Брат Макарий не любил одиночество и, когда ему приходилось одному вышагивать по большакам и проселкам, спешил поскорее добраться до жилища, посидеть на завалинке, подышать свежим воздухом после дорожной пыли, переброситься несколькими словами с мужиками и посетовать на свою судьбу. Поэтому он шагал быстро, перекинув через плечо мешок и сандалии, и стрелял глазами по сторонам в поисках подходящего места для отдыха и живого человека для беседы. А для поддержания духа и от полноты душевной он громко распевал, даже птицы на деревьях замолкали и, перепуганные, отправлялись небесными тропинками искать рощи поспокойнее.

Было жарко, квестарь расстегнул на груди рясу. Приятный ветерок лохматил ему бороду, с которой трудно было справиться. Волосы лезли в рот, щекотали язык, брату Макарию из-за этого приходилось часто сплевывать, и поэтому пелось неважно. Тем не менее это не портило ему настроение. Мир был прекрасен, а к вечеру брат Макарий надеялся добраться до постоялых дворов Матеуша и Мойше, где его ждал весело пылающий очаг, жбаны с вином и добрая закуска.

Он запел громче и ускорил шаг, ради этого стоило поспешить.

Следующий куплет он забыл, несколько раз попытался восстановить его, но слова упорно ускользали из памяти. Квестарь посмеялся над своей головой: как это она не могла запомнить молитву, повторяемую ежедневно. В охватившем его приступе веселья он кланялся придорожным деревьям, обращался с нежной речью к липам и, наконец, стал наблюдать за вороной, которая, громко каркая, прыгала по полю. Он погрозил ей кулаком, запустил комом земли и угостил непристойным словцом.

И, поправив мешок на спине, рявкнул во все горло:

Солнце жгло невыносимо, пот ручьями стекал по лицу брата Макария, однако он не присел отдохнуть ни в придорожной канаве, ни на камне, так как долетавший до него запах дыма говорил о близости жилья. К тому же мысль о холодном пиве прибавляла сил и заставляла спешить. Он обтер пот тыльной стороной ладони и ускорил шаг, а манящий призрак полной кружки придал его походке легкость и заставил забыть о трудности пути в знойный день. Наконец и песня затихла, потому что в такую жару горло квестаря пересохло до крайности и оттуда вырывался лишь жалкий хрип, а это могло сильно перепугать людей да к тому же и отогнать прочь ангелов-хранителей, которые, как всем известно, проявляют особую заботу о судьбе слуги божьего, не позволяя ему погибнуть безвременно от жажды.

Послышался громкий лай собак, и за околицу выбежали дети. Квестарь с материнской нежностью поднимал малышей на руки, целовал их, трепал им волосики, строил рожицы и издавал потешные звуки. Все это он проделывал, чтобы завоевать симпатию матерей, с любопытством смотревших на прохожего, вокруг которого детишки подняли такой шум.

– In nomine patris… – благословил квестарь льняные головки. – Будьте здоровы, дорогие баловники, ласковые голубки! Будьте здоровы. Пусть ваши голые задики вырастут и станут мушкетами, изрыгающими огонь и серу. Деточки мои сопливенькие, не бойтесь отца Макария, он сам часто возил задницей по деревенской грязи, и отец не раз драл его лыком. Сиротинки вы божьи! Пусть у вас животики растут во славу рода человеческого, что так обильно плодится на земле-матушке. Ах вы, милые мои паршивцы, хорошие вы бутузы!

Квестарь юлой вертелся среди детей, осеняя святым крестом их головки. Затем он уселся на колоду и вытащил из мешка басурманские лакомства. Каждый кусочек он старательно обнюхал, усердно причмокивая при этом, потом воздел глаза к небу и, вздохнув, разломал лакомства на части, чтобы оделить всех. Ребятишки, как голодные птенцы, разевали рты, а брат Макарий поочередно запихивал туда сладости. Тут же он тщательно облизал липкие от меда и сахара пальцы и покачиванием головы выразил свое преклонение пред Востоком, который создал такие вкусные вещи.

– Жуйте, цыплятки, дар божий, жуйте на здоровье! Пока вы на барщину пойдете, много воды в нашей Висле-матушке утечет. Чем дольше вы останетесь такими несмышленными, тем лучше для вас. Может быть, к тому времени в мире что-нибудь придумают, и эти лакомства станут для вас повседневной пищей. Жуйте, дорогие!

В одно мгновение вокруг квестаря собралось этих птенцов столько, что и сосчитать трудно: деревня изобиловала детьми. Тут же увивались и собаки. Их раздражала одежда квестаря, поэтому они громко лаяли и каждая старалась схватить брата Макария за рясу. А он, словно святой Франциск, переносил это спокойно, с ласковой улыбкой мученика, следя только за тем, чтобы лакомства не попали собакам в зубы. Но когда взрослые не смотрели в его сторону, он меткими пинками защищался от нападения собак.

Запаса лакомств хватило ненадолго. Ребятишки, перепачканные медом, заглядывали в мешок, но там, кроме хлеба и заячьей шкурки, ничего не было.

Квестарь встал, еще раз благословил малышей и направился к хатам. Нос его улавливал запахи стоявших печах кушаний, а желудок требовал пополнения. Дети гурьбой бежали за ним, спотыкаясь на выбоинах и пропахивая носиками борозды в пыли. Около первых домов брат Макарий остановился и окинул деревню внимательным взглядом. Бабы высыпали на улицу. Ребятишки начали рассказывать своим матерям о сладостях, которыми угощал квестарь. Довольные родительницы улыбались и, стыдясь монашеского одеяния, потихоньку вытирали детишкам носы подолами своих юбок. Мужчин не было видно, будто все они повымерли.

Брат Макарий уселся на завалинку ближней избы, положил мешок у стены и облегченно вздохнул. Мухи тут же тучей облепили его, но ему так хотелось спать, что отгонять их уже не было сил.

Из избы выбежала молодая женщина, поздоровалась с братом Макарием, тот благословил ее и вновь задремал. Тем временем баба вынесла горшок кислого молока, лепешку и соль. Дети собрались под стоявшей рядом яблоней и, засунув пальцы в рот, с любопытством смотрели на квестаря. Когда хозяйка подсунула ему горшок прямо под нос, он проснулся и, согнав с лица назойливых мух, жадно принялся за еду. Женщина присела рядом и ласково смотрела на брата Макария. Немного погодя она ушла в избу, вынесла младенца и, обнажив полную белую грудь, начала его кормить.

– Ну, как, здоров? – спросил квестарь, набив полный рот.