Наверное, Шкалик ее еще по дороге туда приметил. На обратном пути из школы Олег вдруг остановился и Люське кивком головы указал:
- Вот они, вся компания. Нас поджидают. Зачем ты только за мной пошла?
Едва они поравнялись, Олега за рукав в сторону потянули. Люська им кричит:
- Не трогайте его, он же маленький!
- Его и не трогает никто,- вмешался Косой и приказал.- Отпустите!
Они руки разжали. Косой пнул Олега ногой и процедил сквозь зубы:
- Беги отсюда, чтоб я тебя не видел. Ну, кому сказано?
Не уходил Олег, стоял, потому что Косой не отпускал Люську, не давал ей пройти, руки расставил.
- Оставайся, краля, с нами. Неужели не поняла?
- Пусти меня!- она попыталась вырваться из кольца, плотно их окружавшего.
От Косого несло самогоном. Он схватил Люську обеими руками за края воротника и так рванул пальто, что все пуговицы посыпались. Косой оскалил зубы и вдруг набросился на Люську. Повалив на снег, он вытащил нож и, прижав лезвие к ее горлу, стал обшаривать ее другой рукой. Стоявшие вокруг похохатывали, присвистывали, подбадривали Косого. Люська уворачивалась, защищая то одну свою часть, то другую, закричала, но кто-то содрал с нее вязаную шапочку и в рот ей засунул. Она изо всех сил отталкивала его, и тогда руки ей развели его приятели и ногами к земле придавили.
Олег пролез между ног у стоявших вокруг и, ухватив Косого за ногу, укусил. Косой матюгнулся и лягнул ботинком в пах Олега так, что тот откатился и некоторое время лежал без сознания, не чувствовал даже, как его били ногами другие.
Косой справился с Люськой, но она так стонала и извивалась, что все у него получилось быстро и нелепо. И тогда он полуподнялся, стоя на коленях у нее в ногах, угомонился, даже вынул шапочку у нее изо рта и помог ей подняться. Она всхлипывала и прикрывала руками полы пальто, хотя холода не чувствовала. Приятели его молчали, ждали, что будет делать атаман.
- Пустите ее,- рявкнул он, застегивая штаны.
Люську трясло, и она еле стояла на ногах.
- Сама же виновата, дура,- Косой теперь размяк, и ему хотелось поговорить, а может, оправдаться.- Буханочку дать? Свеженькая. Братана накормишь, и мать тоже...
Она не отвечала, закрывая лицо ладонями. Только отрицательно мотнула головой. Кольцо его приятелей раздвинулось, давая ей пройти.
- Ынтересно получается!- продолжал он.- Не хочет хлеба, видали? Гордая ты больно, но это мы обломаем. Вот что: завтра в шесть часов придешь к "Авроре". Желаю с тобой прошвырнуться на киносеанс, ясно? Пугать не буду, ты меня знаешь. А сейчас ступай, краля,- вон братан твой скучает.
Олег сидел на снегу и тоже не то плакал, не то подвывал. Губа у него была разбита.
- Ты живой?- она помогла ему подняться.
Косой поглядел на них и, сплюнув, прибавил:
- Шкалик, а ну проводи их до дому до хаты, чтобы чужие случаем не забидели.
Шкалик послушно потащился сзади Люськи с Олегом. Они брели молча, словом не обмолвившись, и Шкалик семенил за ними, как послушная собачонка. Довел их до самого дома и убежал.
Погляделась Люська в зеркало: на шее у нее немного кровоточила полоска, оставленная ножом. Люська про себя твердо решила ничего не говорить матери и с Нефедовым больше не встречаться, раз она теперь такая испорченная. Но как дальше жить, не ясно. Жизнь у Люськи отняли, она бы повесилась, но мужества на это не хватило.
Утром, когда мать убежала на работу, Олег вдруг, собираясь в школу, спрашивает:
- Ты Нефедову скажешь, как Косой к тебе приставал?
Она растерялась.
- Только не вздумай,- отвечает она,- пойти жаловаться Нефедову. Стыдно это. Он после ранения, ходит на костыле, а у них ножи. Я вообще его видеть не хочу!
- Значит, боишься за него?
- Боюсь!
- Видеть не хочешь, но беспокоишься. А за себя, значит, не боишься?
- Тоже боюсь, но...
Что "но", она не знала.
Олег убежал в школу, а когда вернулся, Люська поняла, что брат хитрит.
- Знаешь, Люсь, надо вечером пойти к "Авроре".
- Еще чего не хватало!
- Надо и все! Нету другого выхода. Если не пойдешь, они все равно тебя потом опять поймают и будут мучать. Иди к "Авроре" в шесть.
- Ты что, к Нефедову ходил?
- Неважно, ходил или нет,- ответил ей брат степенно,- но Нефедов сказал, обязательно прийти.
Долго Олег молчать не мог, и постепенно Люська от него выведала, что братец ее два урока прогулял, потому что бегал в госпиталь. Его туда не пустили, и тогда он издали, через окно, высмотрел Нефедова в палате, вызвал его во двор и там все ему выложил.
- Ну, не все,- поправился Олег.- Все ты ему сама рассказывай, если хочешь...
Еще Люська узнала, что Нефедов долго молчал, выслушав Олега, и сказал, что он это дело до вечера обмозгует, но так или иначе ровно в шесть вечера будет у кино, и чтобы Люська не опаздывала. И Нефедов прибавил, чтобы Олег не приходил, глаз Косому не мозолил и не мешался. А то все можно испортить.
Люська весь день просидела дома и проплакала, к вечеру смирилась и решила: пусть будет, что будет, а пойти - она все-таки пойдет. Олег прав, нельзя ей не пойти. Иначе - получится, что Нефедов будет ее ждать, и выйдет, что она его обманула.
Так она себя уговорила, а под конец надумала, что она должна выложить Нефедову про все, что случилось, и потом с ним попрощаться. Про Косого она старалась не думать. Она даже причесываться как следует не стала, не то что брови и ресницы подводить, что ей шло. Пудру материну почти не брала, а уж о губах и говорить нечего, что не подкрасила. Только царапину на шее попыталась, как отец когда-то говорил, заретушировать. К пальтишку другие пуговицы пришила, закуталась в платок шерстяной, на самый нос его натянула, вздохнула тяжко да пошла.
Приближаясь осторожно к кино, Люська издали увидела: неподалеку от кассы Нефедов в своем военном ватничке маячит. В одной руке костыль, другой рукой железные перила обхватил,- так ему легче стоять на одной ноге. Перила эти возле кассы поставили, чтобы без очереди за билетами не лезли. Стоит Нефедов и расписание сеансов изучает. Люська подошла к нему, и глаза у нее сами собой слезами набухли. Глядят они друг на друга, только железные перила их разделяют.
- Что это у тебя, Люся?- спрашивает Нефедов и кладет ей руку на шею.
- Так...- захлопала мокрыми ресницами она.- Вчера ножом... порезалась, когда картошку чистила...
- Ясненько,- говорит Нефедов.- Не плачь, Люся, и никого не бойся. Я с тобой.
Осталось Люське лишь невольно улыбнуться сквозь слезы. Ведь она маленькая и то здоровей Нефедова, а он говорит, не бойся.
Тут Косой показался. Приостановился, курнул папироску два раза, дал курнуть Шкалику, который позади него, как хвост, и прямым ходом к Люське.
- Здрассте,- говорит.- Пришла, краля? Я и не сумлевался...
Руку протянув, хочет схватить Люську за локоть. Но не успел он. Нефедов мгновенно подлез под железные перила и между Люськой и Косым костыль свой поставил.
- Пойдем, Люся,- жестко сказал он, игнорируя Косого,- нам с тобой в кино пора. Некогда с посторонними разговаривать, а то опоздаем. Билеты уже куплены.
Косой отодвигает костыль, Люськину руку отпускает, сжимает пальцами плечо солдату и бурчит ему в ухо:
- Слушай, ты, красная армия! Ползи отсюда, пока я тебе кишки не вспорол...
Но вокруг народ, и милиционер, который Люську знает с тех времен, когда она тут работала, скучает в двух шагах от них и Люське улыбается. Берет Нефедов Люську под руку и, стуча костылем об лед, посыпанный возле входа песком, тянет ее к двери в кино. Косой плетется позади и, видимо, соображает, где и когда ему этого хромого солдатика убрать с дороги. Люська послушно идет с Нефедовым, но едва дышит и думает даже, что, может, ей остановиться, чтобы Нефедов ушел в кино один: ведь что с ним Косой сделает - это представить страшно.
- "Сердца четырех" идет... Ты, небось, этот фильм видела?- спрашивает между тем Нефедов.
