Бронзовое многобусинное височное кольцо. Археологические раскопки А. Г. Векслера в Старом Гостином дворе, 1996–1999 гг.

Височное кольцо из желтого металла со следами позолоты найдено в том же районе. Сохранилась лишь часть дужки округлого сечения диаметром 1,85 мм с зооморфным окончанием в виде головы зверя с прижатыми ушами, широко разинутой пастью и далеко выступающим прямым языком. Голову от стержня дужки отделяет утолщение в виде шарика. Сохранность хорошая. Позолота частично сохранилась на голове зверя.

Кроме того, терялись и оказывались в культурном слое другие находки – браслеты. По трассе улицы Ильинки обнаружен фрагмент створчатого браслета из белого металла: литая створка прямоугольной формы (6,1х2,2 см) в виде рамки, разделенной перегородкой на 2 части; каждая заполнена орнаментом в виде ажурной косой решетки; с обоих концов – петли для крепления с другими частями; толщина – 0,1 см. Створчатые браслеты появились в XII в. как типично городские украшения и являлись дорогими и трудоемкими изделиями, принадлежавшими городской знати. В середине XII в. стали изготовляться литые подражания дорогим изделиям. Все браслеты, найденные в Новгороде, – литые и происходят из слоев середины XII–XIV вв. Точных аналогий найденному браслету не отмечено. (Седова, 1997. С. 116). Но он стилистически близок угро-финским подвескам.

Часто с пальцев горожан обоего пола спадали перстни. Ярким представителем данного типа находок является широкосрединный пластинчатый медного сплава перстень с незамкнутыми концами (толщина металла – 0,2 см; диаметр – 2,3 см; ширина в середине – 1,3 см) со штампованным геометрическим орнаментом. В Новгороде подобные перстни являлись наиболее распространенными в X–XIV вв. (Лесман, 1990. С. 48–49).

Решетчатый литой перстень, найденный в зоне Гостиного двора на Ильинке (диаметр 2 см, ширина средней части – 1,3 см; толщина металла – 0,2 см; концы заходят один на другой), считается этническим признаком племен вятичей. В Новгороде подобный перстень найден в слое 60–70-х гг. XII в. (Седова, 1997. С. 123, 130. Р. 45; 26). В данном случае решетчатый перстень, очевидно, переотложен.

Найденный рядом рубчатый перстень диаметром 24 мм отлит из металла на медной основе в жесткой разъемной форме (Рындина, 1963. С. 240). На утолщающейся половине внешней стороны перстня нанесена насечка, подражающая витью. Датируются перстни XII–XIII веками (Городцов, 1929, С. 555. Р. 6) и считаются самым распространенным украшением славянских племен. В Новгороде их найдено 17 экземпляров в слоях конца XI – конца XIV вв. (Седова, 1981. С. 122. Р. 45, 5, 6; Рындина, 1963. С. 240).

Разновидностью круглодротовых гладких перстней следует считать другой раскопанный артефакт. На его утолщенную внешнюю сторону нанесена косая насечка, подражающая витью; с внутренней стороны гладкие сомкнутые концы суживаются. Подобные перстни были одним из самых распространенных украшений у всех славянских племен. (Недошивина, 1967. С. 253–254). По-видимому, их можно считать этническим определяющим признаком славян. В Новгороде перстни подобного типа встречены в XI–XIV вв. Изготовляли их способом литья в разъемной жесткой форме. Насечку на тыльной стороне углубляли зубильцем. Материал, использовавшийся для отливки перстней, – оловянистая или же свинцово-оловянистая бронза.

Интересной находкой является фрагмент фибулы цветного металла. В основе формы изделия лежит прямоугольная пластина размерами 41х22 мм, украшенная с лицевой стороны ложноплетеным рельефным орнаментом. В верхней части пластины имеется три дугообразных выступа, также украшенные рельефным ложновитым и точечным орнаментом. В нижней части пластины имелись три петельки (две из которых утрачены), предназначавшиеся, очевидно, для закрепления мелких шумящих подвесок. Данная находка относится к типу пластинчатых кольцевидных фибул; по материалам раскопок в Новгороде они датируются серединой XII–XIV вв. (Мальм, 1967. С. 149–190).

Обнаруженные артефакты интересны не только как яркие предметы средневекового ювелирного искусства. Поскольку эти находки сделаны на территории, которая потом будет известна как Великий посад Москвы, мы можем проследить, как городской быт постепенно приходит на землю бывших сельскохозяйственных угодий и леса, и определить этническую принадлежность предшественников, а где-то и уже современников первых горожан-москвичей.

Официальная история Москвы началась с даты 4 апреля 1147 года, в день священномученика Василия и преподобного Исаакия, накануне Великого Двунадесятого праздника 7 апреля (25 марта по ст. ст.) – дня Благовещения Пресвятой деве Марии Богородицы. В этот день в Москве встретились Юрий Долгорукий и его союзник князь Новгород-Северский Святослав Ольгович.

Однако, по мнению многих историков, Москва как город возникла и оформилась раньше этой даты. Еще в 1946 г. академик М. Н. Тихомиров отмечал, что «начинается она (история Москвы) раньше, имеет свой предысторический период, может быть, уходящий корнями в самое отдаленное прошлое». (Тихомиров, 2003. С. 31)

В настоящее время вопрос о реальном возрасте Москвы снова занимает умы широкой общественности. Несмотря на то, что большинство москвичей понимает условный характер «даты рождения», интерес к более точным данным, аналогично определению более ранних дат появления Киева в советское время и Казани в недавнем прошлом на основании данных археологии, продолжает будоражить умы. Многие современные историки скептически относятся к методике установления возраста поселений по косвенным археологическим данным, отстаивая негласную традицию отсчитывать историю городов от первого упоминания в письменных источниках. В то же время условность такого подхода видна по самой традиции празднования «дня рождения Москвы»: празднование 700-летнего юбилея Первопрестольной император Николай I установил в январе, а через сто лет советское правительство – в сентябре. (Жуков, 2013. С. 13)

Итак, как начиналась Москва? Для ответа на этот вопрос нам необходимо тщательно изучить не только короткие обрывки письменных свидетельств, но и полновесные археологические материалы, накопленные за полтора столетия, особенно в конце XX – начале XXI вв.

Теперь, спустя многие сотни лет, нам предстоит разбираться в этой хаотической путанице эпох, выделить из огромного массива информации данные, которые позволяют все же скорее утверждать, чем отвергать, что Москва жила до летописной даты 1147 г. Каким долгим был этот период, сегодня сказать трудно, но все же он был. О чем красноречиво говорят материалы почвенного анализа, фрагменты культурного слоя и остатки ям и сооружений на материке.

Прежде всего важно разобраться, почему место, которое займет будущий город Москва, оказалось столь удобным для поселения, что привлекало сюда множество народа. Отметим, что передвижение, а тем более переселение в то время коренным образом отличалось от современности, в первую очередь своей сложностью, поэтому причины для смены места жительства должны были быть весьма существенными. Палеогеографы отмечают, что Москва расположена на стыке трех физико-географических провинций, а на ее территории можно выделить девять коренных ландшафтов, причем восемь из них сходятся в центральной части города. Урочища пойм и боровые террасы привлекали поселенцев повышенным плодородием из-за постоянного поступления питательных веществ с полыми водами. На склонах теплых экспозиций весной раньше оживали растения, что было очень важно для организации пастбищ. (Культура средневековой Москвы… 2004. Т. 1. С. 42, 43)

Мы уже писали в предыдущей главе, что на территории будущих Москвы и Московской области, удобной для сельского хозяйства, сосуществуют финно-угорские и балтские племена, а с X в. начинают проникать и славяне.

Археологические памятники X–XIII вв. представлены на территории Московской области преимущественно селищами, городищами и курганными могильниками. Весьма многочисленны селища – остатки неукрепленных, в основном сельских поселений, именовавшихся в письменных источниках терминами «село», «погост», «слобода», «займище», «печище» и др., а с XIV в. – и «деревня» (Воронин, 1935; Веселовский, 1936; Успенская, Фехнер, 1956; Романов, 1960; Археология СССР. Древняя Русь… 1985). Некоторые селища, располагающиеся в непосредственной близости от городских центров, могут в отдельных случаях интерпретироваться как остатки городских посадов или слобод. Как уже отмечалось, древнейшие славянские селища появились на рассматриваемой территории в IX–X вв. Количество их несколько увеличилось в XI в. Большинство же памятников этого типа датируется XII–XIII вв., что свидетельствует о значительном росте населения нынешнего Подмосковья именно в это время. В конце XIII в. ряд селищ прекратил свое существование, что может быть связано с татаро-монгольским нашествием (Юшко, 1991. С. 19, 20, 23).