Капитан второго ранга Тим Граув стал симбиотом Ирта с планеты Орфорт. Вот только человек под плантиморфа измениться не может, лишь станет зависим от его спор, как от наркотиков. И Ирт не в состоянии стать человеком, он будет биться об своего человеческого партнера, как об стену. Хотя кто их разберет…

Эта фраза обезумевшего от боли капитана, что о свойствах плантино-морфов узнали не без его участия… и о симбиотической связи с человеком. Действительно, Ларскому не попадались вереницы людей-симбиотов с Орфорта. Никита хмыкнул, думая о столь странной зависимости. Хотя молодого капитана ему было все же жалко, и, почесав кончик носа, он вернулся к досье.

Граув блестяще окончил Военно-воздушное училище. Амбициозный, увлеченный и талантливый, он за два года летной практики наработал впечатляющую проектную историю и приобрел навыки аса в полетах на истребителях. Военно-космическую академию он миновал на сверхскорости и в двадцать семь лет уже командовал первоклассным крейсером исследовательской флотилии. Потом одиночный, наперекор прямым приказам прыжок в космос, бесследно исчезнувший корабль и поиски, поиски…

Капсулу со спасшимся командиром крейсера нашли спустя почти год. Остальная команда погибла.

Естественно, Тим Граув был полностью разжалован, лишен прав профессионального развития в качестве флотского офицера. Прошел реабилитационный курс. И вот тут начинались проблемы для следователя Никиты Ларского.

Дело в том, что по земным законам служба психологической реабилитации имела право, защищая интересы человека, полностью засекретить данные о лечении. Если по заключению специального военного эксперта по внутренним и межпланетным делам, прикрепленного к медицинскому ведомству, информация о травме пациента никак не могла влиять на безопасность Земли, ее невозможно было получить даже высшим офицерам контрразведки.

Вертись как хочешь.

Поэтому информация об особенностях связи человека и симбиота была, а вот ее источник оказался закрыт даже от Ларского. До сегодняшнего дня. А Граув вместо рассказа о своем пребывании на Орфорте предпочел наглядное доказательство, как бы ужасно он ни выглядело. Значит, в гостях у Флаа было еще хуже.

Интересно, почему ему все же позволили вернуться к полетам? Пусть на примитивном корыте службы снабжения и в самом тихом, самом медвежьем углу Дальних Пределов. В нижнем из допустимых для командования кораблем ранге. Но все же позволили.

И теперь Тим Граув, честно исполнив роль свидетеля защиты, приведя неопровержимое доказательство невиновности изоморфа, надеется уползти на свою далекую станцию. Если пройдет предполетную проверку, что сомнительно.

Провыть ломку и забыть обо всем.

Но только кто и почему убил инсектоида – представителя союзнической расы, которая была самой сокрушительной ударной силой альянса сил Федерации в военных конфликтах?

Авиетка летела над городом. С невыносимой резкостью под прозрачным куполом мелькали картины Манилы. Слишком четкие, слишком детальные. Время от времени Тим переводил взгляд на стойку управления, которой был совершенно не нужен, и закрывал глаза. Голова почти лопалась от количества лезущих прямиком в измученный мозг прожилок матовых стен каюты, прозрачных пылинок в воздухе, выпирающих отовсюду внутренностей авиетки.

Этот хаос мог превратиться во что-то целое только невозможным, мучительным напряжением воли. Но сил на это не было, мир распадался на бессвязные фрагменты. И Тим почти сходил с ума. Нужно просто закрыть глаза и переждать. Эта волна безумного послевкусия Ирта в его крови должна схлынуть еще до того, как он доберется до корабля. Там будет другое. Там он остро ощутит, как бессмысленно теперь его существование без Хозяина.

Древний, а возможно античный прозаик что-то говорил о жестоких способах выдавливания из себя раба. Надо бы найти и почитать. Но вряд ли это поможет.

Не с Иртом.

Мне нужно было остаться в его клетке. Улететь вместе с ним на Орфорт.

И жизнь бы стала простой и понятной.

Когда около двух лет назад на курсе реабилитации Тим пытался объяснить психологу периодически охватывающее его чувство – желание служить Ирту Флаа, быть поглощенным полностью, переработанным, растерзанным, – его не понимали. И непонимание психолога, молодой очень внимательной женщины с чуть раскосыми черными глазами, было окрашено тревогой, почти страхом за него. Она пыталась разобраться, приводила неловкие сравнения его зависимсти с желанием служить на флоте, отдать жизнь за человечество, если понадобится. Погибнуть за Землю.

Но это было другое.

В его глупых мечтах о подвигах и далеких полетах была такая уверенность в себе, в том, что он может сделать что-то важное для всех – землян, марсиан, гуманоидных рас. А на Орфорте он ощутил, насколько жалок, ничтожен и совершенно бесполезен. Только когда Хозяин проникал в него, приходила острая жажда полной зависимости и подчинения как единственного смысла существования.

А еще изматывающее желание ярких вспышек боли и калейдоскопа цвета и форм. Все это он получал от Ирта. И это возвращало ему жизнь. Было жизнью.

После того как Тим попытался объяснить своему психологу, что жизнь – это когда много боли, женщина с встревоженным темным взглядом исчезла, и вместо нее появился совсем другой знаток психологии. Со знаками воинских различий, медленными движениями и постоянно полуприкрытыми глазами. Словно от желания спать. Новый психолог разваливался на диване напротив и лениво произносил: «Так… расскажите мне, что интересного вы знаете о боли, молодой человек?»

Вскоре, как ни странно, Тиму стало лучше, или просто кровь немного очистилась от Иртоцветения. Никто толком не знал.

Но свинья найдет грязь, а Чага – Хозяина. И никакие процедуры, психологи, Дальние Пределы и доводы разума не помеха.

Граув словно издалека услышал собственное горловое бульканье.

Как же я выгляжу, если так смеюсь?

Возвращение из прокуратуры капитана Граува после изощренных пыток в белоснежных застенках законности и коньяка.

Зря я не залил в желудок стакан-другой, когда предлагали. Набрался бы смелости выложить все язвительному генералу про свои подвиги на Орфорте, а не проперся бы к Ирту, как побитая собачонка.

Лизать его блестящие туфли.

Не открывая глаз, Тим снова рассмеялся. Звук больше напоминал отчаянные попытки вдохнуть воздух пробитыми легкими.

Я просто трусливая псина. Сэм беспокоился обо мне, а я все просрал.

Тим стиснул интерком на запястье, чувствуя, как поверх боли, рвущей его изнутри, распространяется жар стыда. Он был слишком взвинчен и не отключил Сэма от связи, от получения данных о нем.

Кэмбелл меня убьет!

Лучше бы он убил меня!

Авиетка развернулась и чуть накренилась, заходя на посадку. Тим разлепил веки.

Мир вокруг: изгибы шероховатых светло-серых поверхностей, дробящиеся в мелких насекомых голограммы – все навязчиво лезло в мозг. По легкому хлопку Тим понял, что сработали челночные фиксаторы и с трудом поднялся из кресла. Оно невесомо развернулось, пропуская капитана.

На спине было мокро. От выступившей крови или пота? Надо было позволить себя вычистить, не переться сюда в таком виде. Прямиком в руки негодующего Сэма.

Попытавшись сделать шаг к боковому створу, Тим споткнулся и упал.

Я не встану. Почему нет Ирта? Я не смогу обойтись без него.

Паника капитана для системы управления стала приказом. Невидимые ячейки корпуса челнока под телом Тима перестроились, раздвинулись, и оно соскользнуло в образовавшийся сток прямо под брюхом авиетки.

Правильно, не можешь выйти, я тебя выплюну. После того что я устроил, даже машина со мной не церемонится.

– Граув! Ты… ты!

Сэм всплыл рядом почти сразу, видимо, уже ждал его появления в парковочном шлюзе. Кэмбелл открывал и закрывал рот и от возмущения не мог подобрать слов. Все в докторе пыхтело, раздувалось, а в синих глазах горел праведный гнев.