Ганна Шевченко Форточка, ветер © Шевченко Г., 2017 © ИПО «У Никитских ворот», серия, 2017 Домохозяйкин блюз «Мне в детстве было многое дано…» Мне в детстве было многое дано: тетрадь, фломастер, твёрдая подушка, большая спальня, низкое окно, донецкий воздух, угольная стружка. Когда на подоконнике сидишь, то терриконы сказочней и ближе. Мне нравилась базальтовая тишь и мёртвый флюгер на соседней крыше. А за полночь, сквозь шорох ковыля, сквозь марево компрессорного воя, подслушивать, как вертится Земля, вращая шестерёнками забоя. Охранник Геннадий Сушко
С редеющей грядкой последних седин, с обтянутым формой брюшком, томится у кассы № 1 охранник Геннадий Сушко. Он утром увидел её у стола – она покупала морковь, но мимо него, изогнувшись, плыла её равнодушная бровь. В «Пятёрочке» цены сегодня смешны на яблоки и молоко. Он сделал бы скидку, ушёл от жены, но образ её далеко, как будто она – молодой лимузин, а он догоняет пешком. Томится у кассы № 1 охранник Геннадий Сушко. Вера Она встречает его в прихожей, говорит: – Вымой руки, – идёт в кухню, наливает горячий суп. Смотрит, как он ест. Замечает, что две волосинки поседели у него в носу. Он вспоминает: – У Сергея Петровича сегодня умерла мать… Она головой качает, ставит будильник на семь тридцать пять. А потом они ложатся в постель, укрываются пледом и спят. Спят, спят, спят, прижавшись друг к другу спинами, восемь часов подряд. Утром он кричит ей: – Вера, у нас кончилась бумага! Она ворчит сквозь сон. Затем встаёт, прихрамывает, подаёт ему новый рулон. Как мамы Мы окна мыли, мыли в октябре, в окно смотрели, стёкла мыли, мыли, мы видели себя на пустыре, в холодном ветре, в облаке из пыли, мы там стояли, на сухой траве, смотрели на себя в окне немытом и думали, что это в синеве стоят другие, сгорбленные бытом. Лежал в тумане кабельный завод, за кочегаркой зарево качалось, а рядом начинался кислород, и больше ничего не начиналось. А мы стояли на сухой траве, дышали пылью и в окно смотрели на то, как эти сгорбленные две маячили в проёме еле-еле и мыли окна током чистых вод, размазывая тряпкой по спирали. Лежал в тумане кабельный завод, а мы, как мамы, раму протирали. Невеста По мягким полозьям вельвета плывёт, озаряя углы, невеста, продетая светом в любовное ушко иглы. Отец поцелует сердечно в дизайнерский локон виска и в море отпустит навечно. Посмотрит с улыбкою, как, минуя нарядные лица, плывёт к ней её водолаз с цветком в белоснежной петлице, с блестящими кошками глаз. «Заколочен досками колодец…» Заколочен досками колодец, возле грядок брошены лопаты, незнакомый и нетрезвый хлопец курит возле дедушкиной хаты. Выплывет хозяйка, озираясь – что хотят незваные шпионы? Выплеснет помои из сарая в бабушкины флоксы и пионы. Детство отшумело и пропало, убежало странствовать по нивам, затерялось в гуще сеновалов, растворилось в воздухе ленивом. Лишь стоит за сломанной калиткой, возле обветшалого крыльца, нерушимый, крепкий, монолитный запах бузины и чабреца. Безумная Она сошла с ума – сорвалась с небосвода, пустилась по холмам, по зимним огородам. Скрывается, дрожит, она подобна мухе – то, тихая, лежит, то ползает на брюхе. В стране переполох, неразбериха в прессе – догнать её не смог Шойгу на мерседесе. Волнуются послы, трясутся миротворцы, взлетают, как орлы, пилоты-добровольцы. Над сферою Земли вершат свои полёты, но пишут «не нашли» в космических отчётах, ведь сверху не видна ни Богу, ни ракетам безумная луна оранжевого цвета. Гостья из будущего Алиса, ты меня помнишь, мы лежали с тобой вдвоём в больнице. Ты помнишь? Я – Юля, Грибкова Юля. Алиса, ты меня слышишь, ответь мне, приём, приём! Мы тут все в шоке. Нас, кажется, обманули. Вы обещали, что Мила станет врачом, а она торгует, держит точку на Черкизоне, Фима бухает, Герасимов стал бичом, я растолстела, Сулима сидит на зоне. Что у вас там случилось? Вы проиграли войну? Спаси, сохрани нас, Господи, твоя воля. Пираты сбежали или ещё в плену? Ведь им ничего не сказал истерзанный мальчик Коля. Алиса, ты меня слышишь, ответь мне, приём, приём! Наш мир завоевали Крысы с Весельчаками. Но мы ещё терпим, дышим, живём и ждём, что скрипнет белая дверь в заброшенном доме с высокими потолками. |
