– Ну ладно, я вам быстро расскажу. Когда башня Ануммок достигла грозовых туч, то вельми задрожала и языцы Мзилациос, закоснили строительство. Пытаясь найти причину труса, языцы влаятися. Влаятися так долго, что забыли способ спекания кирпичей на яичных желтках, правила строительства и даже самоназвание. «Их бяше нарицати языцы ковос». Минули годы, языцы ковос возглавил ветиа Вёчаброг. Он, чтоб ускорить строительство, велел заменить кирпичи, на деревянные палицы. Языцы ковос возликовали, но ликование длилось недолго, ибо ударила молния. Горюч древо запылало ярким огнём. Языцы ковос, бяше разбегаться в разны стороны. Словесный Вёчаброг рещи новый стих, но языцы обуяла смута. Богатырь Ницле рече: «Почто вама строить Ануммок, аще конунг Релтиг побеждён?» Люди ковос удивились – действительно, почто? Они уже не помнили о исконном желании, вознести кумира Нинел на небесы, а дивились, почто им башня Ануммок. А Ницле волет с языцы ичиссур, вспять к годам Скрама. Языцы ичисур, отдаваше си кокоши на строительство башни, убо согласитися. Ницле предложил алатипак напомнить языцы ичисур азы законов худога Скрама. Раввуни алатипак, показали языцы ковос и ичисур, аще не совать нос в запретные страницы завета. В дебри Апорве вернулись исконные годы. Одначе, Мзилациос, вспоминая Ануммок и Нилатс, волят идти вспять к тайному смыслу учения. А кумир Нинел под нырище, ждёт вознесения… Вы всё поняли, тётя Броня?

– Старая я, чтоб… – Увидев, что Хыма вознамерилась дать разъяснения, прибавила, – …спорить. Вам виднее, вы люди божьи.

– Аминь! – Воскликнул Вася и отдал крынку Хыме.

– Благодарствуйте, люди добрые, пойду я, бывайте здоровы.

Бронислава решительно зашагала по тропинке. Вскоре, убогая мазанка и безумное семейство скрылись за кустами акаций. Солнце уже поднялось высоко, и здорово припекало. Взойдя на вершину холма, Бронислава присела на бугорок… Здесь при Сталине садовая бригада под руководством молоденькой выпускницы сельхозтехникума из Пятигорска, выращивала лимоны во рвах, закрывая деревца на зиму соломой. Сам академик Лысенко приезжал, хвалил эту молодую Нину Филипповну и советовал, как лучше ухаживать за дивными кавказскими растениями. Давно это было… и глупо, как бредни, звучавшие из уст юродивых Турчиков. Раздражение и тревога, вселившиеся в душу под бесноватое сказание кобзаря, под непонятные речи его сестры, сменяли спокойствие и благодать.

«Хорошо у нас, красиво, привольно. С горы далеко видно, тепло, виноград созревает. Не стану я писать в Вильно, отца с матерью давно уж нет, а остальным не до меня, мы чужие, друг другу безразличны, по крайней мере, мне с ними не хочется встречаться. Опять кукушка … Куковала, куковала и прервала свою песню. Как Вася… Странные они люди, но почему-то появилась уверенность, что Ануся действительно жива, здорова. Конечно, жива, я и сама это знаю. Только замужем за сарацином – это уж слишком. Не могу представить её взрослой. Наломаю липовых веток, а к дубу не пойду».

Липа, подсказанная Славкой, действительно цвела. В кроне дерева усердно трудились пчёлы. Сломав несколько веточек, Бронислава не устояла и отнесла припасённый гостинец к дубу. Воровато оглядываясь, расстелила платочек у подножья великана. Перекрестилась, поклонилась и без слов ушла. «Пускай дух дерева Носолум угостится, ведь сегодня праздник Ивана Купала – Лиго».

Глава 7

СТАРШИЙ БРАТ

Догоним и перегоним Соединённые Штаты Америки!

Труженики села, глубже изучайте методы агрохимии, шире внедряйте передовые технологии. Выше урожаи «царицы полей» – кукурузы!

Да здравствует ЦК КПСС и её Политбюро во главе с Первым Секретарём – Никитой Сергеевичем Хрущёвым!

Манюся с Ваней приехали к Бронику в Одессу без предупреждения, сюрпризом. Устроились на съёмной квартире по улице Лейтенанта Шмидта. Хозяйка, миловидная женщина с ямочками на щеках, ещё на выходе из вагона, ловко отсекла провинциалов от своих коллег, наобещала несравненный комфорт, взяла вперёд за две недели пятнадцать рублей новыми, показала квартиру и ушла в другую, где жила с мужем. В гостинице может и подешевле обошлось бы, но, поди, найди её эту гостиницу. Ничего, зато здесь имелась газовая плита, умывальник на кухне, и туалет, совмещённый с душевой, прямо в квартире.

Туалет, устроенный хозяйкой в тёмном чуланчике, произвёл неизгладимое впечатление на Ванюшку. Он то и дело заходил, дёргал за ручку, смотрел, как из щели извергается вода, вдруг, поток прекращается, и бачок снова наполняется водой. Чудеса! Дома такого нигде не увидишь, даже в райкоме партии все ходят на улицу в дощатые будки с сердечками-отверстиями в дверях, услыша шаги, скрипучим голосом орут: «занято». По степени Ванюшкиного восхищения с унитазом равнялось только море. Всё остальное он видел в кино и в телевизоре, который купили соседи Сокольские. Старый Сокольский заболел печенью, бросил пить и вспомнил, что он майор польской армии, а не рабочий из каменоломни. Пошёл в райком, побряцал фронтовыми наградами, и ему дали должность завхоза в школе. На радостях, и от сознания своей значимости, Роман Феликсович одним из первых в районе купил телевизор. Антенну ставили с помощью всех соседей, жаждущих смотреть бесплатное кино. Теперь в местечке штук двадцать антенн торчит, только Ванюшкины предки деньги жалеют. Эх, отсталые они люди.

Ваня лучше всех в семье понимал, как следует жить. «Это Бронька решил учиться. Лечиться ему надо… и то бестолку – «больной на голову, а ноги лечит». Ну, был он отличником, почти, а вот учителя, в большинстве, его не любили, а вот Ваню, хотя с успеваемостью у него не ахти, поощряют. Учиться может и надо, но не на токаря же, даже не на инженера, а на начальника. Главное – вести общественную работу, руководить пионерами, комсомольцами, дальше устроиться в райком комсомола, потом в райком партии, потом в обком, в Киев, в Москву… Партия сказала: нынешнее поколение будет жить при коммунизме, и куда они все денутся, будем в нём жить как миленькие. Но даже при коммунизме кто-то должен руководить, иметь большой дом, машину с шофёром». Вот так представлял Ваня и коммунизм, и своё будущее, хотя до Одессы не подозревал о существовании унитаза.

Манюся приготовила ужин, и ровно в четыре часа они с Ванюшкой пошли к проходной завода встречать Бронислава. Встали чуть в сторонке, у Манюси сердце стучало, как перед первым свиданием. Ваня, ожидая увидеть рабочих, типа РТСовских – в спецовках, с закопченными лицами, растерялся. Из проходной повалил народ, не совсем похожий на тех, все чистенькие с влажными волосами, в праздничных костюмах. «Как на плакатах!»

Как-то внезапно появился старший брат… совсем стиляга! Волосы взбиты в крутой кок, клетчатая рубашка, широкий ремень с заклёпками, узкие техасы, туфли на высокой белой подошве, в зубах сигарета с фильтром. Что-что, а такого зрелища Иван не ожидал, даже мама не предполагала. За время разлуки Бронислав здорово вымахал – под метр девяносто будет, а может и выше. Ошеломлённые родственники, потеряв дар речи, глазели на почти незнакомого молодого человека. Манюся хотела окликнуть сына, но тут к нему подошла девушка с причёской, похожей на стог соломы, и они… прямо на улице! при людях! Поцеловались! Стоя на виду у всех, бесстыже целовались! Что интересно, никто из прохожих, из работников завода не делал молодым замечаний, не срамил распутную девушку, не порицал развязного юношу – их сына и брата Броньку. Странные люди живут в Одессе, по улицам совершенно свободно разгуливают стиляги, обнимаются, целуются, и никому до этого нет дела. А как же с моральным кодексом, с комсомолом? Манюся робко, так, чтоб сын первым её увидел издали, подошла к беспардонной паре…

– Ма!?… Ты откуда? Ма! – Бронислав, обняв мать сильными руками, поцеловал в щёку и увидел брата. – Ванька, паршивец, как я рад!

– Вот, Броник, приехали, хотели с сюрпризом, но, – Манюся, выразительно посмотрев на подружку сына, продолжила, – куда уж нам местечковым. У городских свои сюрпризы.