– Мелла! Что такого натворил Гарри, что ты его так отчитываешь?! – возмутилась ее соседка.
– Этот оторва, шкода, бездарь не способен различить номер собственной квартиры! Ты только представь, Тереза, он притащил чужую почту в свой дом! Чужую!
– Мам, я открывал наш ящик, там были эти письма…
– Взламываешь почтовые ящики!!! Что дальше? Ты грабанешь банк? Будь добр, укради мне миллиончик и засунь в почтовый ящик, и исчезни при этом, так, чтобы до тебя я не добралась! – Мелла много жестикулировала, а ее акцент придавал ситуации комедийный акцент.
– Да будет тебе! – махнула рукой Тереза. – Пускай отнесет письма в нужную квартиру, и делов-то!
– Да, отнесет, как же! Там сейчас никто не живет!
– Ну, значит, и письма никому не нужны.
– …Нужны, – покачал головой мальчик. – Я видел, как сегодня днем мужчина какой-то открывал ящик и проверял почту… но ее там не оказалось.
– Да верните ее в ящик! – возмутился уже муж Терезы.
– У нас там камеры, еще чего не хватало – перед ними светиться! – возразила женщина. – Иди и брось их под дверь! Если там кто-то бывает, то заберет свою почту!
– Какая глупость! – выругалась Тереза.
– Сама подумай, если в этих письмах что-то плохое и мой сын их в тот ящик положит… кто будет крайним? Правильно, чернокожий! В этой прогнившей стране всегда и во всем виноваты чернокожие!!! Брось их под дверь немедленно!!
Парень дошел до конца коридора, присел на одно колено и просунул под дверь четыре письма.
Лазарь видела, как четыре тонких конверта скользнули на ее ковер. Даже с дивана она видела, что три явно со счетами или чем-то подобным. Когда все стихло, Мария поднялась с дивана и подошла к письмам, подняла их с пола. В двух письмах не было ничего особенного, счета и прочая ерунда, третье было каким-то приглашением на вечер поэзии, а вот четвертое… на нем не было адресата и отправителя. Простой некогда белый, но пожелтевший на солнце конверт. Она перевернула его – на обратной стороне в уголке простым карандашом была нарисована ромашка с двумя заштрихованными лепестками. Лазарь смотрела на рисунок и не могла пошевелиться, в горле будто застрял комок. Непослушными руками она аккуратно вскрыла конверт и достала из него два свернутых листка бумаги в клетку. Между ними был высушенный цветок сиреневого колокольчика, что растет на балканских лугах. Взяв его в руки, Мария была не в силах стоять на ногах, она опустилась на пол и почувствовала, как защипало в глазах. Она раскрыла листки и увидела знакомый почерк, который нельзя было не узнать.
Здравствуй, Цветочек!
…Сорвал его в день твоего отъезда. Неплохо он сохранился… в отличие от меня. Прости. Знаю, что если ты это читаешь, то меня нет больше. Еще знаю, что ты хочешь уйти вслед за мной, просто так, за компанию. Не надо, Цветочек. Уверен, есть еще незаконченные дела, например, дожить до глубокой старости…
Мария несколько раз перечитала все письмо и уже в десятый раз перечитывала концовку, не веря своим глазам:
Я верю, что нашей истории еще не конец, и только от нас зависит, каким он будет. Не знаю, куда приведет нас то, что задумано годы назад, но знаю наверняка, что ты завершишь начатое.
Цветочек мой… я снимаю с тебя клятву, распорядись этим мудро. И умоляю, не уходи смиренно в сумрак вечной тьмы…
Твой навсегда, Милош Лазарь
Лишь когда за окном стемнело и в окна ударил электрический свет, Мария перестала бесконечно перечитывать письмо. Она подошла к окну и сделала глубокий вдох морозного зимнего воздуха.
– Чертов Чингачгук со своей мистикой… ясновидец чертов… – выругалась она вслух. – Тебе будет знак, тебе будет знак… Чтоб тебя…
Резкий порыв ветра скинул со стола письмо с приглашением на вечер поэзии и принес его прямо к ногам Марии.
– Класс, теперь еще и на вечер поэзии тащиться. – Тут она лукавила, ей нравилась поэзия, особенно когда стихи читали вдохновенно и проникновенно.
Она раскрыла письмо с приглашением. Вечер начинался в девять и проходил неподалеку ниже по улице в джаз-ресторане «Минтонс». Лазарь не стала читать программу, просто пошла собираться. Мария мельком глянула на себя в зеркало, пришлось подойти ближе – вид был не из лучших, зато свой, родимый, без этих надоевших линз. Быстро переодевшись, вышла на улицу. До ресторана она шла пешком, приводя мысли в порядок и постепенно успокаиваясь.
У «Минтонс» уже собирались люди. Глядя на их лица, не ошибешься, кто перед тобой, – определенно доморощенные витии. Марии повезло – ей достался столик подальше от сцены, но с отличным обзором зала. Она заказала себе курицу в деревенском соусе, которой славится это заведение, салат, много кофе и пепельницу. К ее радости, здесь еще можно было курить и простым белым посетителям.
На сцене сменялись люди, музыка и настроение, а Мария была далеко от этого места – в своих мыслях и в своей трагедии. Она все прокручивала про себя письмо Милоша, и ей казалось, что она чувствует запах тех самых колокольчиков. Потом мысли непроизвольно возвращались к сегодняшнему разговору с индейцем. Лазарь в очередной раз повторяла самой себе, что это все чистой воды бред. Когда она вдруг вырвалась из своих раздумий, в зале заиграла грустная протяжная мелодия и мужчина со сцены начал читать стихи, которые последние два дня преследовали Марию. Девушка вслушивалась в слова и мысленно повторяла их, будто ища в них что-то особенное.
– Слепец прозреет в миг последний свой:
Ведь были звезды-радуги когда-то…
Встань против тьмы, сдавившей свет земной.
Отец, ты – перед черной крутизной.
От слез все в мире солоно и свято.
Не гасни, уходя во мрак ночной…
повторяла она слова вместе с выступающим. –
Встань против тьмы, сдавившей свет земной…
Отец, с высот проклятий и скорбей
Благослови всей яростью твоей –
Не уходи безропотно во тьму!
Не дай погаснуть свету своему!
Читающий замолчал, и в зале повисла тишина.
Лазарь сидела молча, уставившись на догорающую в ее руке сигарету.
– Все равно мне нечего терять, все уже потеряно, – выдохнула она. – Будь по-твоему, Чингачгук…
Воскресное утро выдалось солнечным и безоблачным. Мария провалялась в постели часов до одиннадцати. Приняв душ, позавтракав, она собралась и направилась туда, где точно бы встретила того индейца. Отчего-то сегодня ей стало интересно, что еще он сможет ей рассказать. Выйдя из дома, она села в автобус и поехала на Амстердам-авеню, где и жил, как она думала, Чингачгук.
Добравшись до места назначения, она с минуту рассматривала старый кирпичный дом. Ночью в нем было больше загадочности. Сейчас же обклеенные белым скотчем окна и обшарпанные стены производили удручающее впечатление. Идея стоять посреди тротуара и звать Чингачгука не показалась ей правильной, и она подошла к входной двери, расположившейся аккурат рядом с магазинчиком сотовых телефонов. Если и не краденых, то пользованных точно. Стала изучать домофон и имена постояльцев. Вдруг дверь открылась, и на улицу вышел один из жильцов. Мария проскользнула внутрь, тем более что никаких «Эриков» здесь не числилось. Мария поднялась на третий этаж, мысленно прикидывая, окна какой квартиры выходят на нужную сторону. Она остановилась напротив квартиры номер 73Б. Именно из ее окна кричал «Эрик». Лазарь постучала в дверь уверенно и громко. Потом еще раз. Наконец дверь приоткрылась. Через узкую щель на Марию смотрели огромные глаза индейского мальчика лет пяти.
