– Что такое?..

– Зачем это?..

– По какому такому поводу собрал нас всех здесь новый генерал-губернатор? Чем это мы провинились?

– Ох, не к добру это!

– Уж не хочет ли господин Трепов заставить нас в ущерб себе пойти на уступки этим распоясавшимся смутьянам?!

– Да не может быть, он не покажет свою слабину, он не из таковских, он быстро отобьет у них охоту бунтовать!..

Все их опасения оказались напрасными. Очень скоро стало понятно, что вызваны они совсем по другому поводу.

– Господа! – несколько высокопарно и свысока, очевидно, на первых порах упиваясь свалившейся на него властью и неожиданной близостью к самому императору, обратился Трепов к приглашенным. – Государь император, будучи возмущен событиями, на днях имевшими место в нашем городе, и учиненными бунтовщиками беспорядками, тем не менее изъявил добрую волю встретиться с лучшими представителями ваших фабричных работников, с теми, для кого долг перед отечеством, рабочая гордость, вера и любовь к помазаннику Божьему не пустые слова, а смысл жизни. Так что…

Так что на вас, господа, легла ответственнейшая задача – отобрать для этой встречи – только представьте себе, беседы с самим государем императором! – самых надежных, самых лояльных, самых преданных трону рабочих.

И прошу вас не тянуть. Времени нет. Завтра у меня на столе должны лежать списки рекомендованных вами лиц с исчерпывающей характеристикой на каждого. А уж мои люди после тщательной проверки представят мне на утверждение окончательный состав депутации.

Через несколько дней депутация рабочих в составе тридцати четырех человек была направлена в Зимний дворец, откуда, в сопровождении полицейских, без каких-либо объяснений, их экстренным поездом отправили в Царское.

И только здесь, уже в Александровском дворце, Трепов наконец объяснил, что им предстоит встреча с самим государем императором.

Молча, в томительном ожидании переминаясь с ноги на ногу, довольно долго стояли рабочие посреди бесстыдной роскоши, блистающей золотом отделки и сверкающей хрусталем пудовых люстр залы.

Наконец в сопровождении свиты появился император.

Следом за ним, вздернув подбородок, торжественно вышагивали министр финансов Коковцев, министр двора Фридерикс и несколько генералов в богатых парадных мундирах.

То ли из опасения, то ли из брезгливости царь остановился на довольно почтительном расстоянии от рабочих. Коковцев сунул в его руку бумажку с текстом, и Ники, почти не отрывая от нее глаз и спотыкаясь чуть ли не на каждой фразе, начал зачитывать ее вслух:

«Я вызвал вас для того, чтобы вы могли лично от меня услышать слово мое и непосредственно передать его вашим товарищам.

Прискорбные события с печальными, но неизбежными последствиями смуты произошли оттого, что вы дали себя вовлечь в заблуждение и обман изменниками и врагами нашей родины.

Приглашая вас идти подавать мне прошение о нуждах ваших, они поднимали вас на бунт против меня и моего правительства, насильственно отрывая вас от честного труда в такое время, когда все истинно русские люди должны дружно и не покладая рук работать на одоление нашего упорного внешнего врага.

Стачки и мятежные сборища только возбуждают безработную толпу к таким беспорядкам, которые всегда заставляли и будут заставлять власти прибегать к военной силе, а это неизбежно вызывает и неповинные жертвы.

Знаю, что нелегка жизнь рабочего. Многое надо улучшить и упорядочить, но имейте терпение. Вы сами по совести понимаете, что следует быть справедливым и к вашим хозяевам и считаться с условиями нашей промышленности. Но мятежною толпою заявлять мне о своих нуждах – преступно.

В попечениях моих о рабочих людях озабочусь, чтобы все возможное к улучшению быта их было сделано и чтобы обеспечить им впредь законные пути для выяснения назревших их нужд. Я верю в честные чувства рабочих людей и в непоколебимую преданность их мне, а потому прощаю им вину их.

Теперь возвращайтесь к мирному труду вашему, благословясь, принимайтесь за дело вместе с вашими товарищами, и да будет Бог вам в помощь».

На этом текст закончился.

Ники помолчал, вертя в руках уже не нужную бумажку, и вдруг продолжил, глядя куда-то поверх голов стоявших перед ним рабочих, судя по всему, совершенно неожиданно для сопровождавшей его свиты.

– …Вот вы, я слышал, требуете восьмичасового рабочего дня, но что вы будете делать со свободным временем, если станете работать так мало?

Я, царь, и то тружусь по девять часов в день. А ведь моя работа гораздо напряженнее вашей, ибо вы работаете только для себя, а я – для вас всех. К тому же, если у вас будет много свободного времени, то, чего доброго, полезете заниматься политикой. Но, скажу прямо, я этого не потерплю!

Вашей единственной целью должна быть ваша работа. И не вздумайте мне возражать! – с внезапным раздражением заключил он и даже при этом притопнул ногой в начищенном до зеркального блеска сапоге.

– Вот и все, что я хотел вам сегодня сказать. А теперь идите, я распорядился, чтобы вас накормили. И даже… – он заговорщицки щелкнул пальцами по своей шее, – …слегка напоили. Ведь, как я понимаю, вам сегодня уже на работу не идти… Я бы и сам к вам с удовольствием присоединился. да не могу. Дела!..

В сопровождении двух офицеров рабочих препроводили в церковную трапезную и накормили сытным обедом.

«В меню были жирные щи и разварная рыба, куры, а также водка и пиво в количестве двадцати бутылок. А под конец еще и чай со сливками».

За обедом все подавленно молчали. Только кто-то самый отчаянный, неумело подняв налитый до краев хрустальный фужер водки, не выдержал, брякнул:

– За царя-батюшку! Сперва расстреливает, а опосля прощает. Вот здорово!

Но на него тут же зацыкали.

– Да помолчи ты, терпежу у тебя нет, что ли? Кругом уши!..

Позорная сдача Порт-Артура решающим образом изменила военную ситуацию в пользу Японии. Теперь ей гораздо большие силы можно было сосредоточить в Маньчжурии, ведь уже не нужно было воевать на два фронта. Воодушевленные победами на море и взятием Порт-Артура, отдохнувшие и переформировавшиеся войска Страны Восходящего Солнца теперь сражались с удвоенной энергией.

Потеряв в боях под Ляояном более двадцати тысяч солдат, русские вынуждены были отступить. Но это было еще не все. Стратегический просчет генерала Куропаткина привел к тому, что и здесь, на новых позициях, у реки Шахэ, его армия потеряла еще более семидесяти тысяч человек.

И далее поражение следовало за поражением.

С февраля по март 1905 года произошло самое крупное сражение Русско-японской войны – Мукденское. Русские войска, окруженные японской армией, попали в «мешок», потеряв почти шестьдесят тысяч убитыми и ранеными. Тридцать пять тысяч русских солдат оказались в японском плену.

Сводки с фронтов были одна хуже другой. Однако Ники ни в коем случае не хотел идти на переговоры с японцами о мире. Он все еще надеялся на то, что противник вот-вот выдохнется, и тогда… Но противник почему-то никак не выдыхался, а наносил один сокрушительный удар за другим.

– Мы должны во что бы то ни стало переломить ситуацию! – метал громы и молнии Ники на очередном военном совете.

– В сложившейся на данный момент ситуации это очень трудно, практически невозможно сделать, – робко возражал великий князь Николай Николаевич. – Мы воюем на пределе наших возможностей. Слишком уж удален от Центральной России театр военных действий, чересчур дорого обходится нам эта война, намного дороже, чем японцам. Я полагаю, что для обеспечения превосходства нам необходимо максимально затянуть боевые действия, измотать противника. Я уверен, Япония не продержится долго. И материальные, и военные, и людские ресурсы у нее уже на исходе. Но и нам для затяжной войны потребуются огромные средства – как минимум миллиард рублей.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».