– Еще мой прадед начал коллекционировать всю эту красоту, – с этими словами Тагир снял со стены массивный кинжал. И сев обратно за стол медленно вынул его из ножен. – Этот кинжал принадлежал ему самому.

Тагир любовался полированной гладью клинка, взвешивая его в руке. Пальцы крепко держали рукоять.

– Его ни разу не точили, но он все равно очень острый. – С гордостью произнес Тагир и с грусть добавил, – к сожалению, таких клинков уже больше не делают. Перевелись мастера. А секреты утрачены. – Тагир протер фланелью клинок и положил его на стол рядом с ножнами.

В этот момент в дверь вошли двое боевиков, Алексей обернулся. Первый был тот, кого Тагир назвал Умаром, второго Алексей не знал. Между вторым и Тагиром возникла перепалка. Вернее Тагир разговаривал жестко и спокойно, а боевик почти срывался на крик. Алексей ни слова не понимал из их разговора.

Тагир поднялся из-за стола, а Алексей услышал движение позади себя и в следующее мгновение боевик захватил его шею левой рукой, а правой хотел ударить вдруг появившимся у него ножом. Алексей сделал блок правой рукой и остановил удар ножом.

– Ты все лжешь собака, – хрипел Алексею на ухо боевик, – Тагир, разреши я прирежу его.

Правой рукой Алексей держал его руку с ножом, а левой пытался ослабить удушающий захват. Затем освободил левую руку и резко вышиб нож. Вывернул его запястье левой рукой. Раздался хруст. Боевик взвыл от боли, но все равно еще все весом прижимал Алексея к стулу, хотя хватка ослабла. Алексей собрал остатки сил и, схватив его за голову, резким движением перекинул через себя на стол Тагиру. Тот рухнул спиной на столешницу, а Алексей схватил положенный Тагиром на стол кинжал и со всей силы ударил в грудь боевика. Тяжелый клинок вошел в тело как раскаленный нож в масло и вышел снизу столешницы. Голова боевика свесилась со стола, а руки раскинулись по столу. В горле заклокотало и струйка крови потекла изо рта. Тело забилось в судорогах и через несколько мгновений стихло, лишь изредка подрагивая. Лужица крови под столом становилась больше и больше. В том месте, где клинок прошил столешницу, тоже засочилась кровь. В комнате царила гробовая тишина. Слышно было, как крупные капли падают на пол. Алексей подошел к столу, выдернул клинок и в это время щелкнули затворы «калашей», но Тагир криком и жестом остановил боевиков. Алексей обтер клинок об одежду мертвого боевика и положил кинжал рядом с ножнами где он лежал, а затем, взяв тело за грудки, скинул со стола. Потом он взял сигарету, закурил и посмотрел на чеченца. Тот буравил Алексея взглядом и тот понял, что сделал все правильно.

– Подойди сюда, – тихо произнес Тагир, а затем обратился к боевикам. Те убрали автоматы за спины и, взяв тело, поволокли из комнаты. Алексей подошел к Тагиру, тот стоял у окна.

– Это был человек, который взорвал БМД рядом с моей дочерью и твоим братом. Мы живем по обычаям, – повторил он, – и порой эти обычаи жестоки, но они справедливы. Его нужно было наказать. Твой брат и моя дочь погибли вместе из-за этого человека.

– Кровь за кровь? – уточнил я.

– Да. Кровь за кровь.

– А его родственники не будут тебе мстить или мне?

– Нет. Он наемник. Да и это не по обычаю. Иначе будет война между семьями. Им и мне это не нужно.

Повисла тишина. Тагир думал о чем-то своем, глядя в окно. За окошком суетились женщины, бегали собаки, играли дети. Хотя стоял ноябрь, днем на улице было тепло. Желтая листва деревьев колыхалась под осенним ноябрьским ветерком.

– Ты наверно хочешь знать, что с тобой будет дальше? – нарушил тишину Тагир.

– Да.

– Я отпускаю тебя.

– Вот так, просто?

– Нет, ты знаешь почему?

– Догадываюсь.

– Хорошо я поясню. У меня погибла дочь и внук. Осталась внучка. Благодаря твоему брату. Но его нет в живых, он сам погиб. Я возвращаю долг. Тебе. Ты понимаешь?

– Да, Тагир, я понимаю. Можно вопрос?

– Что ты хочешь знать?

– Ты не лидер бандформирования, но боевики, которые устроили засаду, подчиняются тебе. Хотя по идее, они к тебе ни какого отношения не имеют, если с твоих слов ты все это не организовываешь. Я ничего не понимаю. Какая связь у тебя с ними и почему нас пленных привели к тебе?

– Конечно туманно, но я тебя понял, твой вопрос. Это не мои боевики. Они сами по себе. Мы с ними как бы соседствуем. У меня большой дом, здесь у них что-то на вроде базы или штаба. Они помогают поддерживать порядок в селе. У нас нет ни краж, ни убийств, ни прочего криминала. Если кто-то проворовался или нахулиганил, жители ведут его ко мне. Я осуществляю здесь правосудие. Не по тому суду, который принят у вас, а по-нашему. Они воюют с вами без меня. Я в этом не участвую. Не осуждаю, но и не одобряю их. Они все практически из окрестных сел, я учил их детей.

– Как ты допустил, чтобы убили контрактника и срочника?

– Алексей, я повторяю, они мне не подчиняются. Я не вмешиваюсь в их дела. Просто с тобой другой случай. Ты руководил той операцией, где погибла моя дочь. Они привели тебя ко мне. Я мог бы им сказать, чтобы они разбирались с тобой сами. Но я хотел посмотреть на тебя, тем более Дина сказала, что один из ваших спас ее.

– Но почему ты пошел на такое соседство. Зачем тебе это?

– Почему? – Тагир посмотрел задумчиво куда-то мимо Алексея, а потом повернулся к окну. – До войны я работал учителем истории в местной школе и по совместительству был ее директором. Жена преподавала физику в старших классах. У меня было две дочери и два зятя. Старшая работала в магазине, а младшая в больнице, медсестрой. Первым я потерял зятя у младшей. Он работал в милиции. Его убили боевики, за то, что он работал с вами, русскими. Его патрульную машину обстреляли бандиты. Вместе с ним погибли еще двое русских и один чеченец. Ему было двадцать пять лет.

Спустя полгода здесь была ликвидирована крупная банда. Я подозреваю, что вашим отрядом. Федералы так не работают. В соседнем лесу пастухи нашли пятьдесят человек. Все убиты. Но никто ничего не слышал. Через день пришли федералы и начали производить зачистку. Бригада дислоцировалась в пяти километрах от нашего села. Солдаты приходили за продуктами в наш магазин, где работала моя старшая дочь.

Однажды она не вышла на работу, заболел пятилетний внук. Магазин был закрыт. К ней домой зашли двое пьяных русских федералов. Зять был на работе. Он инженер-строитель. Тоже русский, принял нашу веру, жил по нашим законам и обычаям. Он уехал в соседнее село. Они там больницу возводили. Кроме дочери и внука дома никого не было. Солдаты потребовали сдать оружие и боевиков. Только не боевики им нужны были. Они жестоко изнасиловали ее и продолжали издеваться над ней, когда приехал зять. Он набросился на солдат. Они устроили стрельбу в доме. Сначала убили зятя. От шальной пули через сутки в больнице скончался внук. После зятя они убили мою дочь. У дома собралась толпа селян. Они пытались достать солдат, но те отстреливались. Через час после всего случившегося прибежали мы с женой. Я не успел остановить ее, а она бросилась прямо к дому. Ее расстреляли у меня на глазах. Одного из солдат мы ранили, второй потребовал машину и, чтобы мы выпустили их, иначе внук умрет, от потери крови. Мы уступили. Солдаты уехали, оставив за поселком ребенка.

Через день меня забрали в комендатуру по обвинению в предумышленном убийстве военнослужащего российской армии. Там меня жестоко избили, причем один из избивавших был тот второй солдат. Я не мог говорить. Мне сделали операцию по удалению правой почки. Случившееся в селе свалили на боевиков, еще орудовавших в местных лесах. Однажды я услышал, что боевики привели несколько пленных. Я пришел и узнал одного из солдат. Он тоже узнал меня. Я попросил автомат и расстрелял в упор всю обойму. С остальными боевики сделали то же самое.

На следующий день начался обстрел артиллерии. Несколько снарядов легли аккурат в селе. Это было страшно. Разрушенные дома, рыдающие дети, взрослые. Стоны раненых. Меня мучил один лишь вопрос: «За что?!» В чем наша вина перед вами? Ведь мы всего лишь пытаемся защититься. Мы не нападаем. Или вы хотите разорить улей и чтобы при этом вас не покусали пчелы? Так зачем его вообще разорять? Показать силу, доказать свою правоту?