Чем этот деспот покорил ее? Может быть, тем, что пленил ее волю? Да, Оксана права. Все женщины разные. Такой вариант развития событий отнюдь не подходил Жанне. Она была личностью с правом на свое мнение. Оксана же потеряла себя в этих отношениях. Они убили в ней много того, что было в той молоденькой девочке до знакомства с этим гнусным тираном. Причем Жанна была уверена, что со многими другими женщинами он никогда бы не смог поступить так, как с этой своей бедной женой. Это ему еще посчастливилось, можно было даже утверждать и так. Ведь он, по большому счету, нашел в Оксане то, что искал.
Если Жанне Он всегда представлялся каким-то гнусным типом средних лет, явно старше Оксаны, каким же удивлением было для нее в один из дней понять, что он был одногодкой ее подруги. Эта информация проскользнула в их разговоре.
– Как сейчас помню, – вздохнула Оксана, и возвела взгляд к потолку. – В тот день на мне была замечательная зеленая легкая кофточка с коротким рукавом, щедро так покрытая красными и оранжевыми цветами. Знаешь, как будто я на полянке. На руке у меня были золотые часы. Не настоящие, конечно же, какая-то бижутерия, но как они смотрелись, гармонировали с любимыми золотыми маленькими сережечками с бирюзовыми камешками. В то время я еще красилась. Только недавно сделала короткую стрижку в парикмахерской. Я тогда была блондинкой. Еще даже темные корни не успевали проступить. Идеальная форма бровей, натуральный макияж.
Мое несчастье выделял только взгляд, полный тоски. Миллион морщин, которые уже неизвестно откуда успели появиться на моем лице. Еще тогда у меня залегли темные круги под глазами так, что казалось, кроме этого места, этих несчастных, потерявших все на свете глаз и этих мешков, на моем лице не существовало ничего. Как же меня еще раздражала складка на переносице. Складки на лбу! – Оксана стала царапать и свое лицо. – Я возненавидела себя! – закричала она и яростно стала биться на кровати в конвульсиях. – Как я дожилась до такой жизни? Что со мной произошло? Где моя молодость? Где моя красота? Как я могла их потерять? В тот день я вышла на улицу после этого. Мне было плохо. Я зашла в аптеку на безлюдной улице, надеясь, что там не будет никого. И что я увидела? Очередь. Семь человек. В душной аптеке, хотя чем они могли бы мне помочь? Какие лекарства собралась я у них просить? – Оксана развела руками в растерянности. – Я и сама не знала. Я тогда уже потеряла любой контроль над реальностью. Мне казалось, что все идет, как надо. Я была как во сне. Я развернулась и вышла из аптеки. Я упала прямо там, на крыльце.
Я разбила себе лицо, выбила зубы, потому что между ними при падении не было ничего. Затем просто встала и, обливаясь кровью, пошла по улицам. Я не чувствовала боли. Меня окружали люди. Они трепали меня. Одни с ужасом убегали, другие пытались меня растормошить, помочь, что-то сказать. Они мне надоели. Я хотела их растолкать и убежать. Уйти оттуда. Потом я упала на асфальт и начала смеяться. Я думала, что они от меня отстанут. Но их наоборот становилось все больше. Кровь была везде. Я еще никогда не видела такой лужи крови. На своей одежде. Под собой. Приехала «Скорая». Меня отвезли куда-то. В самой «Скорой» не было ни дефибриллятора, ничего, чтобы мне помочь, как-то откачать. Как сейчас помню слова этих, в приемном или травм пункте,не знаю, где. Они предложили везти меня на другую улицу. Знаешь куда? В морг. Они прямо при мне сказали, что еще немного, и я окочурюсь. Что я просто наркоманка и уже дохожу. И что они не собирались принимать меня у работников скорой помощи. Как ни крути, меня оставили в этом приемном покое. У меня не было в тот момент родственников, которым я могла позвонить. За годы жизни, полной лишений с мужем, я лишилась почти всех друзей. Они, как крысы, разбежались по углам. Я хотела позвонить мужу, но все, что я могла делать – лишь шипеть. Я была уже в таком состоянии аффекта, что до сих пор не чувствовала боли. Я все хотела посмотреть на себя в зеркало, но меня почему-то к нему не пускали. Затем я набрала телефон старой подруги. В принципе, до этого я набирала много телефонов, но именно этот ответил. Медсестры сказали ей где я. И, к моему удивлению, она приехала.
Она позвонила моему мужу. Знаешь, что он сказал, когда ему объяснили, что со мной и что я, возможно, умираю? Он ответил, что он занят и у него совещание. Что он на работе. Может, он и вправду был на работе. А может, и нет. Или он был в обществе другой. Я не знаю. Он был занят. Он был занят для меня. В принципе, как и всегда. А как он ухаживал. Раньше, когда мы только познакомились. И как же люди могут так меняться, получив, наконец, желаемое? Короче, у этой подруги еще оставались чувства ко мне. Она и отвезла меня в частную клинику и оплатила лечение. Мне не давали зеркало. Боялись, что я покончу с собой, как только увижу свое отражение. Я ничего не могла есть. Еду просовывали в узкую щелку между губ. Я ела только печенье. Только оно туда четко и пролазило. Он не пришел ни разу. Я думаю, он просто был занят. Ему было не до меня. Но он же мог привезти детей, хотя бы рассказать им? Значит, они тоже были заняты, – отрешенно и крайне спокойно добавила Оксана, – когда мне наконец стало лучше, подруга отвезла меня домой. Там уже была она. На моей кухне. В моем коридоре. Наверное, и в моей спальне.
Жанна не понимала, то ли Оксана действительно не понимает, что она говорит, не придает этому значения, то ли она уже столько раз морально это пережила, что страдания в ней уже выдохлись, исчерпали себя.
– Знаешь, я ведь не любила его, – неестественным голосом добавила она. – Когда-то, когда я была еще очень молода, уменя был шикарный поклонник из Аргентины. Такой весь как с обложки журнала. Ему было тридцать три года. Он меня любил. И предлагал переехать к нему. Он мог даже забрать нас. Меня и девочек. Представляешь! Когда-то я встретила его. Я рассказала ему, как нам тяжело, и он даже не обиделся на то, что я замужем. Он хотел меня спасти. А я, я просто оказалась слишком трусливой и слабой. Я отказалась от изменений то ли от страха, то ли потому, что мне просто было жалко его. А теперь две мои дочки живут с этой, с ней. Да, я понимаю, что могу быть для них угрозой.
– Ты? Угрозой? Ты же их мать, – не выдержав, перебила ее Жанна.
– Нет, нет, – задергалась в конвульсиях Оксана, – я почти по собственному желанию здесь. Он прав, меня надо оградить от них. Всех.
– Ты еще сможешь жить нормально. Ты выберешься отсюда.
– Нет, нет.
– Это он настроил тебя. Ты оказалась просто слаба и не могла ему противостоять. Ты должна жить ради своих детей. И ты еще найдешь нового аргентинца.
– Нет, им там лучше. Я уже ничему не верю. Никому не верю. Они уже, наверное, называют ту женщину своей матерью. А мужчины? Вот ты говоришь, другой мужчина, но нет, у меня уже не может быть нормальной жизни.
Жанна смотрела на Оксану с открытым ртом.
Та настолько напоминала ей сейчас ее собственную мать, что ей стало не по себе. Почему существуют женщины, способные безропотно сносить даже не удары судьбы, а просто тиранию своих мужчин? Что заставляет их так делать? Откуда формируется этот комплекс жертвы? Что движет этими красивыми, умными и еще пока молодыми женщинами в этот момент? Неужели они думают, что не найдут себе кого-то лучше? Или это просто тайные комплексы? Жанна не могла ответить себе на это. Она знала лишь одно: это не есть норма. И правильно, что она не принадлежит к их числу. Они убивают себя и жертвы их никто и не оценит. Чем больше власти над собой ты даешь человеку, тем более, как яростный и злобный хозяин, он начинает к тебе относиться. Он просто чувствует вседозволенность. Но ситуация не изменится, пока каждая женщина, а порой в такой ситуации может оказаться и мужчина, не изменят ее сами, не прекратят это. Каждая жертва сама ищет себе палача. И своим поведением формирует его еще больше.
Жанна втайне от Оксаны мечтала когда-то увидеть этого его. Посмотреть в эти глаза, понять его сущность. Кто он: трус, негодяй, подлец, человек с моральной травмой и заниженной самооценкой или просто глупый агрессор? Конечно же, надеяться на то, что он сам придет сюда навещать свою бывшую жену, ей не стоило. В этот вечер она решила для себя: если она когда-то выйдет отсюда, первым делом она найдет этого мерзавца. Что она будет с ним делать, она еще пока не понимала. Главным для нее было лишь верить в то, что она сможет встретиться с ним глазами. Посмотреть на человека, который пустил жизнь другого под откос, сделал из него овоща, а сам гуляет на свободе, ни о чем не сожалея и ни в чем не раскаиваясь. Ее отчим в иные моменты здесь во время рассказов об этом непонятном типе казался ей чуть ли не ангелом на его фоне. Он хотя бы не изменял матери. А, так сказать, тихо тиранил их семью. Такова уж была его личность.
