на глазах? Ты хочешь мстить за его смерть, но завтра отомстят тебе, а? Ложиться спать и думать, что может быть, спишь в последний раз?». Для всех наций война это трагедия. Это я говорю как историк. Что вам, русским и нам, чеченцам делить? Разве нельзя русскому жить в Чечне, а чеченцу в России? Или надо ткнуть пальцем и сказать: «Ты живешь на моей земле, потому что она принадлежит России». Разве десять, двадцать, сорок лет назад у кого-то возникал вопрос, на чьей земле мы живем? Наверно, главное все-таки «как» жить? А где, может выбирать каждый из нас?

Тагир смотрел на Алексея.

– Я не знаю ответов на твои вопросы, – качая головой, ответил тот.

– Я Алексей сам не знаю, ответов на свои вопросы.

– Скажи, почему ты дал мне убить этого боевика. Если они сами по себе. И как они, это позволили?

– Я повторюсь, этот боевик был наемником. Свои стрелять не стали бы. Я сразу его заподозрил.

– Ты гарантируешь, что ваши меня не тронут.

– Они отдали тебя мне, я тебя отпускаю. Я так решил. Что с тобой будет дальше мне не интересно. Я вернул долг. Все иди.

– Прощай Тагир, – Алексей развернулся и двинулся к выходу.

– Прощай «призрак», и храни тебя Аллах.

Алексей вновь прошел темным коридором и вышел на залитое солнцем крыльцо. Зажмурившись, он приложил руку к глазам, наподобие козырька, и посмотрел на сарай, где томился связанный пацан.

– И тебя храни, – произнес Алексей, спрыгивая с крыльца, сам не зная, кому это больше адресовано.

– Иди прямо, потом повернешь налево, – услышал он голос.

Обернувшись, Алексей увидел боевика, который выносил тело от Тагира. Тот сидел в тени на лавочке, закинув одну ногу на нее и срезая тонкие ломтики с яблока ножом, отправлял их в рот.

Алексей медленно «выстрелил» в него из воображаемого пистолета и сдул дым со ствола. Прищурился. Лицо боевика перекосилось от злобы, он перестал жевать. В следующее мгновение, боевик метнул в Алексея нож. Тот уклонился, и перо вошло в стойку, которая поддерживала козырек у крыльца.

– Ловкий, пес, – процедил чеченец сквозь зубы.

– Не вставай, я обратно тебе его верну, – хмуро произнес Алексей, вытаскивая нож из дерева. В следующее мгновение он сделал обманный взмах рукой, и боевик опрокинувшись назад упал на обратную сторону скамейки, пытаясь увернуться. Алексей усмехнулся и метнул нож. Тот вошел точнехонько в то место где только, что сидел боевик, Только теперь голова боевика была на уровне скамейки, и нож вошел в дерево в тридцати сантиметрах от лица. Боевик вздрогнул от глухого удара и лишь, потом увидел нож. Лицо побелело от гнева, но Алексей уже направлялся туда, куда он сказал.

Повернув налево, как и сказал ему чеченец, Алексей увидел, что до конца села идти примерно с полкилометра. Вздохнув полной грудью, он остановился и, закурив, направился по центральной улице в сторону ближайшей части. Скорее всего, он уже в списках погибших. И домой похоронку отправили, кроме военного билета ведь, все вещи в сбитом вертолете остались.

Алексей шел по центральной улице ведущей из села и думал о том, что скоро увидит сестренку, Москву. Когда до конца оставалось метров триста, Алексей стал замечать, что за ним из близлежащих домов подтягивается толпа местных жителей. С боков, вдоль дороги, перед ним тоже начал стекаться народ. Образовался коридор. Алексей насторожился. Бежать смысла не было. Могут выстрелить. С каждым шагом толпа сзади настигала и давила его, а живой коридор перед ним становился все уже. Люди шли молча. Алексей кожей чувствовал их сверлящие, буравящие его со всех сторон колючие взгляды.

До конца села оставалось метров сто. По бокам дороги с обеих сторон толпился в молчании народ. В основном это были старики, женщины и дети. Тишину нарушал лишь хруст гальки под ботинками Алексея. Через пятьдесят метров он слегка сбавил шаг. Оставалось еще полсотни метров живой изгороди. Алексей был уверен, что никогда не забудет эти мгновения. Любой жест, любой не осторожный взгляд мог спровоцировать толпу. Злость и отчаяние скопившаяся сейчас на Алексее была настолько ощутима, словно материальна и ее можно было как пластилин резать ножом. Интересно Тагир предвидел такой расклад, скорее всего да. Сердце стучало в груди, словно барабан, спина вспотела. Воротник начинал неприятно резать шею. Сейчас от людей можно было ожидать всего. В горле пересохло, так что язык присох к небу. Алексей упрямо смотрел только вперед и со стыдом понимал, что боится этих женщин и стариков, взгляд у него был как у затравленного волка.

– Сынок, попей водицы, – услышал он позади себя пожилой женский голос. Алексей остановился и обернулся. Женщина лет шестидесяти, стояла в пяти метрах от него и протягивала прозрачную пиалу с водой.

– Спасибо, – улыбнулся он и слегка расслабился, может и обойдется. Алексей вернулся и подошел к женщине.

Продолжая застенчиво улыбаться, он протянул руку к пиале. В этот момент, женщина изменилась в лице. Выражение стало злым, глаза сверкнули огнем. Содержимое пиалы полетело ему в лицо. В последний момент Алексей заслонил лицо левой рукой. Кожа на руке и лице, куда попала жидкость, словно загорелось жидким огнем. Он закричал от боли. Чудом только Алексей успел зажмурить глаза и закрыть их рукой. Женщина бросила ему в голову пиалу. Та попала в лоб и разбилась. Алексей ничего не видел вокруг себя, лишь слегка приоткрыв глаза, он увидел в руках людей камни, которые они прятали за спиной. Женщина, причитая, набросилась на Алексея молотя его сухими ручонками. Алексей машинально оттолкнул ее. Та упала в пыль и заголосила. Это стало последней каплей.

В следующее мгновение булыжник угодил Алексею в живот, он согнулся и тут град камней посыпался на него. Толпа словно обезумела. Волна людских тел поглотила Алексея, сбила с ног. Алексей орал и пытался безуспешно закрыться от ударов. Его били все, кто мог до него добраться. Били всем, что попадалось под руки. Мгновение спустя он уже не мог, кататься по земле от боли. Последнее, что он запомнил это грубые мужские голоса. Видимо люди Тагира решили его спасти, вернее не допустить, чтобы «мирные» жители, забили Алексея на территории села на смерть. Алексей почувствовал, как его подняли и грубо швырнули в кузов пикапа. Машина сразу рванула с места и он, приоткрыв залитые кровью глаза, увидел боевика, склонившегося над ним, потом удар в лицо и темнота.

Очнулся Алексей от холода и окружавшей его сырости. Моросящий дождь, каждой каплей отзывался острой иглой на его сожженном лице. Сначала Алексей решил, что ослеп, но потом все-таки понял, что наступила ночь. Он попробовал пошевелиться, чтобы перевернуться на живот и подняться. Тело пронзила боль, и парень громко застонал. Еще немного полежав и отдышавшись, он убедил себя в том, что двигаться все равно придется.

Превозмогая сводившую Алексея с ума боль, он поднялся. Куда идти Алексей не знал. Дорога уходила в темноту в обе стороны. Может его все-таки подбросили до ближайшей части. Или, скорее всего вряд ли.

Возвращаться по этой дороге обратно в село Алексей не хотел. Пытаясь сориентироваться, он крутил головой вправо и влево. Решение пришло неожиданно. Поскольку он лежал на правой стороне дороги, значит его скорее всего просто выкинули с машины в лужу, возможно эта сторона дороги вела из села. Во всяком случае, хоть какое-то объяснение, почему Алексей пошел вправо, а не влево, было.

Алексей не знал, сколько времени он брел по дороге делая наверно один километр в час. Постоянно падая в грязь или проваливаясь в лужи. Холода он не ощущал, не смотря на то, что Алексей был весь в грязи и сырой до мозга костей. Единственная мысль, которая его грела, это то, что он жив и скоро приедет домой, обнимет сестру. А еще закроется с бутылкой водки в ванной и не вылезет оттуда часов пять. Отмокая и расслабляясь. Алексей пытался улыбнуться, но губы обожгла острая боль. Он пытался провести языком по губам, но не смог. Язык практически не шевелился, зато Алексей обнаружил полупустые десны и осколки редких зубов. Из тридцати двух, у Алексея оставались лишь задние. Резцов не было вообще, клыков тоже, лишь один нижний остался, обломанный на половину.