Тим на этот вопрос отвечать не собирался, но эта игра в двусмысленности и колкие провокации начинала его злить.

– Хотите знать, как происходит, можете съездить туда в отпуск. Неофициально. Они всегда рады, как вы знаете, поближе познакомиться с новым генетическим материалом. А решат жрать, про вас не забудут, дадут возможность поучаствовать. Так сказать.

Странный следователь расхохотался и поддернул сползший с плеча китель.

– Вы ядовиты, капитан. И ваш друг с Орфорта – тоже. Все было закончено, и я уже готов был передать Ирта разгневанным тараканам, как он словно вышел из спячки и назвал ваше имя. Вообразить не могу, что вы можете сказать в его защиту. Вы же не читаете мысли друг друга сквозь черные дыры галактик?

– Нет, – сухо бросил Тим, чувствуя, как в ожидании расспросов завязывается под сердцем тугой узел отвращения к самому себе.

Генерал-майор поддался вперед с самым что ни на есть доброжелательным выражением лица.

– Ну что, Тим, будешь отвечать на нудную череду вопросов, или я запущу в тебя проводочки и ты расслабишься ненадолго?

А потом он бросит кому-нибудь через стол картонку с записью жалкой жизни Чаги на Орфорте, скачанной прямиком из моей головы.

– Я могу его увидеть?

– Кого? – изумился Ларский.

– Ирта Флаа.

Серые глаза уставились на Тима с недоверием.

– Зачем тебе это?

– Хочу посмотреть на него и… подумать.

– Подумать? – генерал-майор прищурился на мгновение, потом пожал плечами. – Почему бы и нет. Иди, подумай, капитан. Поводырь доведет.

Граув уже подошел к дверям, над которыми висело огромное полотно с изображением какой-то обнаженной девки, раскинувшейся на ложе, как хозяин кабинета окликнул его:

– Эй, не забудь включить силовое поле. Я, конечно, не думаю, что Ирт захочет подпортить своего защитника, но все же…

Не думаешь? А о чем ты думаешь, генерал-майор? Что я иду туда обсудить линию защиты? О чем нам говорить и о чем молчать? Считаешь, я сраный адвокат?

Миновав длинный коридор под высоким мраморным сводом, Тимоти вышел за широкие и с трудом открывающиеся дубовые двери на округлое крыльцо, к которому было припарковано множество автономных лифтовых энергосекций, оформленных на любой вкус.

Некоторые из них представляли собой только тонкие, отливающие металлическим блеском квадраты, не снабженные никаким ограждением. Хотя все мобильные подъемники защищало невидимое силовое поле, перемещение на таком пустом и хлипком куске материала под ногами было не слишком приятным.

В какой-то другой жизни, когда Тим только заканчивал Военно-воздушное училище и считал себя не в пример круче не только выпускников Военно-космической академии, но и увешанных аксельбантами ленивых флотоводцев – адмиралов и контр-адмиралов вместе взятых, он проповедовал техносиловой стиль.

Прямые сияющие сталью поверхности, черные до слепоты обсидиановые вкрапления, стекло и арматура, изящно распирающая стены симуляционных классов. Он твердил Рею, что только этот стиль – по-настоящему, без соплей, достоин покорителей космоса.

Тим спал на вспененном полимерном листе, который удерживался в воздухе силовым полем, потреблял информацию только в голографическом формате и лифтовые секции использовал самые неуютные.

А сейчас… Капитан второго ранга Граув обхватил всей пятерней теплые на ощупь деревянные перила ближайшей к нему лифтовой секции, шагнул внутрь и не разжал пальцы, даже когда устройство стало легко и плавно подниматься вверх – туда, где его ждал Ирт.

В мыслях царил хаос, стучало в висках. Опять возвращалась паника, от которой его избавляли сначала психологи, а потом бесконечно пустые пространства космоса. Пальцы не хотели отпускать поручень, словно у него был шанс вцепиться намертво и не позволять событиям столкнуть его в бездну.

Верхний пирс сплошь затянула обезумевшая от солнца и влаги растительность. Кустарники, причудливой формы лопухи, буйно зеленые ветви деревьев, цветы, – все одуряюще пахло и торчало во все стороны.

Похоже, Планетарная прокуратура работала над имиджем самого сибаритского и купающегося в роскоши чиновничьего ведомства. И, возможно, все здесь были такие – с голыми бабами на стенах и небрежно накинутыми на плечи кителями. С мутно-серыми глазами и коньяком.

И почему я не пошел в судейские? Жил бы во флоотире на побережье и никогда бы не задумывался над тем, могу ли я обойтись без глаз и пальцев. Не шел бы теперь к Ирту, чтобы… чтобы…

Боже, Кэмбелл будет так расстроен… А я захочу, чтобы он возненавидел меня и бросил насовсем. Но он не умеет так.

Гравийная дорожка под ногами двигалась, ускоряя и так необратимые шаги. Шарообразный робот-поводырь, отправленный от кабинета следователя, летел справа и чуть впереди, но по нему невозможно было понять, как скоро Тим окажется в нужном месте и каким оно будет.

Почему эта штука не долетела прямо до камеры задержания, а нырнула в этот сад, заставляя Граува отдать мыслеприказ о парковке лифта и отправиться дальше пешком?

Уловив движение сбоку от себя, Тим схватил летящую под ветвями знакомую синюю картонку с золотым оттиском прокуратуры. Кто-то из сотрудников отправил ее по назначению, возможно, тот же Ларский. Но теперь у Граува не было доступа, и что бы он ни делал, синяя картонка останется для него просто картонкой. Пришлось ее выпустить, чтобы файлоноситель добрался до адресата.

Интерком на руке внезапно пискнул, и Тим понял, что, шагнув за шаром в сторону от дорожки, миновал впустившее его силовое поле. Робот-поводырь замер между выпирающими из земли древесными корнями. Путь окончен.

Влажная волна паники прошлась по вмиг переставшему подчиняться телу.

Зачем? Зачем? Мне нужно было просто все рассказать. ВСЕ!

Сердце гулко било в натянутый барабан груди. Три прошедших года сжались в памяти в почти незаметное, едва пульсирующее пятно.

Надо идти вперед.

Но ведь Хозяин сам решает, когда Чага нужен, сам знает, как его найти.

Шорох, быстрое движение на краю бокового зрения, и ОН вырос у плеча, еще не касаясь Тима. Захотелось опустить глаза и не дышать, хотя так не успокоить бьющую тело дрожь.

– Так-то ты меня встречаешь? – лениво и насмешливо пропел знакомый низкий голос.

Колени сразу ослабли, и Тим едва держался, чтобы не опуститься на них. Не мог заставить себя поднять глаза. Крошечная панель интеркома тревожно мигала красным, реагируя на зашкаливающий пульс капитана.

– Примитивное земное воспитание – сначала сбегать не прощаясь, потом не находить слов приветствия.

В одно короткое движение тень плантиморфа переместилась, и Тим увидел вытянутые туфли змеиной кожи, отливающие бордовым.

– Я… – протянул он, но слова не находились, а может, и не продавливались сквозь стянутое спазмом горло. В ушах стоял шум.

– Посмотри на меня, Чага.

Он нерешительно пополз вверх взглядом. Совершенно гладкие, шелковистой ткани брюки, падающие заломом на ботинки, сияющая золотом и причудливо изогнутая пряжка ремня. А выше – рубаха в тон ботинкам, со странными широкими манжетами и крошечными пуговицами, формой и цветом напоминающие почерневшие от крови ушные раковины.

От дикого вычурного наряда затошнило, словно он таил намек и угрозу.

Иногда Тим ненавидел царившие на Земле гуманизм, законность и защиту всяческих, в том числе инопланетных прав.

Последним мучительным рывком он посмотрел Ирту в глаза – единственное, что выдавало нечеловеческую суть изоморфа. Без цвета. Белесая бездна с красной каемкой вокруг круга радужки. В странной белизне отражалось совсем немногое: голод, ярость, сытость и любопытство.

– Сообрази хоть «здравствуй», наконец, – нетерпеливо протянул план-тиморф и повел широкими плечами. В его движениях была плавность и сила хищника.

– Здравствуй… те. Вы великолепно выглядите, Хо…

Тим из последних сил оборвал позорное слово. Ирт нахмурился и вцепился в него взглядом.