Он гордится нами, подумала она. Хочет показать своим коллегам, чего добился в жизни. Все это кажется ему очень важным. Все у нас будет хорошо.

На своем участке, по ту сторону живой изгороди, ходил Вильгельм Гопкинс. Он был чем-то занят. Анника не видела, чем именно, но было такое впечатление, что Гопкинс пытается сдвинуть с места какой-то тяжелый предмет.

«Его, наверное, просто раздирает от любопытства, — подумала Анника. — Бьюсь об заклад, ему страшно хочется узнать, кто наши гости».

Жены двоих гостей с Анникой разговаривали мало. Обеим было немного за сорок, одеты они были в модные юбки до колена и носили тщательно подобранные украшения. Обе были стройны почти до худобы, а редкие волосы требовали дорогих причесок и тщательного ухода. Сейчас они шли позади мужчин и болтали, отпивая вино из бокалов и оглядывая участок. У обеих были дети-подростки, которые сейчас или находились дома, в городе, или шатались где-нибудь с друзьями.

«Неужели я когда-нибудь стану такой же, как они? — подумала Анника. — Буду до конца своих дней пить охлажденное белое вино на загородных участках?»

От этой мысли по спине почему-то пробежал неприятный холодок.

Суп Анника подала на террасе и сразу же поняла, что ухитрилась его не испортить. Он был в меру соленый, отдавал укропом, а майонез приятно таял во рту. Хлеб немного пригорел, но это не катастрофа.

— Итак, еще раз ваше здоровье! — сказал Томас. — Bon appétit!

Голодные гости набросились на еду и некоторое время ели молча. Теплый ветерок был напоен ароматом сирени.

— Есть еще, не стесняйтесь, — сказала Анника, и гости попросили добавки.

Мужчины оживились, заговорили громче, обсуждая коллег по работе, провальные предложения и упрямство законодательного совета. Теперь, когда немного подвыпили, мужчины стали действительно весьма интересными.

— Ты ведь журналист? — спросил Ларссон, наполняя бокалы.

— Нет, нет, спасибо, — отказалась Анника. — Да, я корреспондент «Квельспрессен».

— О чем ты пишешь? — спросила фру Ларссон.

— Главным образом о насилии. и политике, — ответила Анника, играя бокалом.

— В самом деле? — снова заговорил Ларссон. — Может быть, тебе стоит поработать у нас?

Анника поставила бокал на стол.

— Ты хочешь сказать, что и вы, и мы бесцеремонно вторгаемся в частную жизнь людей?

— А что? Вы полощете и развешиваете их на первых полосах, а мы отправляем их в тюрьму, — сказал Джимми Халениус.

Анника, к собственному изумлению, не смогла удержаться от смеха.

— Давайте за это и выпьем, — торопливо предложил Томас.

Они чокнулись, и Анника, глядя поверх своего бокала заметила, что Томас облегченно вздохнул. Он был явно не уверен, что жена не испортит вечер и беседу.

В следующий момент Вильгельм Гопкинс завел свою газонокосилку. Это был не изящный, легкий современный электрический аппарат, а монстр с бензиновым двигателем, грохотавший, как камнедробилка. От этого грохота во всем поселке задребезжали стекла.

— Не верю своим ушам! — воскликнула Анника.

— Что?! — крикнул ей в ухо Джимми Халениус.

С нарочитой медлительностью сосед возил свою древнюю газонокосилку вдоль живой изгороди в десяти метрах от террасы, на которой ужинали гости.

— Он всегда так себя ведет?! — прокричал статс-секретарь.

— Нет, — ответила Аннике, — но он меня в общем-то не удивил.

Джимми Халениус изумленно воззрился на видневшийся сквозь листву силуэт соседа.

— Он не шутит! — крикнул он на ухо Анника.

Через несколько секунд в нос им ударила гарь отработанного топлива. Анника закашляла и зажала ладонью нос. На чем работает эта штука — на сырой нефти?

Томас встал и подошел к Аннике.

— Так дело не пойдет, — сказал он ей на ухо. — Надо перейти в дом.

Анника кивнула, взяла свою тарелку, бокал, салфетку и встала, жестом предложив гостям последовать ее примеру. Они перешли в столовую, стараясь не разбить фарфор, доставшийся Томасу в наследство от дедушки.

Анника закрыла дверь террасы, но звук газонокосилки все равно проникал в дом.

— Он немного эксцентричен, наш сосед, — извиняющимся тоном произнес Томас.

— Наш дом построен на участке, который раньше был частью общественной земли, — стала объяснять Анника. — И этот сосед до сих пор не может смириться с тем, что совет Дандерюда продал участок вместе с правом его застройки. Сосед же искренне считает, что до сих пор имеет на него право.

Она взглянула на Томаса. Было видно, что больше всего на свете он хочет, чтобы Анника замолчала.

— Это факт, — продолжила Анника, — что споры между соседями практически каждый год приводят в Швеции к убийствам. Людей убивают из-за лестничных колодцев, прачечных, детских качелей — список можете продолжить сами.

Она подняла бокал.

— Но вы и без меня все это знаете, вы же профессионалы, — сказала Анника и отпила глоток вина.

Господи, какая кислятина! Она все же терпеть не может белое вино.

— Совсем недавно один спор между соседями рассматривали в Верховном суде, — сказал Джимми Халениус.

— Кто-то погиб? — спросила Анника.

— По счастью, только вишня, — ответил статс-секретарь. — Речь шла всего-навсего о канаве. Дело происходило, если мне память не изменяет, где-то под Гётеборгом. Соседи судились десять лет, но так и не пришли к соглашению. Даже Верховный суд не смог вынести окончательный вердикт.

— Дела такого рода очень сложны, — поддержал Халениуса Ларссон. — Я недавно читал об одном случае в Торсланде. Один сосед угрожал другому, кажется, из-за лодочного сарая.

Спустя мгновение Анника увидела Гопкинса в проходе, через который он каждый день проезжал в машине. Толкая перед собой свой чудовищный агрегат, он обливался потом от натуги. Наконец он победил газонокосилку и выкатил ее со своего участка на участок Анники и Томаса прямо через новенькую цветочную клумбу.

Потеряв дар речи, Анника встала.

В тот же миг Вильгельм Гопкинс развернул газонокосилку на девяносто градусов и, взглянув на дом соседей, принялся методично уничтожать клумбу. Флоксы и ноготки, изрубленные ножами машины, полетели в разные стороны.

В голове Анники что-то громко щелкнуло. Она швырнула салфетку на пол. Он уничтожил цветы, которые она сажала с детьми, ее цветы, которые она каждый день поливала и лелеяла.

— Ублюдок! — прорычала она.

Сорвавшись с места, она вылетела на террасу, оттуда во двор и бросилась на Гопкинса. Вцепившись в него обеими руками, она отшвырнула соседа от газонокосилки, которая, пару раз чихнув, заглохла.

— Помогите! — театрально завопил Гопкинс. — Она на меня напала! Помогите!

— Ты что, совсем спятил, сволочь?! — орала Анника. В вечерней тишине ее голос разносился по всему Юрсхольму. — Ты вообще умеешь себя вести? Где тебя воспитывали, урод? Ты притащил свою поганую косилку и портишь мою клумбу?

Она хотела толкнуть его еще раз, но он вовремя отступил еще на шаг, таща за собой газонокосилку.

— Ты заплатишь за это! — кричал он. — Я позвоню в полицию! Ты меня слышишь? В полицию!

— Заходи ко мне в гости, — прокричала в ответ Анника. — Заходи, заходи. Половина Министерства юстиции видела, что ты здесь творил!

В этот момент ее обхватили сзади руки Томаса. Он прижал жену к себе, поднял, оторвав от земли, и развернул лицом к дому.

— Я должен извиниться за поведение моей жены, — сказал Томас соседу.

— Уж конечно, должен, — не унималась Анника, изо всех сил стараясь вырваться.

Лицо Томаса покраснело от гнева и стыда. Гости стояли на террасе и наблюдали всю эту безобразную сцену. Она потрясла их до глубины души. Всех, кроме Халениуса, который шел по траве и хохотал едва ли не до слез.

— Кто-то, между прочим, парковал машину на дороге! — орал сосед. — Но на этот раз ты зашла слишком далеко!

— Простите, — сказал Томас своим коллегам, и Анника заметила, что он чуть не плачет. — Мне ужасно стыдно. Анника, я не понимаю, что за бес в тебя…