Литмир - Электронная Библиотека
A
A

На место Алексеева был назначен Брусилов{61}, который после переворота вдруг, словно по мановению волшебной палочки, из верноподданного генерала и к тому же генерал-адъютанта, обласканного царем, превратился в ярого приверженца революции. Он потрясал красным знаменем и убеждал всех и вся, что в душе всегда был революционером. Деникин – этот прямой, открытый человек, рыцарь без страха и упрека, не мог оставаться с Брусиловым и тоже покинул Ставку, заняв место ушедшего генерала Гурко.

Последний же был отчислен от должности главнокомандующего армиями Западного фронта вследствие своего заявления о том, что при существующем порядке слагает с себя ответственность в командовании армиями. Керенский усмотрел в этом преступление по службе, даже пытался было предать генерала Гурко военному суду, и, во всяком случае, сместить на низшую должность. Такие строгости применялись к начальствующим лицам и к офицерам вообще, а солдат гладили по головке. Отняли власть, подорвали дисциплину и в то же время не освобождали от ответственности, которая только и зиждилась на этих устоях.

С уходом Алексеева и Деникина в Ставке все изменилось. Уже на первых же шагах своего прибытия в Ставку Брусилов подчеркнул свою приверженность к новым порядкам, созданным революцией. Вот, например, сцена, которую я видел собственными глазами.

Выйдя из вагона по своему прибытию на станцию Могилев, Брусилов, как полагается, принял рапорт от начальника штаба (Деникина), затем подошел к правому флангу почетного караула, поздоровался с музыкантами, откозырнул начальствующим лицам, стоявшим на правом фланге караула, поздоровался с караулом, прошел вдоль его фронта и затем на левом фланге его принял назначенных ординарцев: офицера, унтер-офицера и рядового. Принимая от них рапорты, Брусилов подавал каждому из них руку. Офицеру легко было ответить на рукопожатие, что же касается солдат, у которых обе руки были заняты винтовкой, взятой «на караул», то они пришли в некоторое замешательство, не зная, какую руку освободить, чтобы не выронить винтовки. Нечего и говорить, насколько непривычное зрелище рукопожатия в строю произвело на присутствовавших офицеров тяжелое впечатление.

На следующий день после своего прибытия Брусилов созвал всех офицеров штаба Верховного главнокомандующего и сказал речь, общий смысл которой был тот, что каждый народ с течением времени вырастает из той формы правления, которая годилась ему раньше, и, вырастая, старается сбросить старую одежду и заменить ее новой. Если это ему удается, значит он созрел для этого; если нет, значит, не дорос. Революционное движение 1905–1906 годов показало, что русский народ еще не созрел для политической свободы, успех же нынешней революции, напротив, доказал, что время для новой формы государственного устройства пришло. С этим фактом надобно считаться, ибо в нем выражается воля всего народа. Идти наперекор этому – значит изменять народному делу, и лично он, генерал Брусилов, заявляет, что ни при каких обстоятельствах не отделит себя от русского народа и всегда будет с ним.

Сказано это было отчасти для того, чтобы предупредить о новом курсе личный состав Ставки, который считался вообще монархически настроенным и поэтому контрреволюционным.

На первых же порах смены высшего начальства я почувствовал, что не ко двору пришелся и что самое лучшее, что я могу сделать, так это уйти добровольно, пока меня еще не убрали помимо моего желания. Сам по себе незначительный случай послужил окончательным поводом к моему решению. Привожу этот случай потому, что он был одним из тех эпизодов, которые характеризовали образ действий нового Верховного главнокомандующего, немало способствовавший, по моему мнению, расцвету большевизма в армии.

В Могилеве, как и в других городах, образовался местный Совет крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. В председатели этого совета буквально сам себя навязал некий прапорщик Гольман{62}, молодой человек, несомненно еврейского происхождения, не имевший никакого отношения не только к крестьянам, но вообще к господину Могилеву{63}. Субъект этот вел самую определенную большевистскую пропаганду, с тем только вариантом, что проповедовал не сепаратный мир, о котором в то время с трибуны не всегда было безопасно говорить, так как слушатели могли поколотить, а сепаратную войну против империализма и капитала со всяким, кто не разделяет идей пролетариата, то есть ясно указывая на необходимость разрыва с союзниками. Местные власти в лице губернского комиссара и прокурора Судебной палаты обратили внимание на его деятельность, конечно, главным образом из опасения аграрных беспорядков в губернии, и так как он был военный, то просили штаб Ставки обуздать его.

Это дело попало в мои руки, и я приказал навести справки, что это за личность. Оказалось, что прапорщик Гольман по окончании школы прапорщиков был направлен в какую-то войсковую часть на фронт, но туда не поехал, а, воспользовавшись тем хаосом, который наступил тотчас после переворота, самовольно, как тогда говорилось, «кооптировал» себя для укрепления революции, – явился в Могилев и занялся политикой. Никаких полномочий от Совета рабочих и солдатских депутатов у него не было, так как на троекратный запрос по этому предмету мы от сего почтенного учреждения никакого ответа не получили. Короче говоря, Гольман был обыкновенным дезертиром.

Узнав об этом, я сделал распоряжение арестовать его, но в тот же день мне было доложено, что Верховный главнокомандующий пригласил Гольмана на чашку чая.

Я сначала даже не поверил этому, но затем из уст самого начальника штаба главнокомандующего, генерала Лукомского{64}, узнал, что это так, что генерал Брусилов, ознакомившись с деятельностью прапорщика Гольмана, вовсе не находит ее вредной, а, напротив, даже признает полезною.

– Со своей стороны, – добавил генерал Лукомский, – я, конечно, не согласен с ним (то есть Брусиловым), но знаете, в настоящее время для общей пользы дела необходимы некоторые компромиссы.

Я ему ответил на это, что вполне согласен с ним и готов был бы пойти на какие угодно компромиссы, даже позорные лично для меня, если бы знал наверное, что этим действительно принесу пользу. Если бы кто-нибудь мог указать мне ту границу, до которой я могу идти по пути компромиссов и уступок, принося пользу, ту границу, перейдя которую я не только перестаю приносить пользу, а, напротив, становлюсь в ряды тех, кто разрушает нашу армию, а с нею губит и Россию, тогда другое дело, я смело и спокойно шел бы до этого предела. К сожалению, никто не может указать этой границы, и полное неведение ее заставляет быть особенно осторожным в своих действиях и поступать лишь так, как подсказывает здравый рассудок и совесть, а не умозрительные видения далекого будущего.

Как бы то ни было, но пришлось подчиниться и оставить Гольмана на свободе, а самому поскорее убираться из Ставки. Впоследствии я узнал, что Гольман был все-таки арестован по приказанию Верховного главнокомандующего генерала Корнилова, сменившего Брусилова.

Удалось мне уйти из Ставки благодаря Деникину, который предложил мне должность главного начальника Минского военного округа на театре войны{65}, то есть того округа, где я был начальником штаба в начале войны. Нечего и говорить, с какой радостью я возвращался вновь под начальство этого человека, превосходные качества которого успел оценить за короткое время совместной службы в Ставке.

В ожидании прибытия в Ставку моего преемника{66} я оставался в Могилеве до 20-х чисел июня. За это время в Ставку дважды приезжал военный министр Керенский. Ему устраивались парадные встречи на вокзале. Говорились речи. Это было в то время, когда Керенский объезжал войска, старался своими речами вдохнуть в них воинский пыл, необходимый для задуманного наступления; при этом неизменным приемом его было обращение к солдатам, что «теперь вы, дескать, можете смело и спокойно идти в бой, это не то, что было при царском режиме, теперь вас не предадут, теперь вас уберегут от напрасных потерь, за вашим начальством следит и о вас заботится недремлющее око революционного правительства, и т. п.».

вернуться

61

Брусилов Алексей Алексеевич (19.08.1853–17.03.1926, Москва), с 1912 г. генерал от кавалерии, с 1915 г. генерал-адъютант. В 1872 г. окончил Пажеский корпус. С 1883 по 1906 г. служил в постоянном составе офицерской кавалерийской школы, дослужившись к 1902 г. до должности ее начальника. 19 апреля 1906 г. при протекции великого князя Николая Николаевича получил 2-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию, а 5 января 1909 г. – 14-й армейский корпус. С 15 мая 1912 г. служил помощником командующего войсками Варшавского военного округа, а с 15 августа 1913 г. – командиром 12-го армейского корпуса. При проведении мобилизации 19 июля 1914 г. назначен командующим Проскуровской группой, которая 28 июля преобразована в 8-ю армию Юго-Западного фронта. Вскоре стал известным генералом и был награжден орденом Св. Георгия 4-й и 3-й степеней 23 августа и 18 сентября 1914 г. соответственно, Георгиевским оружием 27 октября 1915 г. и украшенным бриллиантами Георгиевским оружием 20 июля 1916 г. С 17 марта 1916 г. главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта, на этом посту прославился наступлением летом 1916 г., во время февральских событий 1917 г. принял активное участие в давлении на императора Николая II с целью побудить его к отречению. После увольнения генерала М. В. Алексеева 21 мая 1917 г. был назначен Верховным главнокомандующим, а после неподготовленного и неудачного для русской армии июньского наступления 19 июля заменен генералом Л. Г. Корниловым. В 1919 г. вступил в Красную армию.

вернуться

62

Гольман Михаил Борисович (11.1894–01.03.1938), в 1914-1916 гг. учился в Харьковском университете, где был связан с группой максималистов. В 1916 г. мобилизован, окончил 1-ю студенческую школу прапорщиков в Одессе, направлен для прохождения в январе 1917 г. в Екатеринбург, но вскоре арестован за антиправительственную агитацию. Был переведен в Осташковский дисциплинарный батальон, освобожден революцией и в марте прим кнул к эсерам-максималистам. Работал в иногороднем отделе и солдатской секции Петросовета, 5 мая делегирован в Могилев, где избран председателем губернского совета. Во время выступления Корнилова 19 июля 1917 г. арестован и взят под арест до 27 октября. В январе 1918 г. был избран председателем Могилевского губисполкома, несколько позже вступил в Компартию. Был председателем Ревтрибунала, членом губкома, в 1918–1919 гг. – ректором Пролетарского университета и даже направлялся за границу по линии восточного отдела Коминтерна. С 1929 г. постоянно находился под наблюдением органов госбезопасности: не раз отбывал срок в Воркутинском лагере. В 1938 г. обвинен в организации голодовки заключенных-троцкистов и подготовке контрреволюционных выступлений в лагере, приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян.

вернуться

63

Гольман действительно не имел отношения к Могилеву: он родился в г. Колебяки Полтавской губернии, где и жил до 1914 г. В графе «национальность» Гольман в своих автобиографиях указывал, что он русский, что, скорее всего, означает, что он происходил из семьи крещеных евреев-мещан.

вернуться

64

Лукомский Александр Сергеевич (10.07.1868–25.02.1939, Париж), с 1914 г. генерал-лейтенант. Окончил Николаевское инженерное училища в 1888 г. и Николаевскую академию Генштаба в 1897 г. После службы в различных штабах 30 января 1909 г. возглавил Мобилизационный отдел Главного штаба. С 29 января 1913 г. помощник начальника, с 14 июля 1914 г. начальник канцелярии Военного министерства, одновременно с 8 августа 1915 г. помощник военного министра «на время войны». 2 апреля 1916 г. переведен в армию начальником 32-й пехотной дивизии. Затем, после кратковременного пребывания на должности начальника штаба 10-й армии с 14 по 21 октября 1916 г., 21 октября занял должность генерал-квартирмейстера штаба Верховного главнокомандующего. После Февральской революции 2 апреля 1917 г. был назначен командиром 1-го армейского корпуса, а 2 июня по выбору А. А. Брусилова – начальником штаба Верховного главнокомандующего. Во время выступления Л. Г. Корнилова 29 августа был отчислен от должности «с преданием суду за мятеж», арестован и отправлен в Быхов, откуда бежал на Дон. С 27 декабря 1917 г. по 9 февраля 1918 г. начальник штаба Добровольческой армии. С 25 сентября 1918 г. помощник главнокомандующего и начальник Военного и Морского управлений, с 27 октября 1919 г. председатель Особого совещания при главнокомандующем ВСЮР, с 30 декабря 1919 г. глава правительства при главнокомандующем ВСЮР. После отставки Деникина также 8 февраля 1920 г. уволен от службы и выехал за границу.

вернуться

65

На пост главного начальника Минского военного округа Минут был назначен 14 июня 1917 г. Эта должность уже довольно давно оставалась вакантной: прежний главный начальник барон Е. А. Рауш фон Траубенберг был отстранен от должности еще во время февральских событий, а официально уволен 31 марта 1917 г.

вернуться

66

На посту дежурного генерала Ставки Верховного главнокомандующего Минута сменил генерал-майор Г. И. Кортацци.

12
{"b":"608890","o":1}