31 декабря Цесаревич прибыл на Цейлон (Шри-Ланку), где встретился с возвращавшимися из далёких краёв на яхте «Тамара» Великими Князьями Александром и Сергеем Михайловичами. Они прибыли на остров специально поохотиться на слонов. Наследник, заядлый охотник, на этот раз от неё отказался, заявив, что он никогда не хотел бы убить «такое полезное животное», как слон{243}. В Национальном Ботаническом саду Коломбо Цесаревич посадил железное дерево, которое существует до сих пор, и посещается туристами. Между тем у Великого Князя Георгия Александровича стали проявляться первые признаки туберкулёза. 23 января 1891 г. он был вынужден перейти на крейсер «Адмирал Корнилов», который отвёз его на родину.
В феврале 1891 г. отряд кораблей, возглавляемый «Памятью Азова», приближался к берегам Сиама (Таиланда). Англичане крайне противились появлению русского Престолонаследника в этом королевстве, которое входило в небольшое число неколонизированных государств этого региона. На Сиам были направлены алчные взоры как Лондона, так и Парижа. На подходе к Бангкоку руководитель экспедиции князь В. А. Барятинский получил сообщение от русского консула в Сингапуре А. М. Выводцева, что англичане распространяют слухи, что в Сиаме свирепствует холера и следовать туда ни в коем случае нельзя. Поэтому для сиамского короля Чулалонгкорна (Рамы V) посещение его государства Наследным принцем величайшей державы имело важное политическое значение. В связи с этим король 6/18 февраля 1891 г. направил Цесаревичу Николаю личное письмо, в котором говорилось: «Ваше Императорское Высочество! По прибытии Вашего Императорского Высочества в Сингапур Вы будете встречены моим возлюбленным братом Кром-Мун-Дамронг-Раджануфаб, посланным мной на моем военном судне “Монгкут-Раджкумар” для приветствования Вашего Императорского Высочества от моего имени, ввиду Вашего приближения к моей стране. Брат мой явится выразителем чувств, питаемых мной и моим домом по отношению к Августейшему Русскому Императорскому Дому, благородный отпрыск коего впервые в сиамской истории посещает эти побережья»{244}.
Цесаревич в ответном любезном письме согласился посетить Бангкок и 17/29 февраля принял брата короля в Сингапуре: «Он очень обрадованный и приятный собеседник, отлично говорит по-английски; видно из его рассказов, что меня ожидают в Сиаме»{245}.
8/20 марта «Память Азова» бросил якорь в порту Бангкока. Программа пребывания русского Престолонаследника в столице Сиама была рассчитана на 5 дней. Князь Ухтомский вспоминал: «Полдень близко. Воздух кажется раскаленным. Наследник Цесаревич в парадной лейб-гусарской форме выходит из фантастической “пироги” с 46 театрально наряженными гребцами на берег под небольшую арку, у которой Его Императорское Высочество встречает король Чулалонгкорн… Сорокалетний, среднего роста, стройный красавец-король… радостно приветствует Желанного Гостя и знакомит Августейших путешественников со своей многочисленной семьей»{246}. Помимо официального протокола между королём и Наследником возникли чувства глубокой симпатии. В инструкции русскому консулу в Нью-Йорке А. Е. Ораловскому, отправлявшемуся на своё новое место службы в Бангкок, сообщалось: «Могучий толчок пробудившемуся влечению Сиама в сторону России был дан состоявшимся посещением бангкокского двора Всемилостивейшим Государем нашим в качестве русского престолонаследника в 1891 г. во время предпринятого на Дальний Восток путешествия. Оказанный Его Императорскому Величеству королём Чулалонгкорном и всем населением страны торжественный приём, полный самого искреннего радушия и внимания, явился той данью признательного уважения, которую король, а с ним вместе и все его подданные в лице высокого своего гостя желали воздать русскому Царю и России»{247}.
Сиам произвёл на Николая Александровича самое хорошее впечатление. Жителей страны русский Престолонаследник называл не иначе как «добрые сиамцы», а сам Сиам – «отлично устроенной страной». «По-моему, – писал Цесаревич Александру III, – это самая интересная и своеобразная страна, которую мы до сих пор видели»{248}. Через 5 лет эти чувства глубокой симпатии побудили Императора Николая II сделать всё, чтобы Сиам сохранил свою независимость и не стал французской колонией.
Особенно знаменательным был визит Цесаревича Николая Александровича в Японию, которая, писал он Императрице Марии Феодоровне, ему «страшно нравится, это совершенно другая страна, непохожая на те, которые мы до сих пор видели»{249}.
Наследник престола прибыл в эту страну на флагмане «Память Азова», который вошел в бухту Нагасаки 15 апреля 1891 г. Николай Александрович пробыл там девять дней «инкогнито» (официальная церемония вступления его на японскую землю была запланирована позднее). «Японцы в Нагасаки почти все говорят по-русски, – писал в том же письме матери Цесаревич, – не только в магазинах, но и в лавках, и на базарах, недаром наши моряки считают себя дома во время стоянки в Нагасаки»{250}. Единственное, что не понравилось Цесаревичу в Японии, была местная кухня. «Еда японская, – сообщал он Марии Феодоровне, – хуже китайской. Мне это было очень досадно, так как во всём остальном Япония совершенно несравнима с грязным вонючим Китаем»{251}.
В Нагасаки Николай Александрович посетил русское военное кладбище в Инасе (пригород Нагасаки). «Я был на нашем кладбище, – писал он Императрице Марии Феодоровне. – Оно очень искусно содержится японским бонзой-священником»{252}.
По имеющемуся преданию, этот японский священнослужитель посоветовал русскому Царевичу посетить известного буддийского отшельника Теракуто, «взору которого открыты тайны мира и судьбы людей»{253}. Переодевшись в гражданскую одежду, Цесаревич, в сопровождении принца Греческого Георгия и советника японского императора маркиза Ито Хиробуми, пешком направился к Теракуто, жившему в одной из рощ вблизи Киото. «Уже издали, подходящие увидели распростертую фигуру затворника-буддиста. Наследник наклонился и бережно поднял его с земли». Теракуто «невидящими глазами» обратился к Цесаревичу, назвав его «Небесным избранником» и «великим искупителем». Затем монах предупредил Николая Александровича о «витающей над его головой опасности», но «смерть отступит и трость будет сильнее меча», а затем предрек ему «два венца»: земной и небесный. «Великие скорби и потрясения ждут Тебя и страну твою. Ты будешь бороться за ВСЕХ, а ВСЕ будут против Тебя. На краю бездны цветут красивые Цветы, но яд их тлетворен: дети рвутся к цветам и падают в бездну, если не слушают Отца. Блажен, кто кладет душу свою за други своя. Трижды блаженней, кто положит ее за врагов своих. Но нет блаженней жертвы Твоей за весь народ Твой. Настанет, что Ты жив, а народ мертв, но сбудется: народ спасен, а (Ты) свят и бессмертен. Оружие Твое против злобы – кротость, против обиды – прощение. И друзья, и враги преклонятся пред Тобою, враги же народа Твоего истребятся. Вижу огненные языки над главой Твоей и Семьей Твоей. Это – посвящение. Вижу бесчисленные священные огни в алтарях пред Вами. Это исполнение. Да принесется чистая жертва и совершится искупление. Станешь Ты осиянной преградой злу в мире»{254}.
