Давай-ка, внучек, пошевеливайся! Надо заделать пробоину!

Все свои будущие оценки того, что по силам одному человеку, Саша основывал на впечатлениях от работы деда в те дни. Тот валил деревья, пилил, таскал, ставил, крепил. Казалось, стоило ему бросить на что-либо беглый взгляд, как этот предмет сам начинал вибрировать в нужном направлении! Спустя три дня крыша была готова. Дед, вероятно, управился бы и скорей, если б не отвлекался на командование внуком.

Через две недели человек в кожаной тужурке пришел снова. Разговаривал с дедом недолго. И снова его подчиненные  уже другие  разобрали крышу их дома и увезли. На этот раз никаких искорок в глазах деда не было. Он работал медленно, и Саша видел, как тяжелые мысли в его разуме сталкиваются друг с другом, крошатся, и от этого взгляд становится холодным и острым. Едва закончив восстанавливать крышу, дед засобирался. Дважды слазил в погреб. И все бормотал что-то себе под нос.

 Я отлучусь на несколько дней,  присел он наконец перед Сашей.  Может, на неделю. Налет останется с тобой. Печь топить умеешь, трубу только не закрывай, не замерзнешь. Картошку отваришь, сало где знаешь. Несушек каждый день проверяй, яички кушай. Справишься?

 Справлюсь,  ответил Саша.  А ты куда?

Дед подвел его к висевшему на стене календарю.

 Каждый день будешь отрывать по листочку. Если я не вернусь к двадцать четвертому августа, тогда сам пойдешь в город. Вот здесь, на листочке двадцать четвертого, я ставлю пометку. Как вечером оторвешь этот листок с пометкой, так закрывай хлев, курятник  и утром в путь. Скажешь Налету, что вы идете в Калугу, он дорогу знает. Там, в Калуге, найдешь Тихона Викторовича. Он позвонит твоей маме, тебя с ней встретит, а сам придет сюда и позаботится и о доме, и о скотине. Запомни адрес Тихона Викторовича.

Саша три раза без запинки повторил все, что сказал дед. Потом до зевоты адрес.

 Вопросы есть?  отступил на шаг дед.

 Куда ты идешь?

Вроде как улыбка скользнула по скуластому лицу:

 В поход иду, внучек, в поход!

Вечером того дня как ушел дед, Саша взял накидку, еще нож со стола, приказал Налету охранять дом, а сам отправился в лес. Нет, он ни от кого не прятался и ничего не искал. Зайдя в чащу, он постелил накидку, ею же укрылся: и темнота, и шум деревьев, и ночные звери  все должны были знать, что здесь есть такой главный, который ничего не боится! А утром Сашу разбудил Налет. Сильные лапы, мокрый нос и умные глаза ждали приказаний хозяина. Хозяина!

Дед вернулся через десять дней. Осунувшийся, молчаливый. Он поел и завалился спать. К середине следующего дня встал с постели, накипятил воды, наполнил ею бочку. Долго отмокал. Затем оделся в чистое и до темноты сидел на завалинке. А ночью вдруг проснувшийся Саша с удивлением обнаружил, что дед стоит посреди комнаты и смотрит на икону в углу. Казалось, сон несколько раз пришел и ушел  а дед все так же стоит, крестится и что-то шепчет. Наконец, он шумно вздыхает, берет со стола керосиновую лампу и подается в дверь. Саша неслышно следует за ним, к узкой щелочке между дверью и косяком. И вот дед  на пороге своего дома, но будто упав лицом в реку черного молока, и лишь неподвижная широкая спина, освещаемая лампой с подоконника веранды, еще наплаву

То лето стало для Саши воротами во взрослый мир. По приезде в Москву, еще не перестроив свои восприятия на городской лад, он вдруг увидел своих родителей, сидящих на кухне за столом  и поразился, насколько они маленькие! Потом долго еще отворачивался, боясь задеть их этим своим взглядом.

К деду Саша ездил до самой войны. И каждый раз лето для него наполнялось событиями доверху. Конечно, в этом была заслуга Петра Афанасьевича. Он точно знал момент, когда нужно перевернуть очередную страницу своей таинственной книги, чтобы у внука сначала захватило дух, а потом уже становилось не разобрать, кто у кого учится. И Саша целый день был, что называется, при деле, а вечером еще успевал сбегать к деревенским пацанам  покурить втихаря самокруток, послушать детских страшилок про нечистую силу.

В то их последнее лето они запускали воздушных змеев. Делали маленьких и больших, пробовали различные конструкции. И вот как-то раз, заглядевшись на то, как парит в небе их очередное, особо удачное изделие, Петр Афанасьевич промолвил:

 Загадай, Саша, желание. Просто подумай мысль и помести ее на этого змея  поближе к Господу.

 А ты себе загадал?

 Я, Саша, в этой жизни сыграл в очень большую игру. Не сказать, что проиграл, но теперь у меня не желания, а скорей надежды. И в значительной мере они связаны с тобой

Потом пришла война и вытеснила своей взрослой серьезностью и лето, и воздушных змеев. Вместе со всеми Саша стоял перед уличными репродукторами, слушал голос Левитана и видел, как на лицах людей проступают тени того, что еще только должно будет случиться. Когда начались налеты, он дежурил на крыше, тушил зажигательные бомбы. Потом был первый салют в сорок третьем. И колонна пленных немцев по Садовому кольцу. И, наконец, талой водой по весенним лицам  Победа!

После войны мать поехала в деревню. Вернувшись рассказала, что дом деда сгорел, а сам он ушел на фронт добровольцем и погиб в конце войны  в военкомате лежит похоронка. Известие о смерти деда не задело Сашу глубоко. Ему ведь было всего пятнадцать, и только-только отгремела война, где смертей этих  не счесть. Да и где же как не в схватке с врагами должен был закончить свой путь человек, который Много десятилетий спустя, уже ставший Александром Савельевичем даже для себя самого, он попытался отыскать следы деда в архивах. Но в первом приближении столкнулся с тем, что часть калужских архивов была утрачена в войну, часть сгорела ещё до войны. В общем, свои поиски он оставил. И сделал это почти с облегчением. Оно и правда! Ведь он знал деда таким, каким тот был на самом деле. Что же касается его биографии В разные годы воображение Саши представляло жизненный путь деда по-разному. То он был отважным путешественником, исследователем Востока  тем путешественником, что нес в свою страну сокровенное знание, но опоздал. То белогвардейским генералом, вместо тоски изгнания избравшим жизнь отшельника под чужой фамилией. И даже представителем инопланетной цивилизации, который слишком жестко приземлился и поэтому вынужден был коротать свои дни в лесу  но только так, чтоб не совсем уж бесследно. Разве архивные документы, даже если они и существовали, могли потягаться с такой богатой биографией его деда?!