Увидев, как побледнела Талия, он подскочил к ней и стал трясти за плечи.

- Что это было? Ты что-то знаешь?

- Питер, почему ты не можешь оставить ее в покое?

- Что с ней? – не унимался он.

- Скорее всего, она приняла раствор волчьего аконита, что я ей дала.

- Ты что с ума сошла? Это же может ее убить.

- Она не в силах управлять своим зверем самостоятельно. И боится, что может навредить тем, кто ее окружает.

- Ты должна что-нибудь предпринять. Помоги ей, пока еще не слишком поздно, - стал молить он.

- Я не могу. Это ее выбор. Будем надеяться, что ее молодой организм выдержит эту боль.

Питеру стало трудно дышать.

- Даже ты, Талия, не можешь быть столь жестокой и бездушной.

Сестра продолжала упорно молчать.

Продолжая прожигать ее взглядом, Питер спросил:

- Знаешь, что я сейчас чувствую? Горькое разочарование и беспомощность от осознания того, что не способен спасти любимого человека который страдает.

Видя, что сестра по-прежнему никак не реагирует на его слова он, подходя к двери, с холодной отрешенностью в голосе произнес:

- Молись, Талия, чтобы никто из твоих детей не испытал той боли, что испытываю я зная, что тот, кто тебе так дорог может умереть, а ты будешь не в силах его спасти.

Бросив на нее последний взгляд, он молча вышел из кабинета.

***

Пять лет спустя.

От имени Клаудии.

Весь мой запас аконита почти закончился, и, в конце концов, мой внутренний зверь перестал рвать меня изнутри, пытаясь вырваться на свободу. Лишь время от времени я ощущала пронзительную боль в голове. Словно кто-то отгрызал мне мозг кусок за куском.

Со временем, ко всему этому добавилась, бессонница, приступы паники, неспособность сосредоточиться и ощущение ужасной тревоги.

Я никому не говорила о своем состоянии, и долго не решалась обратиться со своими жалобами в клинику.

Обстановка в моей семье была стабильной. Джону прибавили жалование, и совсем скоро он мог занять должность шерифа округа.

У Стайлза в школе появились друзья, а еще он вскользь сообщил о девочке, которая ему нравится. Учился он неплохо, и даже сейчас было заметно, как ему нравится решать задачки на логическое мышление.

Он был очень пытливым и любознательным парнем, а иногда тайно забирался и прятался на заднем сидении машины Джона, когда тот выезжал на место преступления. В первое время ему за это частенько попадало, но потом Джон махнул на это рукой, попросив только ничего не трогать и не мешать ходу расследования.

Однажды утром, когда я собирала Стайлза в школу, у меня так резко закружилась голова, что я чуть не потеряла сознание.

- Мамочка, что с тобой? - испуганно спросил он, подхватывая меня под руку.

- Сынок, все хорошо, у меня просто голова закружилась.

- Я позову папу.

- Не надо. Пусть папа поспит, он поздно вчера пришел.

- Мама, что с твоими глазами? - удивленно спросил Стайлз.

- А что с ними? – спросила я с нотками паники в голосе, быстро от него отворачиваясь.

- Они у тебя голубые, - сказал Стайлз, не веря тому, что увидел.

Попытавшись с собой справиться, я мельком взглянула в зеркало.

Через мгновение, мои глаза снова стали прежними.

- Ну, вот видишь, они карие, а не голубые. Тебе просто показалось. Такое бывает. Это просто игра света и тени, - сказала я, обернувшись. – Беги в школу, а то опоздаешь.

Все стало заходить слишком далеко. После того, как Стайлз ушел, я позвонила Алану Дитону с просьбой меня принять.

Находясь в его кабинете, я стала описывать все свои симптомы от боли в голове и резкого головокружения до непроизвольного изменения цвета моих глаз.

Тщательно все записав и сделав короткое обследование, он с тревогой в голосе спросил:

- Как давно ты полностью оборачивалась?

- Десять лет назад. Еще до того как познакомилась с Джоном и родила Стайлза.

- Как ты себя сдерживала? Как позволяла ему пожирать тебя?

- Я принимала слабый раствор аконита.

- Да, признаки токсического отравления присутствуют. Ты что, все десять лет травила себя этой гадостью? – гневно спросил он.

Видя, как я обреченно кивнула, плечи его поникли, и он произнес осипшим голосом:

- Боже, Клаудия, что же ты натворила?

- Что со мной, Алан?

- Твой зверь находится в стадии предсмертной агонии, он умирает. И самое печальное то, что ты умираешь вместе с ним.

Боюсь медицина и мои знания тут уже бессильны. В твоем мозгу начался необратимый процесс. После всех анализов и сделанных в клинике МРТ, тебе, скорее всего, поставят диагноз «атрофия мозга».

Слушая смертельный для себя приговор, я пыталась сдержать слезы, собрать роящиеся в голове мысли, подавить панику, сжимающую мое горло, лишая легкие драгоценного воздуха.

- Я сделала это, чтобы защитить их. Я хотела быть с ними рядом. Ведь я так люблю их, - шептала я, роняя слезы.

Алан прекрасно знал, о ком говорила эта хрупкая на вид, но смелая женщина. Он просто подошел к ней и обнял.

- Сколько мне осталась? – спросила я, уткнувшись ему в плечо, уже не сдерживая рыдания.

- Я не знаю. Может три-четыре месяца, - сказал Дитон неуверенно. – Я выпишу тебе лекарство. Оно притупит боль.

***

Срок, отпущенный мне Аланом, истекал. Никто не догадывался, как мало нам осталось быть вместе. Стайлз был еще в школе, а Джон только проснулся после ночного дежурства. В этот день я взяла на работе отгул, сославшись на сильную головную боль. Пока Джон приводил себя в порядок, решила ему приготовить что-нибудь вкусное.

Войдя в кухню, еще мокрый после душа он подошел ко мне и поцеловал. Глянув на меня внимательней заметил:

- Дорогая, с тобой все хорошо? Ты какая-то бледная.

Заверив его, что со мной все нормально, я отвернулась к плите, чтобы насыпать ему поесть.

После того как Джон оделся и сел за стол, я поставила пред ним обед. Взглянув на меня, он резко отшатнулся.

- Клаудия, что с твоими руками?! А глаза?! Почему они голубые?!

Быстро от него отвернувшись, я спрятала свои руки с внезапно выросшими на них когтями в карманы брюк.

Джон подскочил ко мне и резко развернул.

На его лице эмоции сменяли одна другую.

- Что это, Клаудия?! Что ты такое?!

Поглядев в зеркало, я ужаснулась. Мои глаза непроизвольно меняли цвет, и я не могла это контролировать.

- Я волк. Оборотень-полукровка, - ответила подавленно, не зная, что еще сказать.

Видя в лице мужа смесь ярости и неверия, я попыталась его успокоить:

- Джон, все нормально, я не причиню никому вреда, ни тебе, ни Стайлзу.

К ярости и неверию мужа добавились страх и боль.

- Я не знаю, что все-таки с тобой происходит, но держись подальше от нашего сына, - сказал он, собираясь уйти.

- Джон, постой! - сорвалась я на крик от отчаяния.

- Извини, Клаудия. Я не могу. Я должен идти.

И он ушел. А на смену ему вернулась боль раздирающая душу и тело, забирающая последние силы, отбирая сознание и затягивая во тьму.

========== Глава 20 ==========

Кто-то тряс меня, пытаясь привести в чувство. Мое тело было тяжелым словно свинцовым.

- Клаудия, любимая, очнись! Клаудия, у тебя кровь! Очнись же!

Потом я почувствовала, как меня подняли с пола и понесли куда-то.

Я оказалась на диване и с трудом разлепила веки. Надо мной с тревогой в глазах склонился Питер. Десять лет прошло, но я все же его узнала. Этих ярко голубых глаз не возможно забыть.

- Питер? - сказала я, не веря своим глазам. – Питер ты не должен здесь быть, - с трудом выдавила я, сглатывая кровь, идущую носом.

- Я никуда не уйду, я не брошу тебя! - горячо ответил он.

- Я не хочу, чтобы ты видел меня такой. Пожалуйста. Со мной все будет хорошо, - через силу продолжала я, коснувшись его лица дрожащей рукой.

- Держись, малышка я вызвал «911», - продолжал Питер, беря меня в свои объятия.

- Иди, Питер, пожалуйста. Я поправлюсь. Вот увидишь, - говорила я, пытаясь ему улыбнуться.